Ну да, хотелось как в песне из мультфильма моего детства «Бременские музыканты»: «Привет, бонжур, хэллоу, мы к вам заехали на час, а ну скорей любите нас, вам крупно повезло…». Вот и заехали в чудный городок под названием Ханты-Мансийск. Это сейчас он, столица Югры, красавец город. Современная архитектура, передающая колорит народов Севера, красивые улицы, проспекты, аэропорт – сказка, глаз не отвести. А тогда, лет тридцать назад, маленький городок на самом берегу Иртыша, почти у того места, где Иртыш сливается с полноводной красавицей Обью. По весне, когда Иртыш и Обь разливаются и весеннее половодье затапливает низкие берега, кажется, что Ханты-Мансийск стоит на острове. Но это по весне, а мы припёрлись в разгар лета, когда хорошо видно, что городок стоит на мысу и вокруг, до самого горизонта, бескрайние леса и блестят под лучами солнца, сверкают воды Иртыша и Оби.
Дело в том, что Ханты-Мансийск стоит на трассе, по которой мы ходим, когда перегоняем вертолёты из ремонта или в ремонт, из Печоры в Новосибирск или обратно. В этот раз гоним из завода в Новосибирске только что отремонтированный красавец вертолёт МИ-6 с бортовым номером СССР-21016. Машина чудно пахнет свежей краской, всё в ней работает, как часы, из ремонта всё-таки. На вертолёте стоят новые движки, редуктора, лопасти. Всё новёхонькое – по тысяче часов ресурса. Короче, машина – зверь, этакий летающий «Карлсон» в самом расцвете лет. Размеры у этого «Карлсона» внушительные – фюзеляж длиной почти тридцать три метра, крылья размахом пятнадцать с гаком метров, несущий винт диаметром тридцать пять метров, который крутят два движка суммарной мощностью одиннадцать тысяч лошадиных сил (на взлетном режиме). И всё это великолепие весом около сорока двух тонн по голубому небу приближается к аэропорту Ханты-Мансийска.
Мне надо сесть в аэропорт и дозаправиться. Поскольку ветер на всех высотах нам в лоб, т.е. встречный, он сильно уменьшает нашу путевую скорость (скорость относительно земли). И поэтому, от Сургута, откуда мы взлетели, мне до Печоры топлива не хватит. У земли ветер особенно вредный, метров 10-12 в секунду. На высоте немного меньше, но всё равно мешает. От Сургута до Хантов примерно 230 км, с таким ветром ехать часа полтора, расход топлива большой, поскольку машина загружена запчастями и топлива на борту прилично, вот я и решил плюхнуться в Ханты-Мансийск и дозаправиться. В Сургуте я так и принимал решение: дойду до Хантов, опять заправлюсь под пробки – 13200 кг, а там уже и до Печоры хватит.
И вот такие мы жизнерадостные идем по трассе, запрашиваем снижение, и чуть-чуть довернув, заход почти с курса, снижаемся к полосе аэропорта Ханты-Мансийск. Если память мне не изменяет, там посадочные курсы 60 – 240 градусов, т.е. посадочная полоса вытянута с северо-востока на юго-запад. Вот и заходим на полосу с курсом 240 градусов.
В те годы аэропорт был небольшим. С этим курсом захода влево от полосы шла небольшая рулёжная дорожка, ведущая на перрон перед аэровокзалом. А параллельно полосе, слева от неё, располагались несколько вертолётных посадочных площадок (щитов), соединённых подъездной дорогой, для грузовых машин и топливозаправщика.
Диспетчер Хантов так и сказал: «21016, рассчитывайте посадку в квадрат, ветер у земли 240 градусов, десять – порывы, двенадцать метров!». Я вежливо отклонил предложение, попросил посадку на полосу с последующим заруливанием на перрон, объяснив, что после дозаправки у меня будет взлётный вес сорок две с половиной тонны (фактически будет почти сорок четыре тонны, но это занимательная арифметика для нас, а по бумагам точно сорок две с половиной тонны).
А в это время перед аэровокзалом, в углу перрона, запустился самолёт ЯК-40, выполняющий местный рейс то ли в Тюмень, то ли в Берёзово. Пока я сел на полосу, докатился до рулёжной дорожки и начал поворачивать на неё, этот ЯК-40 голосом нервным поднял хай на частоте диспетчера, мол, пока эта «бетономешалка» (т.е. наш МИ-6) зарулит, прорулит, освободит ему выход на рулёжную дорожку, у него уже керосина не хватит, и вообще – он не укладывается во время вылета по расписанию, и сейчас выключится на перроне.
