«Думаем по-русски» – так называлась декабрьская конференция, в которой приняли участие более 700 учёных из 40 стран. 30 часов подряд, практически на всех континентах, кроме Антарктиды, во всех часовых поясах непрерывно шли доклады из самых разных областей науки. Зачем людям, которые живут и работают в англоязычной среде, рассказывать о своих достижениях на русском языке?
Игорь Ефимов (руководитель лаборатории сердечно-сосудистой инженерии Университета Джорджа Вашингтона): Когда мы задумали эту конференцию примерно 12 лет назад, мы спросили себя: что нас, работающих за рубежом русскоязычных учёных, объединяет? Ностальгия, конечно, и дань, которую мы хотим отдать нашим учителям, у которых учились в России на русском языке, а также студентам, которые учатся там сейчас.
Евгений Кунин (научный сотрудник Национального центра биотехнологической информации Национальной медицинской библиотеки Национальных институтов здравоохранения США): Все настоящие учёные (я подчеркну это слово: настоящие) – это одно культурное и интеллектуальное поле; живые, ушедшие и будущие. Что же касается российских и советских, то в этом поле существует сила, объединяющая их дополнительно, – единый код русской культуры. Все настоящие учёные, объединённые этими кодами, чувствуют ещё большее родство друг к другу, чем учёные вообще.
Александр Кабанов (директор Центра наномедицины Университета Северной Каролины): Когда я стал президентом Международной ассоциации русскоговорящих учёных (RASA), то стал думать: а зачем? И в первую очередь обратился к эмиграции, к тому, что они испытывали и чувствовали. Хотя их исход был несопоставимо более трагический, чем наш, и они были совсем изолированы от метрополии, всё-таки многие вещи похожи – как ты входишь в чужую языковую среду, в чужую научную культуру.
Когда мы жили в Советском Союзе, мы практически ничего не знали о людях этой волны эмиграции, работающих в науке. А масштаб той волны, послереволюционной, и в первые советские годы, – колоссальный! И влияние на науку и мировую культуру – колоссальное!
В Америке готовится к принятию закон о защите американских инноваций. В чём его цель?
Игорь Ефимов: Речь идёт о том, что Китай старается получить наибольший объём знаний от финансовых вложений, которые делает американское правительство, оплачивая огромное количество исследований. Происходит это через утечку различного рода информации, когда, например, люди уезжают, увозя с собой, в общем-то, защищённую интеллектуальную собственность.
На взгляд академического учёного, это доставляет огромное неудобство и дополнительную работу, потому что добавилось огромное количество бумажной работы. В прошлые годы, если я получил антитело от своего коллеги, допустим, из Германии, я не должен был никому об этом докладывать, а теперь это делать нужно. Теперь когда пишу очередной грант в Национальный научный фонд (NSF) или в Национальные институты здоровья (NIH), я должен указать все свои источники финансирования.
Американские политики пытаются защитить американские инновации от Китая, а российские политики пытаются защитить российские инновации от США. При этом в докладе сенатора Портмана о защите американских инноваций Россия не упоминается вообще. Как вы думаете, почему?
Александр Кабанов: Американцы обеспокоены тем, что технологии «уплывают» разными способами в Китай, уже не первый год. Но из Америки украсть технологию в Россию практически невозможно, поскольку реализовать её там будет очень трудно. Даже если что-то украдёшь, ты это не сможешь использовать. То есть фундаментальная разница заключается в том, что из России в Америку ничего нельзя украсть. Поэтому разговоры о том, что Америка угрожает российским технологиям, просто беспочвенны. А вот из Америки в Китай украсть можно, потому что у американцев есть много того, что можно украсть, и китайцы смогут это реализовать.
Вы думаете о своей науке по-русски?
Евгений Кунин: Я бы не сказал, что теперь думаю по-русски о науке. В течение последних 20 лет я сделал, может быть, четыре-пять лекций и докладов на русском языке. Переключиться иногда на другой, одновременно родной и дорогой для меня язык, – это очень приятно.
Александр Кабанов: Я, наверное, думаю, потому что много времени провожу в России, где читаю лекции для студентов — иногда специально по-английски, а иногда и по-русски.
Игорь Ефимов: Я тоже много читаю лекций в России, стараюсь это делать по-русски. Но, к сожалению, терминология, в фактически не существует на русском языке или просто является калькой. Потому что в России отстаёт всё больше и больше терминология, которой мы пользуемся в науке. Она, естественно, возникает в результате понимания новых открытий, новых феноменов в науке, которые раньше не были вообще никак названы. Когда термин создаётся и принимается научным сообществом в первую очередь, а потом и всем обществом, он отражает ту языковую культуру, в которой это открытие произошло, было осознано и доказано.