ФКУ ИК-6 УФСИН России по Кировской области, или «Черный дятел». Колония особого режима, на территории которой находится «швейная фабрика», где заключенные шьют фартуки, рукавицы, куртки и прочие вещи. Есть собственная лесопилка и хлебопекарня.
СМИ не раз писали об этом месте и применяемых в нем пытках. Например, администрация заставляет заключенных ходить голыми на четвереньках, рассказывал отбывавший здесь срок Олег Неумойный. Другой заключенный, Андрей Галкин, сообщил нам, что в колонии ему сломали ребра и пальцы.
Начальник колонии — Александр Михайлович Бибик. Мы уже писали о нем ранее. Это человек, который не только допускает беспредел, но и сам принимает участие в пытках. Сегодня о нем и о том, что творится в застенках колонии Бибика, расскажет недавно освобожденный из ИК-6 по Кировской области Петр Чемин. Он предал огласке садистские наклонности начальника колонии и добиться справедливого наказания для тех, кто нарушает права заключенных — права человека.
Петр
Я отбывал наказание в ФКУ ИК-6, за разбой. В июле 2012 года туда только-только заступил начальником Александр Михайлович Бибик. Я очень жалею, что судьба свела меня с таким человеком.
Я пробыл под арестом неполных девять лет. Сотрудники колонии регулярно избивали и оскорбляли осужденных: своими глазами я видел, что происходило с ребятами, которые так же, как и я, отбывали наказание. И испытывал все это на себе.
Однажды меня наказали за то, что я пронес в камеру сигарету и выкурил ее там – этого делать нельзя. За сигарету меня вытащили в коридор, раздели догола, измазали задницу какой-то согревающей мазью, вроде капсикама или финалгона. После этого трое здоровых мужиков засунули мою голову в сугроб и стали прыгать по мне. Попрыгали, полностью утопили в снегу, дали немножко остыть и затащили обратно в камеру. Все это происходило под руководством заместителя начальника колонии. С ним были начальник отряда и инспектор, дежуривший в отряде ОСУОН (отряд строгих условий отбывания наказания – прим авт.). Ну и с ними были некоторые осужденные. Это один из множества случаев, происходивших там со мной.
Зачастую в истязаниях принимают участие парни из числа осужденных, им такие вещи делать не зазорно. Они могли связать кого-нибудь, наполнить бочку водой, помакать в эту бочку связанного, спеленатого по рукам и ногам скотчем. Как-то раз два здоровых парня, по 120 килограмм веса каждый, меня, взрослого мужчину 40 лет, скрутили и избили ремнем, как в детстве отец за какое-нибудь хулиганство. Поводом стала сказанная в раздражении фраза «отстань от меня».
Люди, проявлявшие хоть какое-то сочувствие к жертвам пыток, сами в итоге столкнулись с тем же самым давлением.
Я видел, как избивают других заключенных. Я присутствовал при чужих страданиях. Сотрудники прекрасно понимают, что я испытываю чувство вины, потому что не могу помочь этому человеку, не нахожу в себе сил. Я присутствую, но ничего не могу сделать. Это снедало меня…
Расскажу про распорядок дня. Это сама по себе пытка. Я просыпаюсь, скатываю матрас, поднимаю кровать и, если она пристегивается, пристегиваю к стене.
Сотрудники открывают дверь и мы, как правило пять или шесть человек, выносим матрасы. Все это происходит быстро. Наверное, можно сравнить с армией — успеть, пока не догорит спичка.
Дальше должен быть завтрак. Пока его не привезли, мы убираемся в камере. На каждый день назначен дежурный, и только он может выполнять те или иные действия.
После завтрака нам дают полтора часа прогулки. Тем, кто курит, выдают сигареты, купленные за свой счет. После прогулки мы заходим в рабочие помещения, переодеваемся, разуваемся. Садимся за швейную машину и, не отрываясь, шьем до обеда. Потом нас выводят на обед, а после него мы продолжаем шить до ужина.
Иногда администрация делает поблажку и дает после ужина выйти покурить на полчаса. Работаем в итоге до шести или половины седьмого. Потом нам могут включать фильмы. После заводят в камеру и дают полтора часа свободного времени.
Кто не ходит на работу, весь день находится в камере и слушает по радио детские песенки. Им не разрешают читать, крайне редко дают разрешение. То есть человек сидит в камере и круглые сутки слушает мультики по радио. Это очень напрягает. В них самих по себе ничего плохого нет, детские мультики — такая безобидная штука. Но когда ты не имеешь возможности сам убавить звук, выключить радио, физически никак повлиять на его работу, потому что радиоприемник спрятан в металлическом коробе, который еще и очень сильно резонирует, – это настоящая пытка.
Но, справедливости ради, в личное время могут включить и другую музыку. «Дорожное радио», например. Потом отбой. И так каждый день.
Возвращаясь к физическим пыткам и начальнику колонии Бибику. Он сам применял их к заключенным. К встрече с ним меня готовили несколько дней, нагоняли нагоняли жуть, говорили: «У нас на Вятке свои порядки, сейчас к тебе придет начальник, у тебя все самое интересное начнется». Вскоре, и правда, пришли начальник с заместителем. Они меня избили. Но я думаю, что первое наше знакомство произошло раньше, когда я только прибыл на этап.
Тогда нас встречала масса сотрудников — человек семь-восемь. Меня затащили в комнату для осмотра, начали срывать одежду, кто-то закрыл камеру шапкой. Меня, раздетого, заковали в наручники, растянули на большом столе. Один сотрудник держал за наручники, двое тянули за ноги, а остальные били.
Я был синий после этого от поясницы и до пяток. Мои травмы показали начальнице санчасти в присутствии Бибика. Она мило хихикала и переговаривалась с ним. Никакие жалобы у меня не приняли: думаю, что Бибик участвовал в этом избиении.
Я понимаю, что я – преступник, осужденный. Я приехал туда отбывать законное наказание. Но Уголовный кодекс не подразумевает пыток и беспредела!
Я сравниваю себя, каким попал в ФКУ ИК-6 и каким вернулся. Я никогда не считал себя законопослушным, я осознаю, что я – преступник в глазах общества, заслуживаю того, чтобы меня лишили свободы, заслуживаю наказания. Но я никогда не был кровожадным, не желал смерти другим. А теперь – есть люди, при мысли о гибели которых во мне нет никакой жалости. Я понимаю, что стал хуже.
Бибик заслуживает худшего. Я не скрываю своего отношения к нему. Я бы даже не всплакнул, если бы его растерзала какая-нибудь дикая медведица. И даже свечку за упокой не поставил бы. В его силах заявить, что я клевещу на него, потому что я, действительно, ничем не могу подтвердить свои слова.
Я освободился второго ноября. То время, которое я провел в колонии, не отпустило меня. Мне все еще трудно говорить об этих вещах. Но сейчас я знакомлюсь со свободой, устроился на работу, общаюсь с людьми. Узнаю что-то, о том, как жить в этом мире, но не могу забыть тот, в котором провел все эти годы.
Текст подготовлен в сотрудничестве с движением "За права человека".
Анастасия Кашкина