Как говорит моя мама: «Кино и немцы!». Диспетчер, немного подумав, скомандовал: «21016, вернитесь на полосу и переместитесь на щит!».
Ну чего ты будешь делать? В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Хорошо, что ещё не успел на рулёжную дорожку до конца повернуть. Там же, на сопряжении рулёжной дорожки и взлётно-посадочной полосы развернулся на месте, прорулил по осевой линии полосы до траверза щитов (это когда они будут под углом 90 градусов ко мне), опять развернулся против ветра, завис, и, перемещаясь влево, поехал к посадочным щитам и плавненько притёр вертолёт на один из них.
Все эти процедуры сопровождались стенаниями в эфире этого ЯК-40, что он сейчас выключится прямо на перроне, у него вылет срывается, и т.д. и т.п. Ты гляди, прямо театр одного актёра!
А в голове мысли: «Ну ладно, хрен с вами, сейчас опять заправлюсь под пробки и уйду прямо со щита, благо ветер больше десяти метров, движки – звери, уйду…». Мы охладили двигатели, выключились, винт ещё вращается, компрессора щёлкают на выбеге. Нервный ЯК улетел, дымя своими движками, недаром у него прозвище «окурок» (короткий и дымит сильно на взлёте, оставляя в небе чёткий след своих трёх АИ-25-х, это у него движки такие). Я дал команду бортмеханику заправлять вертолёт, а сам потихоньку пошлёпал в аэропорт в сопровождении штурмана, принимать решение на вылет до Печоры.
Пришёл весь такой жизнерадостный в аэропорт, консультация у дежурного штурмана, подписали бортжурнал, зашёл на метео, почитал прогнозы, посмотрел погоду по трассе, ветер по высотам, погоду на аэродроме назначения Печора, на запасных Усинск-Инта, взял бланки прогнозов, расписался в журнале. Всё путём! И пошёл в АДП (аэродромный диспетчерский пункт) принимать решение на вылет. В АДП сидит по ту сторону стойки очаровательное создание, сменный диспетчер АДП. Прямо чудо-чудесное. Огромные голубые глазищи, милое личико, губки бантиком, кокетливая чёлка из-под которой и поблёскивают эти глазищи. Это же надо, какой цветочек обнаружился посреди маленького аэропорта Ханты-Мансийск!
Пока я собирался записать в журнале, что принимаю решение на вылет, этот чудесный «цветочек» взяла своими красивыми пальчиками задание на полёт, развернула его, внимательно посмотрела изнутри, затем посмотрела обратную сторону задания, где ставится отметка прохождения санчасти, и главное, стоит время, когда проходили осмотр у врача. И говорит это «чудо» сладким-сладким голосом: «Командир, а как вы собираетесь лететь аж до Печоры (а это ещё почти 4 часа полёта), ведь вы превысите все нормы рабочего времени, судя по тому, когда вы прошли санчасть? Я не могу вас выпустить…». И смотрит на меня с еле заметной улыбочкой.
Я понимаю, что волна от «истеричного» ЯК-40 дошла и до АДП, и вот мне решили вставить палки в колёса. Хотя она, конечно, права, я понимаю, что хотел проскочить по холодку, всё-таки домой идём, на базу, деньги кончаются, командировка надоела, экипаж и техбригада рвутся до дому, до хаты. Да чего там объяснять, всё и так понятно. Я думал, что эта девица не будет столь скрупулёзно изучать наше задание, но видимо ей «старшие товарищи», которых не видно, но их присутствие ощущается спинным мозгом, объяснили, что надо как-то зацепить экипаж этой «бетономешалки».
Я понимаю, что качать права в чужом аэропорту, это чревато, тем более диспетчер права и радеет только об одном – о «БЕЗОПАСНОСТИ ПОЛЁТОВ», а это святое!
Так же приветливо ей улыбаюсь и говорю с величайшей благодарностью в голосе: «Вы знаете, вы абсолютно правы, как то закрутился с этими полётами и задержками в аэропортах, и выпустил из виду… Поэтому мы остаёмся у вас на ночёвку, выписывайте направление в гостиницу, пять человек экипаж, плюс три человека техбригада, и мы ставимся в план на завтра на 8 утра!». Она отдала мне задание на полёт, выписала направление (такой маленький стандартный бланк) и мы, построив друг другу глазки, раскланялись.
