Продолжение. Начало здесь.
Вопреки пламенным ожиданиям поморов, лето задержалось в пути где-то между Бухарой и Самаркандом, набираясь сил среди оазисов золотоносной Зеравшан, воспетой досточтимым Наршахи. Лениво нежилось под горячим солнцем Мианкаля, и двигаться к холодному Белому морю никак не желало - так и норовило свернуть ещё южнее по Великому шёлковому пути.
Не торопились знойные ветры нести горячий воздух из Ферганской долины к устью Северной Двины. А летнего тепла так не хватало на далёком Севере… Истосковались люди по солнцу за зиму, вымотались весенней распутицей да непогодью.
Ждали-ждали северяне наступления лета, наступил июнь, а погода всё испытывала людское терпение на прочность дождями, пронизывающим ветром да серым всклокоченным небом.
Трудно дождаться на Севере тепла. Но ещё труднее дождаться отклика от внезапно охладевшего сердца.
Поначалу Света не поняла, что происходит, и продолжала бесплодные попытки выйти на связь с Лондоном.
После целого дня абсолютной тишины позвонила сама.
Юра коротко ответил:
- Свет, у меня совещание. Я позже перезвоню.
Девушка даже не сразу насторожилась: такое случалось часто, ведь оба – работающие люди, при должностях, занятые… всякое бывает. Поэтому отнеслась с пониманием и терпеливо ждала звонка.
Но из Лондона так и не перезвонили.
Подождав день, и не получив привычных «Доброе утро» и «Спокойной ночи, любимая», Света встревожилась уже не на шутку. Червячок тревоги точил сердце, не давая сосредоточиться на работе – всё буквально валилось из рук.
Да что же такое могло случиться? Ведь это же Юра… мой Юра – самый родной, самый преданный и надёжный человек. Не могу поверить, что столь сильное сердце не выдержало и сдалось…
Света сидела в кресле, перекинув ногу на ногу, невидящим взглядом уставившись в окно. Задумчиво покачивая туфелькой, соскользнувшей на пальцы ноги, не замечала сползающих по стеклу капель дождя – какая-то звенящая пустота поселилась в душе. Очнулась только когда пронзительно вскрикнула пролетавшая слишком близко от окна белокрылая чайка.
Выйдя из странного оцепенения, Светлана собралась с мыслями и написала Юре по электронной почте:
«Милый, что случилось? Ни звонков, ни сообщений. Я волнуюсь. Позвони мне, пожалуйста, как только освободишься».
Включила оповещения при отправке. Сообщение обозначилось как доставленное. Через час проверила – отмечено как прочитанное. И…ни ответа, ни привета.
Преодолевая внутреннее сопротивление и восстающую против самоунижения гордость, всё-таки совершила ещё одну попытку достучаться до наглухо закрывшегося сердца:
«Юра, как мне расценивать твоё молчание? Если что-то случилось – скажи. Позвони».
В ответ экран недовольно вспыхнул:
«Я сейчас занят. Позвоню попозже».
Солнечной зарницей затеплилась надежда внутри: всё в порядке, просто у любимого какое-то срочное собрание, или что-то в этом роде…
Света, просияв, торопливо ответила:
«Хорошо, жду. Целую».
Но день так и прошёл в пустом ожидании. Ночь сменилась утром, по-прежнему тишина. Ни звонков, ни SMS.
Вообще никаких попыток выйти на связь с Британских островов. Полный штиль.
Девушка сто раз на дню проверяла телефон – доставала из сумочки, подносила к глазам, потом вообще перестала убирать со стола – всё ждала, ждала хотя бы короткую весточку… хоть слово.
Но нет. Всё напрасно. Равнодушно-чёрный экран никак не хотел оживать, оставался глух к безмолвным девичьим мольбам.
Может, ответил по электронке?
Затаив дыхание, зашла в почту. Нет. Ни одного нового сообщения от Юрия Полякова, заместителя финансового директора Morgan Union London.
Отчаяние закралось в душу, холодом стиснув грудь. Слёз не было – они застряли где-то в горле, мешая дышать.
Наташа Лисовская просунула голову в дверь, весело окликнув подружку:
- Свет, пойдём, кофе попьём? Миновна грушевый пирог испекла, обалдеть какой вкусный, я тебе кусочек отложила.
Девушка выпрямилась, с трудом найдя в себе силы улыбнуться:
- Нет, Наташ, сейчас не могу, занята. Пей без меня. И…пирог мой съешь, я не хочу.
