Найти тему
Скамейка

Комната-келья, кино о бессмертии, ангелы на велосипедах

Оглавление

Как живут в Доме на Среднем

«Публикаций про нас былая целая туча», — первое, что я услышал, оказавшись в Доме на Среднем. Он же дом-коммуна, дом-община, «социальный эксперимент» или —придумайте что-то сами. Первая ласточка — репортаж канала РТР в начале 00-х, вскоре после того, как в 2000 году одна из квартир в Петербурге стала чем-то большим, чем просто квартира.

С тех пор необычное жилище, где идеи коммунаров сплелись с идеями хиппи не видело от журналистов покоя. О новом (или хорошо забытом старом?) варианте быта вещают все, от традиционных СМИ до модных онлайн-изданий. Пространство, которое встречает незапертой дверью, звоном колокола и цитатой из Хайяма: «Где есть двери — они запираются на ночь, только дверь у влюблённых — открыта она», — почти планета, целый мир посреди «мирового» космоса.

Познать мир за один раз или одно интервью не стоит и пытаться. Поэтому с одним из основателей и старожилов Дома,
Дмитрием Суриковым или Димкой, как он попросил себя называть, обсудили то, что по пути от прихожей до кухни и обратно нам приходило в голову. От бытовых вопросов до вечных, от того как с комфортом заночевать в одной комнате впятером до жизни после смерти. От вируса до заезжающего иногда попеть друга и музыканта Псоя Галактионовича Короленко.

Прихожая: шкаф-«Нарния» и любовь к стиральным машинкам

— Привет, я Димка.

— Прям так и можно — Димка?

— Можно. Уж точно лучше, чем Дмитрий. И давай «на ты».

-2

Димке 53. Он похож на байкера из кино или героя вестернов —впрочем, альпинист, скейтер и деревянных дел мастер (и это не всё) звучит совсем не хуже. Встречать меня он не вышел — это в Доме вообще не принято. Пришёл — заходи, открыто. Нырнуть в джунгли комнат и коридоров без проводника не рискнул: пришлось ударить в там-там, и Димка возник рядом прямо из воздуха. Эх, ладно, шучу: позвонил ему на сотовый.

— Ну поехали, че, — прозвучал самый невыпендрёжный зачин для экскурсии в моей жизни. — Вот тут у нас вход. Вот это проход в детскую. Был.

Димка открывает шкаф слева от входной двери. Вместо задней стенки виднеется дверца. Ну прям как тайный ход в старинном замке. Или «Нарнию» можно вспомнить.

— До революции здесь была нормальная господская квартира, — объясняет Димка, — это уже потом, в советское время, стала «коммуналка», которую мы 20 лет назад выкупили. Раньше тут за стенкой была комната прислуги. Теперь там детская, в неё отдельная дверь, дальше по коридору. Но если шкаф открыть, то вон он вход, зелёненький, заложенный-заставленный.

Справа от входной двери вешалки. Их, как и всю деревянную мебель в доме, то есть, в принципе почти всю мебель, включая «лежанки"-настилы, Димка сделал сам. Об этом он сообщил, звонко хлопнув ладонью по дереву, от чего я, не ожидав, вздрогнул.

— А вот стиральная машинка, — указывает Дима на бытовую технику посреди коридора — я чиню. Вернее, уже починил.
По словам Димки, он всегда делал то, что хотел. Захотел освоить горные лыжи — освоил. Захотел по дереву работать — взялся. Захотел научиться чинить стиральные машинки — и теперь это один из источников дохода.

— А почему именно стиральные машинки, Дим?

— Да не знаю. Это прикольно, мне нравится. Вот у нас есть стиральная машинка, я её периодически чинил, потому что с ней всё время что-нибудь происходило. Починил раз, починил два, какого-то опыта набрался. Подумал, давай-ка попробую этим зарабатывать. Мне вообще интересны разные механизмы. Велосипеды. Часы.

— А с деревом работать как начал?

— Да я всю дорогу искал, чем бы мне заниматься. Заниматься-то чем! Какой-то искал вариант деятельности, чтобы и по душе, и красиво, и ещё жрать с него чтоб можно было. Сначала двенадцать лет в общей сложности с братом висели на верёвках.