Я отправил штурмана к вертолёту, пусть после заправки закрывают машину, опечатывают и сдают под охрану, не забудьте мой портфель, а я пока погуляю перед аэропортом.
Походил, погулял, рассмотрел аэропорт, клумбы с цветочками. Солнышко светит, ветер дует хороший такой, метров десять, не жарко, хоть и лето. Пришёл экипаж с техниками, и мы отправились заселяться в гостиницу-профилакторий, благо она рядом, стоит сразу за привокзальной площадью.
Хорошая такая гостиница, уютная. Когда входишь с улицы в вестибюль, в углу, возле лестницы, ведущей на второй этаж, чучело медведя стоит, рядом чум оленевода. Короче, местный колорит. На первом этаже буфет-столовая, кормят вкусно, сытно. В номерах уютно, чисто. Поужинали и завалились спать. Выспались хорошо, я сквозь сон слышал, как ветер за окном шелестит кронами деревьев. Я вообще, когда трезвый, сплю чутко, как зверь.
А утром всё как обычно: подъём, умывание, бритьё, собрали вещи, позавтракали в буфете и потихоньку идём в санчасть, в аэропорт.
Вышли на крылечко гостиницы. Батюшки светы! Солнышко светит, птички поют, цветы с клумбы пахнут, красота!!! И ни ветерка. Ни одна веточка не шелохнётся, ни один листочек. Полный штиль. Ветер, который дул весь вчерашний день и всю эту ночь, куда-то делся. Видимо выдохся, сердешный. Стоим на крылечке, экипаж смотрит на меня.
Я говорю механику: «Витя, движки не трогай. Они новёхонькие, зверюги, что надо. Мы в Новосибирске с этим же весом взлетали с грунта, не касаясь колёсами земли. А здесь будем взлетать с полосы по - самолётному, надо только со щита переместиться на полосу. С дорожки взлететь не дадут, она только для машин, да и на соседних щитах стоят две «восьмёрки» (МИ-8), расстояние до лопастей маленькое, можем сдуть…».
Экипаж с сомнением смотрит на меня: «А ты сможешь в штиль, с таким весом, переместиться к полосе?!». Я говорю, что попробую, всё покажет висение над щитом, давайте поторапливаться, пока ещё не жарко, а то дальше только хуже будет.
Техбригада уже давно на вертолёте, готовит машину к вылету, заправились ещё вчера по самое некуда. Прошли санчасть, опять штурманская, метео, и снова АДП.
А там вчерашнее «чудо», опять глазищами своими таращится и нежными пальчиками берёт моё задание на полёт. Всё-всё проверила, штурманский бортжурнал посмотрела, отметку-штамп санчасти, бланки прогнозов, которые мы берём с собой. И чего-то резину тянет.
Дверь в АДП открывается, заходят двое в форме, судя по лычкам на погонах – начальники. И с места в карьер: «Командир, напишите объяснительную, как вы вчера хотели вылететь с нарушением нормы рабочего времени!». Ты гляди, какие шустрые тут начальники.
Вежливо отвечаю: «Поскольку моей вчерашней записи в журнале о принятии решения на вылет не имеется (я только собирался сделать её), никакой попытки вылететь не было, а ваш диспетчер любезно подсказала мне, что я могу вылезти за нормы рабочего времени, спасибо ей за это, я сразу же принял грамотное решение о ночёвке в столь прекрасном аэропорту, как Ханты-Мансийск. А попытаться повесить на меня задержку вылета вашего ЯК-40 у вас не получится, поэтому никакой объяснительной писать не буду! Прошу не задерживать, у меня время вылета подходит!».
Они посопели-посопели, потом один, у которого лычек на погонах побольше, спрашивает: «А как вы взлетать собираетесь?!». Объясняю, что запустимся, прогреем и проверим все системы, переместимся со щита на полосу и взлетим по - самолётному. Они сказали: «Ну-ну, мы посмотрим!», и ушли.
Красавица-диспетчер милостиво выдала разрешение на вылет, после моей записи, что я принимаю решение на вылет и таки покидаю этот чудный аэропорт, с грустью в сердце. Напоследок, стрельнула глазищами, я ей подмигнул и покинул АДП.
