Раз уж пошла у меня тема рождественских вечеров (смотрим статью 1 и статью 2), да еще и в литературе, то надо вспомнить и такое необычное Рождество в Соловецком лагере особого назначения.
Сначала об авторе. Борис Ширяев - личность необычайного диапазона. Родился в 18 в дворянском семействе, окончил Московский университет по историко-филологическому отделению, успел поучиться и в Германии. С начала Первой мировой служил в кавалерии, вернулся в Москву, когда фронт развалился. В Гражданскую войну примкнул к Добровольческой армии, попал к красным и был приговорен к расстрелу, но чудом бежал.
В 1922 г. был арестован, расстрел заменили на 10-летний срок. Отбывал заключение на Соловках в те годы, когда там был собран весь творческий и интеллектуальный "бомонд", а порядки советской власти были вегетарианские. Вскоре они станут людоедскими, и к 1929 г. пойдут массовые расстрелы "бывших". А пока на Соловках еще можно было издавать свои рассказы в местной газете, играть в клубе самодеятельности, слушать лекции профессоров из "бывших".
Что касается Ширяева, то он попадёт в ссылку в Краснодарский край, а затем на оккупированной территории ВОв сможет отступить с немцами и бежать за границу. В Италии он будет много писать и осмысливать русский путь в культуре и истории. Там и будет написана книга "Неугасимая лампада" - о Соловках и его насельниках - прошлых и нынешних. Прекрасный язык, тонкий юмор, талантливая стилизация и глубокие размышления - не оставят читателей равнодушными.
Ширяев рассказывает о Рождественском вечере, который решили сами себе устроить лагерники (было это в 1922 г.).
Старший по камере Миша Егоров, взятый сразу после прибытия из Парижа, Вася Овчинников из купцов-старообрядцев, турок Решад, старый барон Иоганн-Ульрих Риттер фон Рикперт дер Гельбензандт, поляк Стась Свида-Свидерский.
По странной случайности мы все были не только разных вероисповеданий, но и религиозного воспитания.
Позже к ним присоединится дежурный по роте старый Аарон Шапиро. Полный конгломерат вер! Но все рады участвовать в праздновании Рождества.
Мысль о праздновании Рождества первой приходит к Мише Егорову - атеисту!
Идея была заманчива. Вернуться хоть на час в безвозвратно ушедшее, пожить в том, что бережно хранится у каждого в сокровенном уголке памяти… Даже барон вышел из своего обычного оцепенения и в его тусклых оловянных глазах блеснул какой-то теплый свет.
– Елка? Tannenbaum? Да, это есть очень хорошо. В моем доме я всегда сам заряжал, нет, как это будет по-русски? Надряжал семейную елку… И было много гости.
Мы верили друг другу и знали, что «стукачей» меж нас нет. Предложение Миши было осуществимо, и мы тотчас приступили к выработке плана.
В стране рождественская ёлка уже запрещена, на Соловках и подавно. Но дружной и весёлой команде очень хочется праздника. У каждого с ним связаны свои детские трогательные воспоминания. Миша распределил работы: рассказчик должен спилить ёлочку и незаметно её привязать к верёвке, которую сокамерники потащат на свой этаж, художник Решад изготавливает украшения на ёлку, сам Миша отвечает за угощения. Позван и православный священник иеромонах Никодим.
Когда, обогнув кремль и сдав топор дежурному, я вошел в свою келью, елочку уже обряжали. Хлопотали все. Решад стоял в позе триумфатора, вынимая из мешка рыбок, домики, хлопушки, слонов… Он действительно превзошел себя и в мастерстве и в изобретательности. Непостижимо, как он смог изготовить всё это, но его триумф был полным. Каждую вещь встречали то шепотом, то кликами восторга. Трогательную детскую сказку рассказывали нам его изделия…
А дальше Миша распоряжается деликатесами, которые чудом сумел выменять и наторговать.
В азарте сервировки мы не заметили, как в келью вошел отец Никодим. Он стоял уже среди нас, и морщинки его улыбки то собирались под глазами, то разбегались к седой, сегодня тщательно расчесанной бороде. Он потирал смерзшиеся руки и ласково оглядывал нас.
Отец Никодим служил вполголоса. Звучали простые слова о Рожденном в вертепе, об искавших истины мудрецах и о только жаждавших ее простых, неумудренных пастухах, приведенных к пещере дивной звездой…
Электричество в келье было потушено. Горела лишь одна свечка перед ликом Спаса, и в окнах играли радужные искры величавого сполоха, окаймлявшего торжественной многоцветной бахромой темную ризу усыпанного звездами неба. Они казались нам отблесками звезды, воссиявшей в мире Высшим Разумом, перед которым нет ни эллина, ни иудея.
Отец Никодим читал Евангелие по-славянски. Методичный барон шепотом. повторял его по-немецки, заглядывая в свой молитвенник. Со стороны стоявшего сзади всех шляхтича порой слышалась латынь… На лице атеиста Миши блуждала радостная детская улыбка.
– С наступающим праздником, – поздравил нас отец Никодим. И потом совсем по-другому, по-домашнему. – Скажите на милость, даже кутью изготовили Подлинное чудо!
Все тихо, чинно и как-то робея, словно стыдясь охватившего их чувства, сели за стол, не зная, с чего начать
– О главном-то и забыл с вашими молитвами! – хлопнул себя по лбу Миша, метнулся к кровати, пошарил под матрацем и победно взмахнул такой знакомой всем бутылкой. – Вот она, родимая! Полных 42 градуса, печать… Из закрытого распределителя достал! На парижскую шелковую рубаху выменял…
Ликование превысило все меры. Никто из нас никогда в жизни, ни прежде, ни потом не ел такого вкусного салата, как Etoile du Nord из промерзшей картошки; рыба-фиш была подлинным кулинарным чудом, а тюленья печенка – экзотическим изыском…
Выпили по первой и повторили. Разом зарумянившийся барон фон-Риккерт, встав и держа в руке рюмку затянул Stille Nacht, Heilige Nacht, а Решад стал уверять всех, что:
– По-турецки тоже эта песня есть, только слова другие…
Потом все вместе тихо пропели «Елочку», дополняя и импровизируя забытые слова, взялись за руки и покружились вокруг зажженной елки. Ведь в ту ночь мы были детьми, только детьми, каких Он звал в свое царство Духа, где нет ни эллина, ни иудея…
Когда свечи догорели и хозяйственный Вася собрал со стола остатки пира, отец Никодим оглядел все изделия Решада своими лучистыми глазами и даже потрогал некоторые.
– Хороша елка, слов нет, а только у нас на Полтавщине обычай лучше. У нас в этот день вертеп носят. Теперь, конечно, мало, а раньше, когда я в семинарии был, и мы, бурсаки, со звездою ходили. Особые вирши пели для этого случая. А вертепы-то какие выстраивали – чудо механики! Такое устроят бурсаки, что звезда по небу ходит, волхвы на коленки становятся, а скоты вертепные, разные там – и овцы, и ослята, и верблюды – главы свои пред Младенцем преклоняют… а мы про то поем…
У каждого из присутствующих своё Рождество, свои воспоминания из детства. А праздник этот всех собрал в единую общечеловеческую семью - и все стали детьми, которым очень хочется праздника. Да, даже взрослым и даже в лагере, рискуя жизнью.
_______________________________________________________________________________
Спасибо, что дочитали статью до конца!
Ставьте лайк, если статья понравилась) И не забудьте подписаться на канал!