Новый год - это волшебный праздник, от которого все дети ждут чудес! Нарядная искрящаяся ёлка с разноцветными шарами, лежащие под ней долгожданные подарки, яркие фейерверки и бенгальские огни, ожидание встречи со сказочным Дедом Морозом. Семейное застолье, бой курантов, поздравления и поцелуй любящих родителей! Именно таким бывает Новый год для ребенка, у которого есть семья.
А как быть с теми детьми, у которых нет семьи? Как же встречают Новый год они? Кто дарит им подарки? Кто обнимает и целует?
Отрывок из газеты "Афиша": интервью Варвары Пензовой, директора благотворительного фонда «Дети наши».
......С Новым годом все грустнее: получить индивидуальное внимание, которое так необходимо ребенку, практически невозможно. С 20 декабря по 10 января у детей постоянно проходят праздники. Это и муниципальные елки, и какие-то бесплатные билеты от спонсоров, и поездки в другие города (иногда даже одним днем, что для детей утомительно), и утренники, устраиваемые самим учреждением, и новогодние праздники от волонтеров (которых может быть два-три в день, если это выходной). За это время ребенок может получить 10–20 сладких новогодних подарков от совершенно неизвестных ему людей. Такие подарки дети не ценят, потому что это не проявление дружбы или любви, а как бы некая «обязанность» окружающих по отношению к ребенку. Почему? Потому что он сирота. То же правило действует и в другие праздники — 8 Марта, 23 Февраля, в столь любимый спонсорами День защиты детей. В итоге весь опыт, который ребенок извлекает из происходящего, «меня должны радовать и ублажать, потому что я сирота».... (Варвара ведет речь только о тех детских домах, которые курирует благотворительный фонд «Дети наши»)
Что загадывают дети-сироты на Новый год?
(Продолжение интервью)
.....Тут важно различать мечты и подарки. Большинство детей мечтают об одном — попасть в семью. Только — в соответствии с их жизненным опытом — могут говорить об этом, а могут переживать молча, держать это в себе.
Письмо с новогодним желанием «найти маму» или «вернуться домой» пишут те, кто помладше, — кто наивен и верит, что Дед Мороз или тетя, прочитавшая письмо, смогут сделать что-то, чтобы их забрали из детского дома. Те, кто старше, подходят к этим вопросам практично. Просят о материальном, причем по принципу «проси больше, тогда хоть что-нибудь получишь».
В письмах из одного учреждения, как правило, фигурируют одни и те же «заказы»: дети просят то же, что попросил сосед, так как свои желания и интересы сформулировать не могут. Ценность заказываемой вещи они представляют себе условно — за просьбой об айфоне может стоять просто желание заходить в «ВКонтакте» и переписываться с друзьями; они и не подозревают, что айфон для таких целей — это очень дорого. Ведь рядом нет взрослого, который проведет подготовительную работу, поможет оценить, нужен ли такой гаджет, соотнесет с достатком семьи — может ли семья позволить себе эту покупку, предложит более экономичную альтернативу.
В любой семье, вне зависимости от ее достатка, родители не покупают ребенку все, что он захочет, всегда происходит фильтрация. В детском доме такую фильтрацию проводить некому — ребенок просто получает айфон (или два-три айфона, если учреждению «повезло» с приезжающими волонтерами), после чего некоторое время играется с приобретением, затем меняет его на что-то более интересное: на клевый шампунь соседки, или вкусную жвачку, или сигареты — зависит от обстоятельств...."
Интервью волонтера Вадима Сергиенко (источник: philanthropy.ru)
"....Новогодние каникулы — самое семейное время в году, самое тёплое собрание близких людей, за одним столом, в холода и снега. И поэтому детям в детдомах особенно грустно на новогодних каникулах, когда семьи притягивают всех, кого до этого разбросала суета. Но большинство детдомовцев не тянет к себе никто, и никто их не ждёт. А сами они притянуть семью не могут, сколько ни ждут, сколько ни просят, сколько ни надеются…
Некоторых на каникулы забирают родственники «на гостевой», за кем-то приезжают волонтеры, переросшие эпизодические визиты к детям. Но как минимум две трети детей остаются в учреждении.
Перед новым годом воспитатели нарезают салаты, украшают общие комнаты и коридоры детдома, проводят праздничные мероприятия с воспитанниками и… уходят в свои семьи, к мужьям, детям, внукам.
На новогоднюю ночь в детдоме остаются несколько дежурных «ночных нянь» и воспитателей, занятых поддержанием порядка, а так дети оказываются один на один с салатами, телевизором и подарками.
