В порядке эксперимента решил опубликовать свой рассказ ) Не судите уж очень строго...
Он никак не мог ничего понять.
Ничего не совпадало. Возникало ощущение, что, пока он спал, произошла какая-то катастрофа, в результате которой он оказался отрезан от привычного мира, пойман в этом странном, непонятном и совершенно незнакомом месте.
Воробей растерянно летал по танкеру, время от времени нырял в хитросплетения трубопроводов, опутывавшими весь корабль серыми техноджунглями, ошалело выскакивал оттуда и на секунду опускался на палубу. Изредка он очень осторожно выпархивал за леера, закладывал короткий вираж над неприветливой серой рябью Балтики, и стремглав возвращался на танкер. Балтика нравилась ему еще даже меньше чем стальная громада танкера. Он привык видеть море только с родного скалистого шведского берега, поросшего невысоким сосенками, и никогда по-своему, по-воробьиному не понимал, зачем и кому вообще нужно такое огромное количество несъедобной воды. Корабли он воспринимал только как случайное продолжение берега, на гладкой нагретой солнцем поверхности которых так хорошо дремлется. Ему никогда не приходило в голову, что здоровенный кусок его мира вдруг оторвется от привычной реальности и двинется куда-то за пределы воробьиной ойкумены, не оставив ни малейшего шанса вернуть все на круги своя.
Когда танкер пришел в Клайпеду, и путешествие наконец подошло к концу, и воробьиный Синдбад стремглав бросился к берегу, пусть даже и находившемуся в нескольких сотнях километров от его родины, да и не слишком похожему на его родину, я, глядя на встречу этого метафорического пернатого Ноя с его личным Араратом, задумался — а в чем, в сущности, разница между этим случайным мигрантом и нами?
Все равно мы рано или поздно окончательно упорхнем в никуда, просто наше путешествие длится намного дольше...