Найти тему
Джестериды

Рипли на карантине

Человек должен быть наказан. Я полагаю, с этим согласны все. Остается лишь найти ответ: за что? Зумеры, экологисты и Леопольды скажут, что человек должен быть наказан за то, что стал слишком сильным. Он начал пренебрегать природой и другими людьми. «Нет» — говорю я. Возмездие пришло за то, что человек ослабил хватку.

Природа никогда не была благой госпожой. Оставьте Грету Тунберг одну с ножом и спичками в дождевых лесах Амазонии — и через неделю мы не найдем даже скелетика, который можно отправить обратно в Швецию с наилучшими пожеланиями. Я столько раз за этот год слышала присказку «природа настолько очистилась…» Да, настолько, что к деревням вышли волки, а к пляжным побережьям выплыли острозубые акулы. Мы загрязняли планету, но, кажется, вы забыли, что мусор был одной из надежнейших преград между нами и ужасами, порожденными Природой. Отравленные химикатами и пестицидами воды и пастбища были лучшей защитой от вторжения чужих. Зона отчуждения, выжженая земля.

Мать-Природа — это Гея, титанша, древнее и хтоничное божество, равнодушно взирающее на суету олимпийцев. Вы плохо читали Тургенева, забыли, как он разговаривал с самой Природой, придется перечитать:

«— Как? — пролепетал я в ответ. — Ты вот о чем думаешь? Но разве мы, люди, не любимые твои дети?

Женщина чуть-чуть наморщила брови:

— Все твари мои дети, — промолвила она, — и я одинаково о них забочусь — и одинаково их истребляю.

— Но добро… разум… справедливость… — пролепетал я снова.

— Это человеческие слова, — раздался железный голос. — Я не ведаю ни добра, ни зла… Разум мне не закон — и что такое справедливость? Я тебе дала жизнь — я ее отниму и дам другим, червям или людям… мне всё равно… А ты пока защищайся — и не мешай мне!»

В какой миг человек окончательно оторвался от природы? Это произошло совсем недавно. В эпоху Великих географических открытий, во времена белых колонизаторов, в двадцатом веке, когда живого коня сменил железный, — человек чувствовал себя царем природы. Но покоритель боялся бунта, король-самозванец еще помнил, как несколько тысячелетий назад он грел тщедушное тельце у костра в пещере. Природа всегда была прямо здесь: на ферме, в лесу, в часе ходьбы. Речка и прудик — уже нетронутые места.

В двадцать первом веке выросло первое поколение, которое Природу не знало и не видело никогда толком, разве что в драматичных фильмах Wild life о том, как нам уберечь планету от седьмого массового вымирания. И эти люди, ослепленные гордыней, решили, что они не просто короли — они спасители Природы. Гея рассмеялась и создала коронавирус.

Почти год назад пандемия вмешалась в естественный ход цикличной человеческой истории. Внезапно нагрянула, как чье-то новогоднее желание, ставшее явью. Было бы символично, если бы таким же образом она и закончилась. Мы бы щелкнули пальцами по шипастому шарику на елке, выпили по бокалу вакцины, уселись у холодного телеэкрана с майонезным оливье и отъехали в новый, 2021-ый год. Здорово, да?

Я и прежде знала, что люди не в силах удерживать в мозгах одну мысль дольше месяца. Общество не может сконцентрироваться ни на одной важной теме, кроме своей нудной рутины. Болезнь всегда рядом, как лев-людоед, приходящий поживиться в поселок из глубин самой черной африканской ночи. Людям плевать. Они хотят пить, петь и спать, будто ничего не поменялось.

В Питере идут бои за последнюю койку. Скорые с красно-синими огнями, почти как новогодние гирлянды. Разъезжают по городу, словно черные воронки в былые времена, забирают людей из квартир и куда-то увозят. Заболеваемость и смертность зашкаливают даже в рамках официальной статистики, не говоря уже о том, как все обстоит на самом деле. Общество охвачено привычной апатией. Уколоться и забыться. Уколоться самой, уколоть соседа — так нагуляем коллективные антитела. Заживем по-старому, не оглядываясь на тела отмершие.

А потом вдруг говорят, что в Британии возник новый штамм коронавируса, исключительно заразный и, возможно, неуязвимый для вакцины. Тут же выясняется, что вирус умеет встраивать свою ДНК в человеческие гены — чем-то подобным мог похвастаться разве что вирус СПИДа. И каковы долгосрочные последствия — да кто его знает.