— В смысле, жили в подвешенном состоянии?

— В смысле, промальп. Промышленный альпинизм. Оно здорово, классно, деньги приносит. Но в какой-то момент рынок поменялся, и соотношение вбаханных сил и денег перестаёт устраивать. И вот, появились деревяшки.

«Деревяшки» — звучит скромно, а ведь на
паблик мастера «Вконтакте» подписано почти две тысячи человек. В эпоху «Икеи» совсем не мало.

Зал: пение на идиш и квартирники во время пандемии

— Все комнаты у нас в доме как-то называются, — продолжаем «прогулку», заходим в почти пустую комнату аккурат напротив входа. — Эта комната называется Зал, потому что она самая большая. Она предполагалась изначально под всякие тренинго-театрально-двигательные штуки. Но идея театра у нас не развилась — этим надо прям заниматься. Зато проходят чтения по пятницам, читаем с гостями прозу, в основном. Я в этом смысле классический товарищ — люблю О. Генри, Джека Лондона, Дину Рубину. Вот такие примерно колбасЫ, — необычно подытоживает Димка, который вообще любит насыщать речь затейливыми оборотами. — А ещё тут квартирники проходят разные.

Мероприятия — основная социальная «связка» между жителями Дома и внешним миром. Гостям в квартире, как уже можно догадаться, рады. Аккаунт «Дом Средний» «Вконтакте» «дружит» с сотнями людей — френдов у Дома больше, чем населения в Ватикане.

-5

— А от чего зависит, как часто бывают квартирники?

— Сейчас это зависит от безбашенности народа, потому что ковид и всё вот это вот. А так, вообще у нас есть регулярный квартирник, например,
Насти Кузи. По весне она у нас поёт, чудесная наша. Ещё нас три раза уже делал квартирник Паша. Псой Короленко, в смысле.

?!

Для меня прозвучало так, как если бы Димка сказал, что у них регулярно выступает Билли Айлиш.

Оказалось, ещё один жилец квартиры,
Олег Муромцев из группы Present Perfect, познакомился с Псоем в 2013 году в Москве и, узнав, что тот как раз собирается в Петербург, пригласил его в Дом на свой квартирник в честь дня рождения.

— Проходит инфа, что приедет некий Паша, — вспоминает Димка. — Ну, Паша и Паша. «Мало ли в Бразилии Педров», как говорится. Приехал, открывается дверь, заходит как есть, маленький, в футболище такой красного цвета размера 8XL. А мы про него слышали ещё с середины 90-х, знакомые ставили «Буратино был тупой» и весь этот мат-перемат, который обычно все в интернете выкладывают. Мы ещё тогда прикололись. Чувство языка у мужика раскачанное. Преподаёт везде, филолог, очень клёво стебётся. Только это про него и знаем. И тут он появляется, и никакой ассоциации не возникает, не вспомнил лицо, хотя я визуал, должен был вспомнить. Они посидели, отыграли концерт, все ушли, а Паша остался ночевать, вписываться, туда-сюда.

На следующий день Псой, обнаружив в квартире фортепиано, предлагает попеть. Тут наконец, произошла стыковка картинки и с много раз слышанным в записи голосом.

— И меня прошибает насквозь, до селезёнок: он поёт песню, от которой у меня всплывают такие глубинные корни, о которых я и думать-то забыл. Он поёт на идиш, эти безумные идишитские колыбельные, сногсшибательные совершенно песни, — здесь Димка сам ненадолго переходит на идиш, язык, на котором говорила его бабушка. — Я слушаю и понимаю, что у меня мурашки внутри шевелятся. С половины двенадцатого ночи и до половины пятого утра я рыдал, не переставая. Я столько не плакал, по-моему, никогда. И всё, с тех пор я стал главным рекламным агентом Псоя Короленко. Он бесподобен как культурное явление. 126 человек самое большое количество народу, которое было у нас на его квартирнике, битком. Люди стояли в три яруса.

За семь лет Псой Галактионович сделал в Доме на среднем три больших квартирника — с
группой «Добраночь», с Алёной Аренковой и с Инной Бондарь. И все бесплатно —только донаты в шляпу.

