Человек он был невероятный, разный. В нём сочетались, конечно, величайший талант, крутой нрав, такая сибирская скупость, очень ясное ощущение величины своего таланта. И вообще, он, конечно, как великий художник, он, конечно, был невероятно самобытен. Тем более, что человек из Сибири, из казачьего рода. Это вообще все его петербургские всякие тусовки были для него неприемлемы. Однажды ему прислали приглашение на какой-то приём, и было в приглашении написано, что должен быть фрак. Так он при своей дикой прижимистости всё-таки купил фрак, и вот в том виде, в каком он был, этот фрак, он отправил вместо себя с запиской, что, судя по всему, вас интересую не я, а во что я одет. Это было, в нём такая крутизна была.
Суриков — гениально абсолютно драматург в своей живописи. Вот если вы возьмёте, причём, это такой абсолютно невероятно природный вкус, природный вкус и мощь. Я очень люблю Репина. Великий художник. Но когда ты смотришь Ивана Грозного, который убивает своего сына, я сейчас не про исторические факты говорю, а про образ. Безумные глаза, на руках голова сына, кровища. И так вроде бы страшно-страшно, а как говорил Толстой про Леонида Андреева, он меня пугает, а мне не страшно. А когда ты смотришь «Утро стрелецкой казни», ни капли крови нет, вот только вот сейчас начнётся, и вдалеке почти невидимый Пётр, наблюдающий за тем, как себя ведут люди, которых сейчас будут казнить, вот это страшно. Потому что твоя фантазия сильнее, чем твоё визуальное влияние на тебя. Вот ты понимаешь, что все эти люди, которые там прощаются, разговаривают, плачут, вот эти люди сейчас все будут казнены. И величие драматургии этого, представляете, какую можно было нарисовать картину, написать «Стрелецкая казнь» с головами летящими и т.д. А это вот это преддверье, это вот туманное утро перед страшным явлением. И в этом Суриков был, конечно, абсолютно гениальным драматургом. Мощь была невероятная в нём. И в то же время совсем бытовые, так сказать, вещи. Купил дочкам две шубки из кенгуру, по-моему. Всю ночь не спал, ужасно мучился, что дорого отдал.
И вся элита передвижническая, так сказать, которые его уважали и подсмеивались над ним, над вот этим его внутренним, внутренней борьбой его. Какая-то была история, что они собрались у него, и он водку не бутылку ставил, а вносил полные рюмки и потом уходил. И я не помню, кто, но имена там, Васнецов, ещё кто-то, говорит: Ну, давайте выпьем за художников. Выпивают. Потом кто-то из них ушёл. Опять Василий Иванович ушёл, налил. Ну, а теперь давайте выпьем за настоящих художников. Потом ещё кто-то ушёл. Ну а теперь давайте…И когда уже два последних уходили, то на лестничной клетке один другому сказал: А вот теперь, Василий Иванович, налил себе рюмку и сказал: А вот теперь, Василий Иванович, выпьем за действительно настоящего художника. И в этом, хотя это была и шутка, но в этом была определённая правда его характера. (Из интервью для цикла документальных фильмов "Передвижники", ООО "Неофит" по заказу ГТРК "Культура")
Подробнее о Василии Сурикове и других передвижниках - в книге:
"Передвижники. Художники-передвижники и самые важные картины конца XIX – начала XX века"
https://www.labirint.ru/books/740206/
https://www.ozon.ru/context/detail/id/166789703/