Все это мелочи по сравнению с одной маленькой, не афишируемой загвоздочкой. Мы кое-что упустили из виду. В «Сиянии» Джек Торранс позабыл о раздувающемся паровом котле в подвале «Оверлука». Эти ваши вакцины — Pfizer, Moderna, Astrozeneca, «Спутничок», — чего вы боитесь? Аллергические реакции, перекошенные лица, обмякание членов, дети-уроды — это ерунда по сравнению с тем, что мы оставили без внимания.

Синдром антителозависимого усиления инфекции.

Инфекционология — очень узкая ниша, но все-таки наука. У вас есть знакомые инфектологи, кандидаты биологических наук? У нас есть. Наш друг и товарищ Михаил Супотницкий еще в марте опубликовал научную статью, посвященную SARS-CoV-2. «Ковидлу» — как его называете вы. И вот, что мы можем почерпнуть оттуда:

«Основным препятствием на пути создания CoV-вакцин, о котором их разработчики иногда стесняются упоминать, является феномен антитело-зависимого усиления инфекции (antibody-dependent enhancement, ADE), развивающийся в ответ на белок S коронавируса. Он заключается в усилении инфекционного процесса специфическими к возбудителю инфекционной болезни антителами. Такие антитела образуют комплексы с возбудителем инфекционной болезни посредством Fс-фрагмента антитела и взаимодействуют либо со специфическим к Fc-фрагменту рецептором (Fc- receptor, FcR), либо с рецептором комплемента (complement receptor, CR) на поверхности фагоцитирующих клеток. Происходит не только усиление инфекционного процесса в результате размножения микроорганизма в фагоцитирующих клетках, но и изменение тропности коронавируса. SARS-CoV на начальной стадии инфекционного процесса не инфицирует моноциты/макрофаги, связываясь с рецептором ACE2 в нижних отделах легких. Но антитела к шипу (белок S) оболочки SARS-CoV, по-степенно вырабатываемые иммунной системой человека в ответ на инфекцию, способствуют проникновению SARS-CoV в моноциты и макрофаги через FcyRIIA-рецептор и утяжеляют течение болезни.

Феномен ADE обнаружен M.S. Yip с соавт. через 8 лет после идентификации SARS-CoV в 2003 г., когда исследования по созданию SARSCoV-вакцин уже свелись к демонстрации «принципиальной возможности» их создания. Еще через год M. Jaume с соавт. продемонстрировали, что «не нейтрализующие антитела» (nonneutralizing antibodies, как их тогда деликатно называли), индуцированные полноразмерным S-белком SARS-CoV, в низких концентрациях облегчают проникновение вируса в клетки-хозяева через FcyR-зависимый путь. Отало понятно, почему спешно созданные в 2004-2005 гг. на основе полноразмерного S-белка кандидатные вакцины против SARS-CoV индуцировали выработку антител, не предотвращавших заражение этим вирусом экспериментальных животных. Напротив, они вызывали у них развитие гепатита и утяжеляли инфекционный процесс.

Таким образом, феномен ADE является критической проблемой при разработке CoV- вакцин, в том числе и против sARS-CoV-2. В условиях эксперимента путем оптимально подобранной схемы вакцинации и в контролируемых условиях можно добиться на короткое время протективного эффекта даже такими антителами, если их концентрация в сыворотке крови позволит блокировать большинство спайк-белков CoV. Однако при падении со временем концентрации антител до субнейтрализующих, неизбежно проявит себя ADE. И те остаточные количества антител к эпитопам белка S, которые будут присутствовать в сыворотке крови на протяжении десятилетий, станут своего рода триггером, запускающим тяжелый инфекционный процесс при повторной встрече иммунной системы человека с CoV.

Несмотря на то, что с 2004 г. было сообщено о многих многообещающих CoV-вакцинах-кандидатах, на 2019 г. только три потенциальных кандидата на вакцины против MERS-CoV прошли I стадию клинических исследований.

Деление проблемы создания вакцины против SARS-CoV-2 на множество мелких проблем (подбор адъюванта для субъединичной вакцины на основе домена S1; подбор условий инактивации вируса для создания цельнови- рионной инактивированной вакцины или условий выращивания вируса для получения ослабленной вакцины; разработка очередной системы экспрессии для получения вирусоподобных частиц; варьирование длиной внеклеточного домена белка S1 при создании ДНК- вакцин; замена рекомбинантного человеческого аденовируса типа 5 на собачий парвовирус при создании вакцины на основе вирусного вектора и др.) позволит изобразить видимость бурной работы и освоить немало бюджетных средств, но вакцина, защищающая от SARS-CoV-2, создана не будет из-за особенностей иммунного ответа на вирус, о которых сказано выше.