— Получается, не страшно устраивать концерты и другие приёмы во время «короны». А почему?

— В основных, наверное, потому что мы считаем, что чему быть, тому не миновать. Второе — это то, что по тем данным, которым мы склонны доверять, эта самая «корона» не опасней любого гриппа. Я ни в коем случае не хочу сказать, что «корона» — это типа насморк, прочихался и пошёл. Я знаю, что это не так, знаю, как бывает. Бывает, что неделю спинку поломало, а через неделю уже пошёл, а бывает, шлёп — и у тебя неделю температура 39 с хреном, через неделю 70% поражения лёгких, четыре дня на ИВЛ — и не просыпаешься. Но мы не склонны бояться. Не потому, что мы, офигеть, какие железобетонные или, офигеть, какие пофигисты. Мы считаем, что поводов бояться дофига в жизни. И если всем вот этим париться, можно сразу пойти вешаться на подтяжках. Если тебя парит, приходи к нам в маске или попроси нас, мы, так и быть, тоже поиграем в эти игрушки. А если совсем боишься — просто не приходи, да и всё.

Комната 19 и Келья: комфорт «средневековья» и неожиданные падения

Идём дальше. Останавливаемся у шкафа в коридоре — там разный спортивный инвентарь. Вообще, чувствуется, что физкультурная «движуха» здесь в почёте — под потолком висят лыжи, велосипед. На аватарке «Вконтакте» Димка в кимоно только что «уложил» кого-то на мат.

— Всехные ролики, — пояснение звучит под музыкальный звон, с которым открываются двери тоже, конечно, самодельного шкафа, — И моя доска.

— Ого, сколько коньков. Твой скейт?

— Ага. Катаюсь пампингом, никто сейчас так не катается. Это когда за счёт движения бёдер едешь вращательным движениям корпуса, а не от земли толкаешься.

Рядом со шкафом — комната под названием «19-я».

— Потому что в ней 19 квадратных метров площади. Следующая — келья. «Комната между залом и кельей" — говорить долго. Поэтому «19-я».

К стене приделан настил, который делит комнату пополам. Туда ведёт лестница, что наверху не видно. Как комната в комнате, отдельное жилое пространство. Здесь обитает дочь Димы, которую он называет Басичек. На наше появление она не реагирует, но и не препятствует. Прогулкой я не нарушаю жизнь в доме — бегают дети, на кухне жарится картошка. Всё идёт своим чередом. ­

Ступеньки крутые, идти надо осторожно. С меня валится тапок, спускаюсь, чтобы поднять. Когда мы поднялись, слышно как падает что-то маленькое.

— Ой, — говорит Димка, — я что-то уронил.

— Ты уронил небьющуюся солонку, — успокаивает Басичек.

— А! Хорошо.

— А сами жильцы с таких настилов поначалу не падали?

— Падали. И падают, — философски констатирует Димка. — Однажды Егорка, сын мой, шагнул не туда под Новый год — сломал обе ключицы. В 00.04 в новогоднюю ночь мы вошли в приёмный покой. Всё срослось хорошо — молодой, растущий организм.
Настил, не ограничиваясь спальней, тянется вдоль стены 19-й комнаты, вмещая полки с огромной библиотекой. Прогуливаюсь вдоль книг. Кажется, будто брожу по средневековому замку. Раньше так «погулять» мог только в кино или компьютерных играх.

— Пошли в Келью, — предлагает Димка.

В Келье нас встречает печь, которую можно топить, и она будет согревать зимними вечерами. Тут же картины
Галины «Гели» Писаревой, нарисованные большим пальцем руки. На одной из них на велосипеде едет ангел. Есть в Доме и другие ангелки, сделанные этой подругой Дома, художницей и скульптором. А вот и то самое «фоно», за которым гастролировал Псой.

— Келья — потому что, когда ремонтировали квартиру, в этой комнате ночевали мы с братом. Белые полностью стены, спартанские условия. А себя мы называли братья-бенедиктинцы.

— Почему именно бенедиктинцы?

