Коня на скаку остановят, нагрузят сырьем и топливом и в горячий цех войдут. Женщины и подростки города Боровичи в годы Великой Отечественной войны под вражескую канонаду восстановили комбинат по изготовлению огнеупорных материалов после эвакуации прежнего. А еще спасли десятки тысяч раненых в госпиталях. Нынешний, 2020 год запомнится боровичанам не пандемией, а салютом в честь присвоения Боровичам звания Города трудовой доблести.
Текст: Сергей Виноградов, фото предоставлено автором
«Перед войной Боровичи были индустриальным центром Северо-Запада СССР, – говорит директор Музея истории города Боровичи и Боровичского края Ирина Столбова. – После начала войны нависла угроза оккупации нашего города, было принято решение об эвакуации предприятий, включая комбинат огнеупоров. В наших архивах хранятся соответствующие предписания об эвакуации оборудования и специалистов. И это было выполнено».
После того как фашистов удалось остановить, предприятия Боровичей – второго по величине города Новгородской области – начали получать правительственные оборонные заказы. Огнеупорные материалы применяются во многих промышленных сферах, но в военные годы они особенно требовались для выплавки стали. Страна нарастила выпуск военной техники и оружия, металла требовалось много, использовались любые возможности для его производства. «Однако оборудование и специалисты оставались в эвакуации, и в Боровичах промышленность была вынуждена фактически восстанавливаться заново, да еще в условиях войны, – говорит Ирина Столбова. – К старым станкам, сохранившимся на предприятиях, встали пенсионеры, инвалиды, женщины и дети. И они смогли восстановить комбинат и работать, перевыполняя план. А после работы и после школьных уроков для женщин и детей начинался второй трудовой фронт – они шли в госпитали».
В середине 1942 года в Боровичи вернулась группа рабочих и специалистов, прибыло около 100 вагонов оборудования. Восстановление цехов и рудников стало важнейшей задачей для всего города. Уже в 1943 году приступил к работе цех №1, затем – №4, и восстановленный комбинат выдал первый огнеупорный доменный припас.
«В Боровичах выпускали не только огнеупоры, – объясняет Ирина Столбова. – Предприятий было много, и на них шили обмундирование, выпускали мины, печки-буржуйки, примусы, приклады для автоматов, пекли хлеб и изготавливали сухари. Выпускалось буквально все, что нужно фронту. Мастерские комбината огнеупоров превратились в пространства для ремонта военной техники, поступавшей сюда с передовой. В нашем архиве сохранился документ, в котором директор ликеро-водочного завода заявляет о том, что на предприятии нет ни специалистов, ни оборудования, ни сырья. А возрождаться надо. И в таких условиях все равно был налажен выпуск спирта для медицинских нужд и зажигательных смесей».
На фронт ушла почти треть населения города. Оставшиеся женщины и дети сутками дежурили в госпиталях, открывшихся почти во всех крупных зданиях, рыли окопы для Ленинградского, Северо-Западного и Волховского фронтов, занимались лесозаготовкой, добывали торф. А по ночам вязали теплые вещи и собирали посылки для солдат.
В окрестных деревнях было не меньше сложностей: почти все трактора, машины и лошади были переданы в армию или эвакуированы. Приходилось выполнять план невероятными усилиями – пахали на коровах, выходили в поле всей деревней от мала до велика с лопатами. И вот удивительный факт: осенью 1942 года в селе Кончанском нашли силы и возможности для открытия музея великого полководца Александра Суворова, который отбывал здесь ссылку в конце XVIIIвека. Отсюда же он ушел в свой последний Итало-швейцарский поход. Солдаты и офицеры, собравшиеся на церемонию открытия музея, прямо с нее ушли на фронт...
ТРУДОВАЯ ДОБЛЕСТЬ БОРОВИЧЕЙ
Слова «металлургиня» и «садчица» в русском языке не появились, хотя, думается, после подвига боровичанок филологи были вправе вписать их в словари. В тяжелейших условиях тотальной нехватки всего местные работницы выдавали по 200 процентов нормы, а сырье, топливо и готовую продукцию перевозили на тачках, вагонетках и лошадях.
В историю Боровичей, которую изучают в местных школах, вошли садчики Алексеева, Константинова, Яковлева, Федорова, Конторина и многие другие. «Садчик – тот, кто занимается посадкой в печь чего-либо», – определяет значение слова один из словарей. Разве может женщина работать у доменной печи? Вряд ли, скажем мы сегодня. А в Боровичах – работали. И здесь об этом хорошо помнят.