Быстренько-быстренько на стоянку, экипаж на местах, запускаемся «от своих» (т.е. ВСУшка – вспомогательная силовая установка запущена и уже свистит на левой створке грузовой кабины).
А солнышко подымается всё выше и выше, и температура наружного воздуха растёт. Запустились, системы работают, редуктора в норме, всё путём, запросили контрольное висение и перемещение на полосу.
Не токмо начальники, но, кажется, весь аэропорт вышел поглазеть на это «эпическое» перемещение. Мы зависли над щитом. Ну как зависли, это громко сказано, колёса от бетонки где-то полметра, а режим уже почти взлётный. Я начал перемещаться над самой травой лётного поля. От щита до взлётной полосы около ста метров, может меньше, машина проседает, чуть не касаясь колёсами травы, и медленно ползёт к полосе. Всё, как в анекдоте: «Товарищ прапорщик, а крокодилы летают? Нет, конечно. А товарищ майор говорил, шо летают. Ну, можэ и летають, только нызэнько-нызэнько…». Вот именно – «нызэнько».
В жизни не думал, что в траве аэропорта может быть столько мусора. Какие-то веточки, палочки, обрывка чего-то. Я такой конкретный срач устроил на аэродроме, заодно и подмёл его. Перемещаюсь в этом пыльном столбе, а в голове одна мысль: «Господи, хоть бы чего-нибудь не засосать в движки, а то капец!». Надо добраться быстрее до полосы, а то режим у движков взлётный, а его нельзя держать больше 60 секунд.
А на перроне опять орёт какой-то запустившийся ЯК-40, типа у него время вылета. Ба, да это же вчерашний «нервный» товарищ, опять куда-то лететь собрался. Как говорится – те же яйца, только в профиль!
Дополз до полосы, пару раз коснулся земли правым колесом шасси, я чувствовал лёгонькие толчки. Слава богу, от аэропорта не видно в этом бардаке, как я там «висю» и перемещаюсь.
На полосе аккуратно «гепнулся», иначе и не скажешь, на бетонку, развернулся носом в северо-восточный конец полосы и, дав движкам роздых, тихонько покатил к «зебре», которая нарисована в самом начале полосы, так называемом пороге. На перроне вопил «ЯК», но мне уже по барабану. Докатился до самого торца ВПП (взлётно-посадочной полосы), развернулся на 180 градусов и выставил машину точно по осевой линии с курсом взлёта 240 градусов.
Контрольное висение запрашивать уже не стал. Это перемещение со щита на полосу и будем считать за контрольное висение. Тем более центровка нормальная, запаса управления и мощности хватает для взлёта по-самолётному. Уж это и ежу понятно.
-«21016, разрешите взлёт!»
-«016-ый, взлёт разрешаю!», в голосе диспетчера слышится лёгкая смешинка.
А на боковой рулёжке бурчит недовольный ЯК-40. Бурчите, бурчите, ребята! Вот теперь специально всю полосу пробегу. Поехали потихоньку.
Вертолёт нехотя страгивается с места и постепенно набирает скорость. Прошли режим «трясучки», но я специально не разгоняю вертолёт больше шестидесяти километров в час. Для уменьшения нагрузки на колёса шасси держу машину на «шаге», плавными движениями педалей и «ручки» удерживаю машину точно по осевой линии ВПП.
В левом блистере промелькнула боковая рулёжная дорожка, на которой коптит ЯК-40, а мы гордо несёмся по взлётной полосе, аж на другой конец, юго-западный. Почти в самом конце полосы, догнав скорость до ста километров в час, плавненько-плавненько, не меняя тангажа (угол продольного наклона) и влупив движкам взлётный режим, нежно оторвал вертолёт от бетонки, устремил его в безоблачное утреннее летнее небо.
В наушниках одновременно раздались голоса диспетчера и командира ЯК-40: «Слава богу, убралась эта «бетономешалка». Ну и пусть «бетономешалка», а для меня ласточка, кормилица и умница.
Мы уже в бескрайнем небе, идём в наборе высоты, движки мощно свистят, лопасти рокочут, а впереди открывается ширь сибирских просторов, где сливаются красавец Иртыш с могучей Обью. На борту порядок, топлива навалом и мы идём домой. А это главное!