— Да я не помню. Может, просто слово нравилось.

Поднимаемся смотреть настилы. Здесь их несколько, каждый на своём уровне. Не только красиво, но и рационально — в комнате с комфортом могут ночевать четверо человек, а если надо, и больше. При этом у «монахов» нет большого недостатка в личном пространстве.

— Когда понастроили настилы, все эти вторые-третьи этажи, стали приходить знакомые, знакомые знакомых, смотрели, говорили: «Круто, сделай нам тоже». Стал делать. Так постепенно и появилось дело, которое и душу радует, и карман.

— Дим, а для чего тут на столе часы песочные?

— Да просто. Просто часы.

Кухня: разговоры «за жизнь» и необыкновенный кинозал

Садимся отдохнуть за «стол переговоров», мне наливают чаю. Под люстрой, украшенной самими разными знаками и символами, сподручнее мудрствовать лукаво. Димка говорит об отношении к жизни. Становится яснее, почему часы в Келье «просто так», а скалодром убрали из детской из-за того, что «стих пропал».

— Жизнь — это главное «как», а не «для чего».

— Как там было, кажется, у Шкловского: важно не «что», важно «как…»

— Ну, наверно. Я не хочу сказать, что совсем не важно, идёшь ты к какой-то цели или нет. Если твоя цель лежит в пределах становления человека человеком…

— А у тебя есть какая-то цель по жизни?

— Цели нет. Задачи, скорее.

— Тебя это не напрягает?

— Да нет.

— А что будет, когда время земных задач пройдёт?

— Я не знаю. Это довольно сложный для меня вопрос, у меня нет пока прям вот найденного ответа. Довольно долго у меня было такое, даже не знаю как сказать, понимание, ощущение. Мой какой-то внутренний мир держался на том, что смерти нет. Я не знаю, что есть — но смерти нет. Потому что, наверное, мне бы очень не хотелось, чтобы она была. Или, может быть, потому что мне не представить, как это будет после того, как тело умрёт, мозг умрёт, что будет потом? Я очень хочу, чтобы что-то было. Чтобы я остался в каком-то виде. На данный момент, принимая во внимание то, что мне уже даже не сорок и похоронил я большое количество народу… И всё это происходит каждый день. Уходят люди, которые, о которых и в мыслях не было, что так произойдёт — бах, и человека нет.

— «Корона»?

— По-разному бывает. Несколько лет назад в голове возник такой образ, живая картинка. Что мы все сидим в кинозале и смотрим кино про то, что смерти нет. Ну, зал, экран, кино показывают. И время от времени кто-нибудь в зале встаёт, подходит, хлопает меня по плечу и уходит. А я остаюсь. И это типа моя плата за то, что я могу смотреть этот фильм.

— А что конкретно на экране?

— Я не вижу, что там происходит. Просто понятно, что там кино про бессмертие. Что показывают — это понятно. Главное — то, что происходит здесь.

Мы говорим ещё немного. Истории не кончаются: Димка вспоминает, что у них на балконе любит делать снимки фотограф
Евгений Мохорев, иногда снимает моделей, а иногда жильцов Дома. Мы смотрим фотографии в профиле автора в Фейсбуке. Но постепенно разговор затухает и не потому, что исчерпаны темы, а, чувствуется, по более тонким причинам. Пока что Дом рассказал и показал достаточно для первого раза. Можно ещё — но потом. Если зайду. Димка предлагал заходить.

— Пожалуй, пойду, — говорю, отключая диктофон.

— Пожалуй, пойди, — отзывается Димка.

Провожает меня до двери, но, когда меняю тапки на уличную обувь, его внимание переключается на стиральную машинку — всё ли с ней хорошо, починилась ли до конца?

Выхожу через незапертую дверь в «открытый космос». А Дом остаётся, тоже открытый, но в то же время уютно запрятанный на Среднем проспекте, трогательно оберегаемый своими жильцами от всего постороннего, будь то вульгарный эрос или актуальный вирус.

Материал на нашем сайте: Комната-келья, кино о бессмертии, ангелы на велосипедах

Автор: Глеб Колондо
Городской блог о Петербурге и петербуржцах Скамейка