С работы иду по Двинской улице, перехожу по Гутуевскому мосту через Екатерингофку на набережную Обводного канала и поворачиваю на Лифляндскую улицу, там после Бумажного моста надо взять влево, пересечь парк Екатерингоф до Сутугина моста и по Перекопской - до метро Нарвская.
А на работу удобнее идти по другому маршруту - после Старо-Петергофского проспекта поворачиваю на Нарвский проспект, дворами выхожу на Бумажную улицу и по ней почти до самого Обводного, перед ним, опять же дворами, попадаю на Лифляндскую, через перекресток на набережную и - мимо пристани на Гутуевский остров.
Иду вот так и балдею от топонимов. Увижу аншлаг на углу дома - обязательно читаю название улицы, жмурюсь от удовольствия. Шепчу во тьме, шлепая по снежной жиже: "Вот слева набережная Бумажного канала, а справа вот река Таракановка… Фу, нет, не надо Таракановки, лучше сюда посмотрим: Нарвские триумфальные ворота!"
Ради всего этого, собственно, и переехал.
Снежной жижей равномерно покрыта вся территория отчизны, но в СПб под этой всегдашней, под извечной этой жижей культурные пласты. История на каждом шагу, и каждый шаг впечатывается в страницу новейшей истории жирным шрифтом. Тут шагу не сделаешь, чтобы не вляпаться в какую-нибудь историю.
Ну или, во всяком случае, ждешь этого от непроглядной тьмы в кривом перекрестке Шотландской и Невельской улиц: что если выскочит из Канонерского тоннеля лихой человек и вынет из меня душу? В таком случае, собираясь помирать, я предварительно справлюсь по карте, осмотрюсь в поисках табличек на углах домов, чтобы удостовериться, что помираю на улице/площади/набережной с красивым названием, и только тогда упокоюсь с миром. Будучи уверенным, что смерть эстетически безупречна. Если лихой человек вынет из меня душу на Двинской улице, то из последних сил, хрипя и сипя, попрошу все же оттащить мой остывающий труп на Шотландскую улицу, будьте так любезны, если не затруднит. Чтобы придать лоск последней строчке о моей персоне в криминальной хронике.
Когда буду лежать в гробу, прощающиеся на панихиде отметят: надо же, какая умиротворенная улыбка застыла на лице покойного. Не иначе как в следующей жизни встретила его неожиданная радость! Я же как раз наоборот - я же всех обманул - ещё в предыдущей жизни, прямо вот в этой самой, удостоверился, что под коченеющим моим трупом не какой-нибудь глупый материк Евразия, а остров в дельте Невы между рекой Екатерингофкой, Морским каналом и Финским заливом - географический центр Петербурга - Гутуевский остров!
Старый друг В., друг детства, тоже переехал в СПб с нашего общего Южного Урала. На нашем общем Южном Урале он строил железнодорожные вагоны, а здесь на Адмиралтейских верфях строит ледоколы. Ходит на работу по таким же улицам, но его они не особо вдохновляют. В Питере доступнее жилье, чем в Москве, поэтому и переехал, никакой романтики. Месит снежную жижу в непроглядной тьме с потухшим лицом. Я же - внутренним сиянием освещаю себе путь!