Просыпаюсь в восемь. Надеваю кроссовки, курточку и вязаную шапку, знаю, что по утрам холодно. Рядом с нашей каютой стоит умывальник, чищу зубы. Бодрячком, сон в секунду выветрился.
Иду на катер, окуньков на жарёху наловить. Встряхиваю зимнюю удочку, словно дирижерской палочкой, а рыба не идет. Вода прозрачная дно видно. Не смотрят на меня. Оркестр взбунтовался. Косяки окуней ходят мимо крючка, небось, посмеиваются.
Плюнул, иду в беседку. Лучше мысли в дневник запишу пока при памяти. Днем время пролетает, как моторные лодки мимо баржи. Ночь тянется, как леска, кажется, что время остановилось. Обещал Оле наловить окуней. Но не клюет рыба!
9:00. Сидим в беседке, сегодня на завтрак макароны с тушенкой. С припасами все в порядке, вчера поймали пять хариусов. Еще осталось: полпакета макарон, три упаковки китайской лапши, полбанки малосоленых огурцов, сто граммов творога, три горсти черники и пшенки.
Собираемся на рыбалку, поплывем по порогам добывать хариуса.
— Поехали Дима, козерога покажу! – кричит мне капитан.
Я стою у плоскодонки, мужики несут спиннинги, канистры бензина и солярки.
— Нет. Лучше останусь. Вчера вдоволь насмотрелся! – Женщины садятся в лодку. – Поплыли за приключениями? Удачи вам!
— Решила адреналина хапнуть на порогах, – пошутила Ольга.
Я улыбаюсь друзьям. Они отплывают от баржи, машу им рукой. Надеюсь, что Никитич пить не будет.
Остаемся с матросом вдвоем. Он ремонтирует сантехнику на кухне, чинит второй генератор.
Я пытаюсь рыбачить. Бросаю там… Бросаю сям… Взмахиваю «волшебной палочкой», но чары не действуют. Не клюёт! Сматываю снасть, напевая песню: «Крокодил не ловится. Не растет кокос…»
Тайга вдохновляет, ты, словно паришь, вот где обитель муз! Иду в беседку, чтобы записать эти мысли, пока они не улетели, как те бабочки с ладони.
Солнце поднимается выше и выше, отражаясь в водной глади. Жарит. В теньке прохладнее – ручей освежает. Беседка возвышается на носу баржи, как раз над нашей каютой.
Слоняюсь от нечего делать с катера на баржу. И обратно. Солнце печет, меня разморило. Спускаюсь в каюту. Только я дотронулся головой до подушки, как провалился в глубокий сон. Три ночи сплю по три-четыре часа.
Воздух больше не пьянит – привыкли. Горами и тайгой не восхищаюсь, приелось. Осталась еще одна ночь. Пожил на Кантегире и теперь по-иному ценю уют. Человеку мало надо для счастья, чтобы это понять, надо бросить его в экстремальные условия.
Просыпаюсь от толчка. Наверное, наши приплыли. Знакомые голоса. Встаю с кровати. Поднимаюсь на верхнюю палубу, осматривая лодку.
— Сегодня без приключений? – спрашиваю у Димы.
— Семь хариусов, вот и весь улов, – отвечает племянник, указывая на десятилитровое, цинковое ведро.
Дима прыгает с плоскодонки на катер. Я спускаюсь с верхней палубы в беседку, горя желанием, расспросить, как они сплавали.
Племянник поднимается в беседку.
— На порогах встали. Мотор сломался. Со дна лодки достали длинные палки и прибились к берегу, – мы садимся за стол, Дима продолжает рассказ. – Спрыгнул. С носа плоскодонки бросили веревку. Я привязал ее к стволу сосны. Мы сидим в лодке, привязанной к сосне, чтобы нас течением не унесло. Починили. Заводим мотор, масло закончилось. Никитич достал канистру из–под сидений. Залили масло. Снова дернули. Не заводится, бензин на нуле. Капитан вытащил другую канистру. Залили полный бак бензина. Никитич мужик продуманный!
Следующая статья выйдет в четверг.