Подарки в новый год не сильно утешают. Ими будут играть на следующий день, и дай Бог час-два от силы. А на большее не хватает энергии. Удивительно, но ребенку для игры нужна энергия. Нужно, чтобы кто-то играл с ним. Или, как минимум, с любовь смотрел на его игру, или хотя бы оглядывался, когда ребенок зовет: «Мам, пап, посмотрите, что у меня получается!».
Раньше подарков было много, по пять спонсоров исполняли детские заказы. Поэтому выпускники детдома первого января приезжали и скупали у детей по дешевке, порой по 1/10 цены, подаренные планшеты, телефоны, плееры. А детворе и то радость – собственные карманные деньги. Сейчас все иначе: подарки есть, но былого изобилия уже не вернуть, и это хорошо.
Салаты к двум ночи подъедаются. И дети, как одинокие пенсионеры, отдаются телевизору. Ну… Если не решили выпить тайно, ведь кому-то да удастся пронести алкоголь в детдом (это тоже отдельный новогодний квест).
Телевизор остаётся королем детдома все оставшиеся каникулы – каждый день, изо дня в день: еда (первые два дня вкусная), телевизор, сон.
Скука страшная, если кино и мульты уже не лезут. Многие дети из тех, кто постарше, спят до двух или даже четырех часов дня. Бессонными ночами они сидят в телефонах, а скучные дни стараются заспать.
Как-то раз я приехал в детдом с парой других волонтеров на новогоднюю ночь. Под надзором воспитателя мы собрались за столом, говорили тосты, шутили, играли в настольные игры, запускали салюты на улице. Такой вот эрзац семейного нового года устроили. Дети были благодарны....."
Уважаемые читатели, прочтите, пожалуйста, отрывок из книги "Я - Сания: история сироты" (Д. Машкова), который, как мне кажется, доподлинно передает дух и внутреннее состояние детей в период череды новогодних поздравлений со стороны "спонсоров".
Монолог от лица ребенка-сироты:
Банты для спонсоров
В спальне на кроватях лежит одежда "для спонсоров". Два разноцветных вороха — одинаковые нарядные платья для девочек и одинаковые шортики-рубашечки для мальчиков. Я огляделась в поисках ненавистных бантов. Может, хотя бы про них забыли? Из-за этих оранжевых и красных орудий пыток я ненавидела спонсоров больше всего.
А еще за то, что они приходили по праздникам и глазели на нас. Трогали, щупали, пускали слезу, а потом возвращались в свой непонятный мир, куда нам не было доступа.
Нет. Зря я радовалась. Банты принесли следом. Меня выловили первой — поставили перед стулом, на котором сидела воспитательница, и стали драть волосы пластмассовой расческой. Хррррр! Хррррр! За что?!
Прически у мальчиков и девочек были одинаковыми. Чем мы отличаемся друг от друга, кроме названия, непонятно. Просто есть дети в шортиках, а есть дети в платьицах. Только в платьицах страдали больше.
Воспитательница твердой рукой сгребла мои короткие волосенки в пучок на макушке и прицепила к ним ненавистный бант, натянув кожу на голове так, что глаза подползли к ушам. Привычно отодвинула меня в сторону, не обращая внимания на скривившийся рот, и притянула к себе следующую жертву. Хрррррр! Хрррррр! Металась расческа. Цеплялся бант. Следующая. Хрррррр! Хрррррр! Готово!
Скоро все дети в платьицах выросли на вторую голову, красную или оранжевую, которая мерно покачивалась на макушке. Больно — глаза к ушам — было всем. Но сдирать банты никто не пытался: мы уже знали о последствиях.
Нас ведут в групповую.
Спонсоры приехали
Столы, за которыми мы обычно едим, сейчас куда-то вынесли. Ёлка! Увидев ее, мы начинаем толкаться — бесссссстолочи — и никак не поймем, чего же от нас хотят... Наконец, накинувшись всем коллективом, воспитатели вручную собирают всех в кучку — как бы чего не вышло.
Я, как обычно, наблюдаю за их лицами. Вот они выравнивают нас — мальчик-девочка, затылок в затылок, висок в висок. Губы сжаты в тонкую нить, придирчивый взгляд. Вот одна из них распахивает двери в групповую, и на лица остальных, словно по команде, слетают улыбки. Глаза остаются неподвижными, как точка отсчета, а рты старательно тянутся в спортивной зарядке — раз, два, три, четыре, сели-встали, губы шире.
К нам вваливаются чужие взрослые. Спонсоры. Самая неугомонная воспитательница из соседней группы, вечная тамада, выходит в центр зала.
— Здраааавствуйте, гости дорогие!
Она зачем-то кланяется, спонсоры глупо улыбаются и кивают в ответ.
— Скоро праздник, Новый год! Добрых дел водоворот...
