Первая часть - здесь.
...В одном из писем Е. Г. Эткинду, собирающемуся писать о Дмитрии Святополк – Мирском, романтическом возлюбленном Веры Трейл, « агент по кличке Леди» - это псевдоним Веры, - пишет номер своего давнего соратника. Отчества Родзевича Вера Александровна совсем не помнит за давностью лет, а вот телефон!
Цифры все еще живы и словно бы говорят с листа бумаги. О чем они говорят? О ком? Вера пишет Е. Г. Эткинду по деловому, сухо и коротко, как то отрывисто, почти по мужски.
Словно план набрасывает:
«Есть еще такой Родзевич (Константин, отчества не помню), 26 rue Lacretelle, 15-e, тел. 250.1305. Я его знаю как Сordе — его партийная кличка.»
Луи Корде, под таким именем знали Константина Родзевича и в Испании, где он совместно с генералом В. Орловым проводил вербовку в ряды интербригад или, как говорят иные, казнь, отстрел, чистку тех непокорных испанцев, что пылко осмеливались спорить с коммунистами и выражать свое несогласие открыто.
Муру, немного позже, при встрече в 1938 году, он и сам ответит на вопрос о том, убивал ли людей- «приходилось расстреливать». Почти безразлично, с холодною усмешкою. Об этом есть запись в дневнике Мура.
Скольких же он, Родзевич, « площадной Арлекин», расстрелял? Неизвестно доподлинно Сотню? Десяток? Пятерых?
Подсчета скрупулёзного нет, души – никак не вопиют, дело личное засекречено, а филологи и историки все так и спорят: агент, разведчик, резидент, вербовал, работал. Словно, не чувствуют и не видят равнозначности глаголов, существительных.... Не видят того, что сейчас же увидела Марина Цветаева, блестящий и одухотворенный «творитель слова»!
На одном из рисунков своих странно как то Родзевич ее изобразил – в образе спящей Сирены , сивиллы, с полузакрытыми глазами, улыбкой на расслабленном лице. Будто бы поэт отдыхает, думает, сомнамбулически грезит, с букетом полевых цветов в руках.
Еще на одном рисунке – Марина Цветаева с посохом странницы и ее огромные глаза на пол- лица, очи, поглощающие, смотрящие прямо в суть души. Арлекин от этих очей чуть меньше, чем через полгода отвратился. Но они его неотступно преследовали....
Вырезав лицо Марины Ивановны из цельного куска дерева, он представил нам словно бы ее душу, вечную душу Психеи как ствол дерева. Или в своих работах он создавал словно бы незримый защитный барьер, новую маску для себя. Маску Художника. Не Арлекина. Ведь художник -не убивает. Искусство и злодейство две вещи несовместные. Аксиома.
Веронике Лосской Константин Болеславович, с обаянием и свободой былого обольстителя рассказывал/ в беседе он участвовал «с явным удовольствием, с подкупающей скромностью и непосредственностью» - оценки В. Лосской/:
«Я встретился с Мариной Цветаевой во время ее переписки с каким то литературным критиком. (Это был Бахрах).
Она вообще писала много писем. Это было характерное для нее стремление восполнить то, что мы не смогли создать в жизни.
Вот так случилось, что наша встреча заставила ее от переписки с этим человеком отойти. Она влюбилась. Когда мы сошлись, мы стали большими друзьями. А потом она продолжала писать мне письма. Для нее это было необходимостью выражать избыток.
А я? Что я мог? Ее письма, это была скорее необходимость выразить себя. А я был слаб. Она меня тащила на высоты, для меня недосягаемые. Мне нужна была жизнь проще. Она искала возвышенную любовь, а я любовь земную.»
Стоп! Вот - признание. Агенту было невыразимо скучно, ему не было дела до высот и не было задания покорять эти высоты, да и времени не было .... Далее Родзевич вспоминает: « В Марине было много любви к жизни и жажды жизни, много стихии. Она вся была стихийная».
Стихию эту надо было как то направить в русло. Они встречались в кафе и отелях, были разговоры. Но о чем?
«Говорила ли она со мной о стихах, о своей поэзии? Нет. Очень мало. Один раз она подарила мне книгу стихов, но не своих, а Гумилева. Я тогда очень увлекался Гумилевым, ценил его мужественность и силу. В Праге я не был подготовлен к ее поэзии» - откровенничал Родзевич с Лосской, хитро умалчивая о том, что как то все же становилось известно посторонним ,/ в том числе - Вере Трейл – Гучковой/ о неустроенности Марины в бытовом плане, о ее мыслях и мечтах. Кто сообщал об этом, когда, кому? За ними наблюдал кто то третий?
Версии напрашиваются дальше. . Расследование продолжу.
