Первый рассказ цикла Циклон здесь.
Люди, которые работали в «конторе», обычно к сорока пяти годам уставали бегать с пистолетом, выявлять шпионов и инакомыслящих. Стало быть, им светила пенсия. Но для пенсии они были слишком молоды, поэтому в те годы существовала практика ветеранов отправлять на работу кадровиками или обеспечивать режим секретности (все равно чего). Томнин был таким человеком.
Не знаю почему, но я всегда являюсь объектом внимания всяких жуликов. Например, стоит мне пойти на ВДНХ, как люди начинают терять свои бумажники, или пачки денег, брякая их мне под ноги. Гадалки прицепляются ко мне не хуже банного листа, а лохотронщики начинают зазывать меня, едва завидев. Видимо я так выгляжу. В связи с этим у меня выработалась тактика общения со всеми этими жуликами. Основой поведения должны быть кристальная честность и нестандартная реакция.
С конторой у меня сложились приблизительно такие же отношения. Конечно, по классу работы сотрудники конторы неизмеримо выше лохотронщиков, но суть их работы одинакова. Тебя вынуждают делать то, что ты не хочешь.
Томнин пригласил меня для собеседования буквально в первые дни начала моей работы в Циклоне. Я был заморочен огромным грузом проблем организации работ лаборатории, и времени на всякие разговоры у меня совершенно не было, но с начальством не поспоришь. Сначала разговор шел ни о чем, но затем свернул в совершенно определенное русло:
- Вот Вы по долгу своей службы общаетесь с разными людьми и слышите их мнения по разным вопросам, иногда их мнения не соответствуют генеральной линии Партии.
- Все понял! Вы предлагаете мне стучать на инакомыслящих. Я согласен!
- Ну, Вы так уж резко все назвали, но раппорт раз в неделю писать придется.
- Конечно! Я готов!
Продолжение разговора было через неделю:
- Вы написали раппорт?
- Нет. Мне требуется Ваш совет.
- Надо было прийти с бумагой.
- Да что Вы, в самом деле? Вот сейчас поговорим, и я Вам тут же напишу бумагу.
- Что Вы узнали?
- Нездоровые инсинуации насчет нашего начальства.
- Насчет кого именно?
- Насчет Вас!
- Излагайте.
- Вы только поймите меня, что мое мнение радикально расходится с мнением тех двух женщин, разговор которых я слышал.
- Не стесняйтесь. Продолжайте.
- Одна женщина сказала другой, что Ваша секретарша непрерывно болеет и, что Вы в этом виноваты лично.
- Что за ерунда?
- Нет, не ерунда. Стена Вашего кабинета неплотно примыкает к окну, которое общее с комнатой секретарши, а форточка есть только в Вашем кабинете. Так вот. Как только Вы «набздите», или может правильно сказать «пукнете» в своем кабинете, то тут же начинаете проветривать помещение. Возникает сквозняк, и Ваша секретарша простужается. Готов это изложить с Вашими замечаниями и уточнениями на официальной бумаге.
Короче говоря, он меня выгнал вон. А жаль, у меня еще было три совершенно сногсшибательных заготовки. Представляю, как бы ржал его непосредственный начальник из конторы, попади ему эта бумага в руки. Однако конторские не были бы конторскими, если бы так быстро можно было от них отвязаться.
Следующий раз разговор с Томниным пошел совсем в другом ключе. Мне, как квалифицированному специалисту, предложили проводить экспертизу научных статей сотрудников института, подготовленных к открытой публикации. Сначала подвоха я не заметил и с радостью согласился.
Вскоре выяснилось, что согласно двухтомной инструкции, в которой перечислялось все то, о чем писать нельзя, писать статьи вообще невозможно. Представьте себе, что из статьи на тему об электронных приборах вы уберете все формулы, принципиальные схемы, названия электронных элементов и экспериментальные кривые. Научная статья при этом превращается в невнятное мычание и ни один журнал ее не напечатает.