- Что-то случилось, Светик? – Всерьёз заволновалась проницательная подруга, улыбка сошла с румяного лица.
- Нет-нет, всё нормально. Просто аврал. Не оторваться. – Усиленно зашелестела бумагами на столе для вящей убедительности.
- А, ну тогда ладно…
Дверь закрылась. Света оттолкнула бумаги, бросила локти на стол, опустив лицо в ладони. Не хотелось ни есть, ни думать, ни дышать.
День утратил краски, раздражали отдалённые звуки оживлённых разговоров, а полосы дождя на стекле причиняли почти физическую боль, усиливая состояние тоски и безысходности.
Разве могла помыслить Светлана, что когда-то столь болезненно откликнутся в душе строки Рождественского, с таким отчаянием выплеснутые в «Карнавале»:
Позвони мне, позвони.
Позвони мне, ради Бога.
Через время протяни
Голос тихий и глубокий.
Звёзды тают над Москвой.
Может я забыла гордость.
Так хочу услышать голос,
Так хочу услышать голос,
Долгожданный голос твой.
Без тебя проходят дни.
Что со мною, я не знаю.
Умоляю – позвони,
Позвони мне – заклинаю.
Дотянись издалека.
Пусть над этой звездной бездной
Вдруг раздастся гром небесный,
Вдруг раздастся гром небесный
Телефонного звонка.
Шли дни, Лондон по-прежнему молчал. Смолк и Архангельск. Ничего не происходило. Лишь с каждой секундой всё шире становилась бездна, разверзшаяся между ними.
Всё так же заливали холодную северную землю безжалостные ливни. Света переоделась в чёрное – этот цвет сейчас успокаивал, она выбирала его неосознанно, не думая. Чёрная водолазка, чёрные брюки. Под стать настроению.
Девушка сильно похудела, голубые глаза впали и стали казаться ещё огромнее на осунувшемся лице. Аппетит так и не вернулся, есть она не могла, и всего за несколько дней снова превратилась в тощего подростка.
Разбитые осколки надежд так больно ранили душу. Сердце ныло и страшно саднило при одной только мысли об утрате единственного чувства, захлестнувшего когда-то таким огромным, безмерным счастьем…оказавшимся лишь иллюзией.
Воспоминания об этом утраченном счастье были повсюду, они не давали отвлечься от настигающей бездны отчаяния, садистки мучили, истязали днями и ночами, душили беспросветностью.
Когда встретился с любовью, когда узнал её в лицо, когда ощутил её вкус, цвет и запах… а потом потерял безвозвратно – как жить дальше? Как?
Наивная! Как же я могла быть настолько наивной? Ведь знала же, знала, что не бывает любви на расстоянии… Господи, какая я дура!..
- Светушка, ну нельзя же так изводиться. Совсем иссушила тебя эта любовь! Ну поешь хоть что-нибудь. Отец, скажи ей… – Тамара Дмитриевна не могла без слёз смотреть на исхудавшую фигурку дочери, бледной тенью притулившуюся на стуле за родительским столом.
Света устало прислонилась к стене:
- Спасибо, мамочка. Не хочу. Я не голодна.
Николай Семёнович помрачнел, желваки заходили ходуном:
- Да что случилось с Юрием-то, я никак не пойму? Ведь нормальный же, вроде, парень. Не дурак, не вертопрах какой… Странно как-то всё это. Что-то здесь не так. Может, позвонишь ему? Надо поговорить начистоту и расставить все точки над i. Что просто так, молча-то страдать?
- Я звонила. Он не хочет разговаривать.
- Так и говорит?
- Нет. Говорит, что занят и перезвонит. Но не перезванивает.
- Ну очень это на Юрия не похоже. Что-то здесь не сходится, Светланка. Хочешь, я ему позвоню?
- Нет, папа. Вот это – точно лишнее. Моя жизнь, мне с ней и разбираться.
- Вот мы и видим, как ты разбираешься… голодом себя решила заморить.
- Ну не могу я пока есть. Не лезет кусок в горло… Я пойду, ладно? Люблю вас…
Света, едва переставляя ноги, уходила домой, а мама, уже не сдерживая слёз, горевала:
- Ох, батюшки…Сохнет, бедная, по своему Юрке, и свету белого не видит. Ну что нам теперь делать-то, отец, а?
- Что-что...Не нервничать, вот что.
Вот и поди, поговори с таким.
Продолжение здесь.