«В бригаде у нас работали одни женщины, – вспоминала огнеупорщица Валентина Башмакова. – Работали по 12–14 часов, а если приходил срочный правительственный заказ, то и по две смены работали. Выходных и отпусков не было. Дежурили мы и в госпиталях, ухаживали за ранеными. Как ни трудно было, но многие из нас при этом были и донорами крови».
«Наш цех шутя называли «бабий», я заведовала лабораторией, – рассказывала Мария Зорина. – Оборудование в цехе было старое, часто ломалось. Из-за поломок и нехватки людей план выполнять было трудно, поэтому мы вынуждены были днем работать на занимаемой должности, а вечером все ИТР становились на рабочие места: прессовали изделия, сажали и выгружали их из печей. С нами работала и начальница цеха. Кольцевых печей не было, не было и вагонеток, все перевозилось на тачках. Чтобы провезти нагруженную сырцом тачку по металлическому листу, нужно было иметь опыт и силу, нам было трудно. Но работали дружно и все вместе помогали друг другу».
Пионеры-герои, сражавшиеся с фашистами в партизанских отрядах, прославили свои города и поселки на всю страну. О передовой девичьей бригаде вчерашних школьниц с 16-летним бригадиром Павлом Виноградовым знают только в Боровичах. «Самым большим горем считали воздушные тревоги: ведь пока пережидали налет, застывал в ковшах металл, – вспоминали работницы. – Его вырубали и снова плавили».
ГОРОД-ГОСПИТАЛЬ
В центре современных Боровичей, сохранивших облик русского купеческого городка из пьес Александра Островского, на каждом втором здании встретишь таблички, свидетельствующие о том, что в годы войны здесь размещался госпиталь. Под раненых отдали 10 школ, 9 административных зданий, техникум, педучилище, Дом пионеров, Дом крестьянина, монастырь и пять жилых домов. По официальным данным, через госпитали Боровичей прошло более 70 тысяч раненых (население города было почти вдвое меньше), около 80 процентов из них вернулись в строй.
«Официально в Боровичах располагались 22 госпиталя, но это только нумерация – к одному госпиталю могло быть приписано несколько лечебных учреждений», – отмечает Ирина Столбова.
«Это подлинный город-госпиталь», – писал легендарный хирург Александр Вишневский, который в годы Великой Отечественной работал в Боровичах главным хирургом Волховского фронта. В его дневниках есть такая запись: «Утром приехал в Боровичи. В 6 часов вечера открылось совещание. Говорили, между прочим, о том, что раненые должны выписываться из госпиталя еще более боеспособными, чем до ранения, почувствовав любовь и внимание медицинского персонала. Вот уж что верно, то верно!»
Медсестре из Боровичей Евгении Николаевой довелось не только поработать с Вишневским, но и стать его пациенткой. «Я была в перевязочной, стала поднимать раненого и согнулась пополам от резкой боли, – вспоминала она. – Через несколько минут я уже лежала на операционном столе. Александр Александрович сам делал операцию под местным наркозом и шутил. Я спросила его, что он делает. Он сказал: «Кисет шью». – «Зачем?» – «Табак сыпать буду». Оказалось, от напряжения у меня лопнула кишка. Приехал отец, на санках увез меня в деревню. Через две недели я снова вернулась на работу в госпиталь».
Анна Гуляева встретила войну студенткой фельдшерско-акушерской школы в Боровичах и с учебной скамьи была отправлена в местный госпиталь. «Я понимала, что в отделении хирургии буду нужнее всего, привлекала операционная и перевязочная, – вспоминает она. – Часто оставалась в госпитале ночью, изучала инструменты».
С приближением немцев раненых становилось все больше, многих медсестер отправили на фронт, работать приходилось сутками. «Из операционной не выходили по трое суток и, чтобы не свалиться с ног, пили из ампул кофеин, – рассказывает Анна Ефимовна. – Много приходилось делать переливаний крови. Совместимость проверяли так: на блюдце смешивали донорскую кровь с кровью раненых, и если состав не свертывался, то можно было вливать».
Среди доноров тоже были свои герои, чей вклад в спасение раненых измерялся не граммами и даже не литрами, а ведрами. В книгах о медсестрах Боровичей то и дело встречаешь – в годы войны «сдала ведро крови», «сдала полтора ведра крови». Отдельный стенд в музее Боровичей посвятили Марии Кулиной (Ивановой), которая в годы войны сдала 15 литров крови. «Однажды вызвали внезапно, – вспоминала она, – надо спасти жизни двух человек – раненого солдата и женщины, умиравшей в родах». Мария Кулина отдала сразу 700 граммов крови.
