Предыдущая глава (начало) смотри:
Многие обретения ожидали Иллариона впереди. Они вплетались в размеренный быт слушателей духовной академии. Жизнь на территории монастыря накладывала свой отпечаток, и сама по себе была необычной – камерные храмы и торжественные и многолюдные архиерейские богослужения, строгая дисциплина и непрестанная молитва, множество паломников и священников, стекающихся на подворье Лавры, именитая профессура и братия – новые знакомства, впечатления, открытия…
Одним из запоминающихся событий начала обучения был крестный ход, посвященный перенесению мощей Святого Александра Невского из Владимира в столицу Российской империи. Каждый год тысячи людей повторяли путь, начатый в 1723 году основателем города - Петром Первым.
Тогда через всю страну проследовала процессия со святыми мощами Благоверного князя. Звонили колокола Владимира, провожая великую святыню. Жители ближайших сел встречали ковчег с мощами Александра Невского с ликованием. Москва, Клин, Тверь, Торжок, Новгород, Волхов могли поклониться и торжественными молебнами почтить Святого Благоверного князя. Временным прибежищем его честных мощей стала Шлиссельбургская церковь. Через год состоялось перенесение мощей в Александро-Невской монастырь столицы.
Утром в воскресенье 30 августа 1724 года тремя выстрелами из Петропавловской крепости столица была оповещена о начале торжества. Невский флот пошел вверх по реке навстречу галере со святыми мощами. Петр Первый перешел на галеру, где сам встал у руля. При пушечном салюте и колокольном звоне честные мощи святого князя Александра Невского были встречены на берегу Невы, перенесены в монастырь и поставлены в новом храме, который освятили в тот же день в честь Александра Невского — такова была история появления великой святыни на берегах Невы. Ежегодное празднование этого события было учреждено императрицей Елизаветой Петровной спустя двадцать лет. С тех пор день 30 августа стал государственным праздником и выходным.
Обычно празднование начиналось с литургии в Казанском Кафедральном соборе, а за тем ковчег с мощами под торжественное пение и звон колоколов несли в Александро-Невскую лавру. Здесь в серебряный саркофаг полагались мощи святого, и тысячи горожан спешили почтить память небесного покровителя своего города. Невский проспект в этот день был неузнаваем. Пёстрая многолюдная толпа, заполнила улицу от края до края. Священство в белых облачениях, монашество, богомольцы всех мастей и сословий. Впереди виднелись иконы, хоругви, кресты. Отовсюду слышится: «Святый Благоверный Великий княже Александре, моли Бога о нас!»
...Илларион шёл среди академической братии. Он уже успел познакомиться со многими слушателями, лица иных он видел впервые. Было интересно наблюдать за тем, как толпа богомольцев врезается в привычный ход городской жизни. Мимо мелькали знакомые места - дома, улицы, каналы. Каждый камень тут был его давешним другом, каждая открытая дверь приглашала в мир воспоминаний, за каждым окном мог скрываться приятель или случайный знакомый. Но теперь Илларион смотрел на любимый город другими глазами. С двух сторон проспекта с тротуаров богомольцев встречали прохожие. Кто-то останавливался и преклонял голову перед святыней, кто-то торопливо шёл своим путём. Движение в городе расслоилось на два стремящихся друг навстречу другу потока, словно жизнь самого Иллариона - на прошлое и настоящее. И эта, новая, церковная жизнь была столь интересной, наполненной, что прошлое казалось всего лишь блеклым фоном, толчком для начала духовного пути.
Словно богомольцы, движущиеся к цели, Илларион шаг за шагом утверждался на своём пути и открывал жизнь церкви: священное Писание и аскетику, богословие и богослужение, историю и искусство, традиции и быт. Это был огромный мир - многослойный и многогранный, в котором протекала жизнь человека. Здесь было всё. Здесь соседствовали высоты духа и простецкие суеверия, скромное достоинство и фарисейская гордыня, ангельская любовь и показное самоуничижение, невероятная самоотверженность и лицемерие. Добродетели и грехи людские сопутствовали друг другу, как бок обок в крестном ходу шагали архиерей и молоденький послушник, столбовой дворянин и нищий.
Но главное, что было в церкви, это единство, которое не лишало человека индивидуальности, но наоборот, проявляло её в полной мере. Единство, основанное не на личной симпатии, схожести характера, образования или сословия. Оно охватывало нечто более глубокое, касалась оснований бытия человека. Особенно это чувствовалось в богослужении и Евхаристии, объединяющей вокруг себя всех и вся.
Чем больше Илларион продвигался в освоении преподаваемых наук, тем яснее понимал, как мало ему известно. Собственный, столь значимый для него, опыт обретения веры теперь казался малой песчинкой в пространстве многовекового опыта церкви. На протяжении столетий тысячи и тысячи прославленных и безвестных подвижников прокладывали этот путь - молитвой и самоотречением, Богослужением и Богомыслием, наставничеством и миссионерством.
Может быть, именно по молитвам неизвестных братьев, его скорбящую душу окинул своим взглядом Христос, и с этого момента жизнь Иллариона стала постепенно преображаться.
… Крестный ход подошёл к входу в Лавру и остановился. Илларион оглянулся вокруг. Ещё недавно здесь было пусто, а теперь площадь до горизонта заполнена людьми, начинался праздничный молебен.
На память пришли Евангельские сроки: « Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его».
Так и жизнь Иллариона постепенно наполнялась новым смыслом, надеждами и чаяниями. Многие из них лежали за пределами Земного существования, и иногда Илларион по праву мог сказать, что Сам Христос стал центром его жизни.