Я через одну пропускал статьи в печать, а наши ученые (мои друзья) считали меня ретроградом и формалистом. Раз в неделю Томнин вызывал меня на «разбор полетов». На столе у него лежали статьи, подписанные мною в печать. Он открывал их по очереди и зачитывал места, подчеркнутые красным карандашом. Это были те секреты, которые я пропустил в печать. Первый раз я оправдывался:
- Понимаете? Наши ученые должны печататься, чтобы расти научно! А то они уволятся и перейдут в другую фирму, обеспечивающую научный рост.
- Понимаю, что Вы своей недобросовестной экспертизой играете на руку врагу и продолжать разговор с Вами надо не здесь, а в Лефортово.
Очень быстро я понял, что мои возражения и взывание к здравому смыслу очень нравятся Томнину, поскольку дают ему в руки все новые и новые аргументы.
Последующие разы, я соглашался со своими досадными упущениями, и на угрозы посадить меня в Лефортово никак не реагировал. Это была правильная тактика. Без эмоциональной подпитки наши беседы стали гораздо короче и менее привлекательны для моего оппонента. Несмотря на то, что радости наши беседы мне не доставляли, я не предпринимал никаких попыток бросить это дело. Я считал, что если на мое место придет энергичный злопыхатель, то труды наших ученых вообще перестанут издаваться. Так что я тянул свой крест до конца работы в Циклоне.
А еще произошел случай, радикально изменивший мои отношения с Томниным. Как-то меня вызвала начальница отдела труда и заработной платы. Она достала листок с моим предложением об изменении штатного расписания и положила на стол. На этом листке рукой Томнина была вписана одна из моих сотрудниц, как кандидат на повышение оклада. Подпись замдиректора освящала эту запись. Представьте себе – так исковеркать плод моих бессонных раздумий. Начальница ОТЗ попросила меня привести бумагу в соответствие рекомендациям.
Общий вид бумаги навел меня на совершенно сногсшибательную мысль, и я попросил бумагу буквально на пятнадцать минут, чтобы подумать. Заполучив бумагу, я рысью помчался в партком. И уже через пять минут попросил секретаря парткома поговорить со мной конфиденциально (Вы замечали, что секретари парткомов обожают говорить конфиденциально?):
- У меня к Вам очень важное дело.
- Излагайте.
- Я, как честный человек хочу сделать серьезное заявление о недопустимости вознаграждения за сексуальные услуги для некоторых членов партии за счет фонда заработной платы предприятия.
- У Вас есть доказательства?
- Конечно!
С этими словами я передал секретарю Парткома мою бумагу. Секретарь рванул к директору, а я за ним. Секретарь проскочил в кабинет директора, а я стал дожидаться результата в приемной. За дверью слышались энергичные голоса. Вскоре с озабоченным видом в кабинет проследовал Томнин. В голосах за дверью добавилось энергии. Тут я попросил Зину, секретаря директора, забрать мою бумагу. Поскольку ругаться они, видимо, будут еще долго, а бумага мне нужна сейчас. Зина вошла в кабинет и вернулась с бумагой, которую я тотчас отнес в то место, откуда взял.
Начальнице ОТЗ я доложил, что ничего менять пока не буду. Поскольку Томнин, скорее всего, свои претензии снимет в течение 15 минут. Она возразила:
- Вы совершенно не знаете Томнина.
- Конечно, не знаю, но считаю, что партийная совесть в нем проснется ровно через 15 минут.
Так все и произошло.
Удивительными были последствия этого инцидента. Томнин стал здороваться со мной в коридорах института, называя по имени и отчеству. Еженедельная промывка моих мозгов как-то в раз прекратилась, а наши отношения стали взаимно уважительными.
Уважаемые читатели ЗДЕСЬ, Вы можете скачать все байки целиком, в том числе еще и не выложенные в оригинальном варианте и без Дзен цензуры.
Спасибо, что дочитали до конца. Подписывайтесь на мой канал, и если Вам понравились байки, то ставьте «лайки».
Читайте предыдущий рассказ "Циклон. 1. Ушлый экономист " здесь.
Читайте следующий рассказ "Циклон. 3. Военная подготовка" здесь.
С уважением, Лолейт А.Т.
Об авторе баек читайте здесь.