И во время войны, и после нее в Боровичи шли письма от вылеченных солдат и их родственников. Часто без фамилий и без адреса, «на деревню дедушке». Люди благодарили медсестер и докторов за то, что спасли, выходили, выкормили. Некоторые письма выставлены в музейной экспозиции. «Уверяю вас, товарищ врач, вспоминая вашу заботу, беспощадно истребляю немецких оккупантов, пока ни одного не останется на нашей родине», – пишет солдат Муртазалов. И постскриптум: «Раны не беспокоят».
МЕРЫ И ВЕСЫ АЛЕКСЕЯ КИРИЛЛОВА
Ветеранов трудового фронта в сегодняшних Боровичах осталось немного. Едва стало известно, что Боровичи получили звание Города трудовой доблести, ветеранов осадили журналисты. Дошло до того, что родственники стали оберегать своих стариков от интервью и воспоминаний. Мне посоветовали обратиться к 93-летнему Алексею Михайловичу Кириллову, но предупредили: журналисты трижды назначали ему встречу, но до квартиры ветерана не добирались. Мол, возможно, обижен и пошлет подальше с парой соленых словечек из лексикона шахтеров, каковому делу он отдал большую часть жизни.
Зря пугали. Обошлось без шахтерского лексикона. Алексей Михайлович любезно пригласил в гости, с юмором заявив, что устал давать интервью самому себе. Ветеран труда живет один и очень рад гостям. Оказалось, Алексей Кириллов, не попавший на фронт из-за юного возраста и малого роста, в Боровичах большой человек: на протяжении многих лет был начальником горного управления Боровичского комбината огнеупоров.
Алексей Михайлович родился в деревне неподалеку от Боровичей в семье, которая была признана кулацкой. Его дед Кирилл, в честь которого, вероятно, семья и получила свою фамилию, был знаменитым мастером на всю округу – рубил дома, был сведущ во всех крестьянских делах и оставил своему сыну, отцу Алексея Михайловича, крепкое хозяйство. За эту-то богатую избу, трудолюбие и успех, сопутствовавший в каждом деле, Михаил Кириллович был репрессирован и умер в Архангельской области, оставив жену с двумя дочерьми и сыном.
«Мои родители в кузнице работали: отец кузнецом, а мать молотобойцем, – вспоминает Алексей Михайлович. – Отец научил мать кувалдой работать, чтобы молотобойца не брать в кузню. Сильная была женщина, но и она сломалась, когда в войну у нас однажды все карточки украли. Жить не хотела, чудом спасли, стала инвалидом».
Единственный мужчина в семье унаследовал от предков работоспособность и талант к быстрому обучению. «Когда началась война, я учился в школе, в мае 1942 года окончил восемь классов, – вспоминает Алексей Михайлович. – Сестры пошли работать в госпитали, а я устроился на механический завод в Боровичах. Росту я был небольшого, 143 сантиметра, и меня определили в палату мер и весов, где я в основном ремонтировал весы и манометры. Посчитали, что на более тяжелые работы я не гожусь. Но работы было много, трудился не разгибаясь, по 12 часов без выходных. Чтобы я мог нормально работать у тисков, подставляли ящики».
После смены по вечерам Алексей Кириллов со сверстниками ходил на военно-учебный пункт – там обучали военному делу. На заводе работа спорилась, вчерашний школьник приноровился к новому оборудованию и ящику-постаменту, включил родовую смекалку и спасал от свалки весы, которые считались не подлежащими ремонту. «В порядке поощрения нас иногда направляли на ремонт весов на хлебозавод, – вспоминает он. – Там можно было немного поесть отбракованного хлеба».
Способного парня заметили и перевели на ремонт более сложного оборудования. К 12-часовым сменам и занятиям на военно-учебном пункте в его распорядке дня добавились уроки английского языка, которые были необходимы для того, чтобы разобраться с американским оборудованием, поступавшим по ленд-лизу. «Станки были обмазаны артиллерийским салом, мы соскребали это сало и ели, голод был страшный, – вспоминает он. – Давали по 300 граммов хлеба в день, а потом, когда разряд получил, стали давать по 500 граммов. Картошку перемороженную на весеннем поле найдешь – деликатес».
Чтобы спасти семью от голода, Алексей Михайлович пошел учиться на шахтера и, как только стало можно, напросился на работу под землей – там паек был больше.
Салют в честь присвоения Боровичам звания Города трудовой доблести Алексей Кириллов смотрел с балкона. Рассказывает, что от сполохов на небе ощущал ту же радость, как от солнечного света при подъеме из шахты. «Я так кричал ура, – смеется ветеран, – что прохожие головы задирали».