И тут вижу, как открывается дверь и из-за спин взрослых в зал вталкивают ЕЕ! Такую же "дылду", как я, точно в таком же платье и с таким же огромным рыжим бантом! Сердце радостно бьется в груди, стучит так, что, кажется, все это слышат. Тук-тук-тук-тук! Тук-тук-тук-тук!
Руки, ноги и даже голова у Ани на месте! Только лицо, как обычно, заклеено пластырем и почти не видно глаз — одни узкие щелки. Опухшие веки, щеки, подбородок. Я знаю, что в детстве Аня не слушалась воспитателей и за это ее украла баба-яга, искусала ей все лицо. Она сама виновата — плохо себя вела. И теперь Аню лечат врачи. Уже много лет.
При мыслях о бабе-яге мне становится страшно, я начинаю постукивать зубами, глядя на единственную подругу. Ничего не могу с собой поделать.
— Ооо, — ведущая нервно дергается, делая непонятные знаки в сторону двери, — вот и Анечку из больницы привезли. После операции.
Она как будто оправдывается, но это не помогает. По толпе спонсоров — они жмутся друг к другу, плечи к ушам — пролетает испуганный вздох. В нем ужас и жалость. И я чувствую эти вздохи, как будто они живые, вижу своими глазами серых мохнатых тварей, которые вываливаются из ртов взрослых вместе с этим отвратительным "ооооо" и разбегаются по углам.
Они хуже крыс. Намного хуже! Я злюсь на глупых взрослых. Аня красавица, она, как и я, — такое же платье, такой же бант! Что им не нравится?
Аню подхватывают под локоть и запихивают куда подальше, ко мне под бок. Тут ее не будет видно. Она врезается в меня всем телом и прерывисто дышит мне в ухо. Я довольна — мы снова рядом. Осторожно завожу руку за спину, чтобы не видно, и Аня благодарно вцепляется в мои пальцы. Воспитательницы, наконец, прекращают суетиться и встают у нас за спинами.
Елочка сверкает...
Первый толчок в затылок без банта, и малыш выходит на середину зала. Светленький, ладный. Шаркает черными чешками — шрррр, шрррр — и прячет глаза.
— Мыыыы начинааааем! — продолжает ведущая. — Перед вами выступят воспитанники старшей группы!
Она театрально выбрасывает руку в сторону ребенка — и словно опытный конферансье отходит в сторону. Малыш мнется с ноги на ногу, теребит влажными ладошками серые шортики. Он вот-вот заплачет, ему страшно стоять перед этими взрослыми, которые смотрят на него, как на диковинную зверушку. "Какой красивый, — доносится из кучки спонсоров, — как же так?!"
— Ну, что ты стоишь? — улыбается ртом и сверкает злыми глазами воспитательница. — Давай!
Ребенок вздрагивает всем телом и начинает тревожный лепет:
— Ёака сикааааает...
— Дааа, — кивает воспитательница и шепчет ему, — шарики...
— Шаикиии бетяяят, ааадуютя деееети и...
— И "ура"! — подсказывает она.
— И "уааа" китяяят.
— Молодец! — Все хлопают в ладоши, конферансье сияет. — Ууу-ти, наша гордость!
Трехлетние дети выходят в центр зала один за другим, воспитатели за спинами обеспечивают правильный порядок тычками. Малыши лопочут что-то невнятное — учили ведь, бессссстолочи, учили! — только потому, что боятся наказаний.
Я тоже хочу быть хорошей, хочу сделать все правильно, но не знаю стихов. Ни одного. Я болела. Стою обливаюсь холодным потом — вдруг вытолкают и меня тоже вперед, и что тогда?! Меня накажут. Я плохая. Плохая! Мы с Аней две нелепые белые вороны — изоляторная и больничная — каждая о двух головах, стоим и молча потеем от страха. Уффффф. Конец. Нас не тронули.
История нашей счастливой жизни
— А тепеееерь, — из толпы спонсоров выходит вперед великан: глаза навыкате, рыжая борода, — с нас детишкам подарки! Сегодня я ваш Дед Мороз!
Он хохочет так, что в окнах позвякивают стекла. Страшно. А воспитательницы проворно тыкают в наши спины — работают в восемь рук, — и мы, спотыкаясь, делаем по шагу вперед.
Взрослые оживляются, дети напуганы. Я хочу, чтобы все взрослые скорее отсюда ушли, — хватит, хватит! Мне нужно забиться в угол и избавиться наконец от резких запахов, гула и чужих радаров-глаз.
Но нас выстраивают в одну линию и каждому вручают подарок — в одну руку новогоднюю картонку с конфетами, в другую — киндер-сюрприз. Я знаю, что сейчас нужно улыбаться, поэтому так и делаю. Киваю женщине, руки которой вкладывают в мои ладони дары. Шепчу беззвучно, одними губами: "Спасибо".
И вдруг ее мягкие тонкие пальцы нежно касаются моей правой руки. Мне становится стыдно. Ее прикосновение обжигает — оно не для меня, я его украла и не заслужила ни подарков, ни доброты. Я плохая! Вижу в глазах женщины слезы — она смотрит мне прямо в глаза — и смущаюсь еще больше. Почему она плачет? Но гостья ничего не объясняет, она уже отходит, чтобы взять из мешка новый подарок и передать его другому ребенку. Точно так же прикоснуться к нему.
— Нууууу, — гремит довольный великан, — теперь общая фотография на память!
Мы строимся под елкой. Дети впереди, взрослые за нами. Толкотня, давка. Шшшшш! Только бы не помять коробку с подарком и не сломать случайно киндер-сюрприз. Я знаю, как надо: встать ровно, посмотреть в камеру, улыбнуться, приподнять подарок, чтобы его было видно. Замереть на несколько секунд, пока взрослые фотографируют историю нашей счастливой жизни, и потом тихонечко ждать. Пока не разрешат разойтись.
Краем глаза замечаю, что Аня делает так же, как я. Мое отражение. А вот два незадачливых малыша — попали к нам, когда деревья еще были зелеными, — торопливо разворачивают киндер-сюрпризы и заталкивают сразу по половинке в рот. Офффф! Все дети смотрят на них с ужасом. Я каменею.
Что делать с новогодними подарками
Спонсоры, наконец, уходят, довольные собой, а нас выстраивают вдоль стены.
— Все показали подааарки! — чеканит тамада, убедившись, что за гостями закрылась дверь.
Я покорно протягиваю руки с сокровищами — с самого начала понимала, что их заберут. Забирали всегда. Любые подарки исчезали, попав в руки воспитателям. Нам оставалось только гадать, какими они были на вкус.
На вид мне больше всего нравились киндеры и тик-таки, нам их часто дарили. Киндер издавал глухой, загадочный звук, а тик-так — звонкий, веселый. Наученная горьким опытом, я обращалась с ними как с драгоценностью. Если что-то сломать, разбить, потерять или — того хуже — съесть при гостях, потом будет очень и очень больно.
Киндеры перестукиваются, пока воспитательницы ходят по рядам и собирают дары. Это все для хороших детей. А мы — плохие.
— Таааак, — одна из них заметила две перемазанные шоколадом мордашки, — выыыышли впереееед!
Малыши — брат и сестра — испуганно жмутся друг к другу. Их выводят на середину.
— Это не для отбросов, — глаза воспитательницы наливаются кровью, — а для нормальных детей! У которых матери пашут с утра до ночи и сраной конфеты на свою нищенскую зарплату не могут купить!
Наша воспитательница — темные длинные волосы уже собраны в хвост — услужливо подает скакалку. Резиновый шнур со свистом разрезает воздух и опускается на голые икры малышей. Они ревут от боли, мы жмуримся и дрожим. Скакалка взлетает "буууууу" и врезается в кожу — "дыш!". Так и учит уму-разуму: "Буууу-дешь?", "Бууууу-дешь?", "Буууу-дешь?" Я чувствую, как Аня до боли сжимает мою ладонь.
— Останетесь без полдника и без ужина, — тамада, наконец, останавливает полет шнура и вталкивает ревущих крох на место, в наш ряд, — бессстолочи!
Праздник окончен.
В тот день нас, как обычно, привели из групповой обратно в спальню — снимать нарядные платья и парадные банты. Мы переоделись в обычную одежду. Только нарушителей заставили надеть пижамы и лечь в кроватки: их день закончился.
Воспитательница построила нас парами — Аня снова протиснулась поближе ко мне и встала рядом так, чтобы я ее чувствовала.
— Полдник накрыт! — В проем двери втиснулись толстые довольные щеки.
— Ты зачем вторую дылду притащила в зал? — Воспитательница посмотрела на женщину с оленьими глазами. — Людей пугать?!
Я почувствовала, как Аня вздрогнула и вытянулась в струну.
— Я не знала, — смущенно проговорили щеки. — Думала, надо всех...
— Думать надо головой, а не жопой!
И мы пошли......"
(Конец монолога)
Многие психологи, воспитатели детских домой, представители благотворительных фондов считают, что задаривать детей подарками неправильно. Ты приходишь, даришь и уходишь....Оставляешь надежду и больше не приходишь... Гораздо важнее ваше внимание, любовь....
Да, это правильно. Но я считаю, что большинство людей делаю добро так, как они это умеют! И не стоит лишать детей этого.
Уважаемые читатели, а как вы думаете, стоит ли дарить подарки детям из детского дома и уделять внимание иногда, по мере возможности, или вообще ничего не делать, чтобы не навредить?