Кроме того, при разработке любой вакцины основной движущей силой является финансирование. Многие вакцины, демонстрирующие многообещающие результаты на доклинической стадии, на ней и остаются из-за нехватки финансирования на клинические исследования. SARS-CoV-2 — это не возбудитель туберкулеза, ВИЧ/СПИДа или сывороточных гепатитов, объем рынка такой вакцины после окончания вспышки ограничится небольшим количеством пограничников, врачей и ученых-вирусологов. Поскольку на завершение полных клинических исследований вакцин уходит обычно 10 лет и более, они вряд ли будут коммерчески доступны в ближайшие 1,5 года».

Каков шутник, а? «На завершение полных клинических исследований вакцин уходит обычно 10 лет» — а мы управились за десять месяцев. И, конечно, учли всякие подводные камни, вроде эффекта ADE. Когда на кону огромные деньги или национальный престиж, нужно готовиться к чудесам. Я не знаю, кто хуже: вирусы или большая фарма. Но вирусы хотя бы не пожирают друг друга за бабло и дивиденды. Самое интересное, что в сложившейся ситуации практически отсутствует злой умысел. Коллективная воля человечества жаждет обладать вакциной. Люди не готовы ждать, карантиниться, глядеть, как рушится экономика.

Позвольте я объясню сказанное выше для самых усталых и уработавшихся. Народ массово проширяют за зиму-весну. Дальше у обывателя возникают более-менее адекватные антитела, дающие защиту от вируса. Вакцинация по времени наложится на естественный летний спад заболеваемости. Однако, примерно к октябрю, антитела у большинства подопытных деградируют до субнейтральных и вместо защиты обеспечат вирусу распространение по всем системам организма, более тяжелое течение и ухудшение прогноза при реинфекции. В июне все будут орать «победа!», а в октябре начнется реальная вторая волна. Причем летом довакцинируют даже скептиков, детей, стариков и беременных инвалидок.

Если все сложится именно так, то я буду безудержно хохотать над золотым миллиардом. А вот африканцы, пакистанцы — те как раз выживут, как и велела Гея. Это самый красивый, идеальный вариант. Жизнь, само собой, дословно данному плану следовать откажется, но вектор верный.

Не верите? Да мне-то что. Мы живем во времена постправды. Политеизм. Каждый выбирает бога себе по нутру и неистово ему молится. Мне нравится богиня Кали. Когда я в замедленной съемке вижу, как крупнокалиберная пуля медленно приближается к тыкве на подставке, некое внутреннее чутье, назовите это «интуиция», подсказывает, что тыкву разнесет в клочья.

Невежливо отказываться от подарков, нельзя передаривать их. Мне ли теперь заламывать руки? Ведь это я каждый год просила у Дедушки Мороза, чтобы он обрушил на нас казни египетские. Это я умоляла наслать на нас вирус, потому что я утратила веру, что мы сумеем измениться по своей воле. Только через наказание, в боли — очищение. Неужели сейчас, когда желаемое так близко, я дрогну, отдерну руку, испугавшись бездны в себе, и попрошу вернуть все обратно? Нет, этого не будет.

В космосе твой крик никто не услышит. Один мой знакомый рассказывал, что иногда он уезжает ночью за город и оказывается под тяжелым, безумно ярким звездным небом. То ли звезды сплетаются в петлю-воронку, наваливаются всем своим весом, то ли, наоборот, вытягивают тебя в космос. А я вижу в звездах лицо с пылающими глазами. Портрет через все небо. И хорошо, что грязный свет Москвы хранит меня от ее взгляда.

Не будет никакой вакцины, не будет прощения. Потому что вы уже выстроились в очередь и рухнули в ноги тем, кто вас уколет. Вспоминается один персонаж, Кирилл Шулика, пламенный оппозиционер, ненавидетель всего кремлевского. Но как он извелся в этом году без баров, без тусовочек, без блатных поездочек. И когда объявили о выпуске нашей, отечественной, кремлеродной вакцины — как он заметался, как он стал на всех орать, что кругом ковидиоты и антипрививочники. Звал, звал всех за собой, отрывая рукав по плечо, и бросался на иглы, напомнив своей храбростью, как персы накидывались и повисали на копьях гоплитов. Мне кажется, ему даже не платят за эти посты. Он просто свихнулся от изоляции.

Люди боятся революций, люди боятся пандемии. Боятся всего, что разрушит их уклад, даже если уклад омерзителен. Страшно выйти в пустой коридор, хлопнув дверью, чтоб штукатурка посыпалась. И куда теперь? В космос? Желать нормальности — наверно, нормально. А вы когда-нибудь задумывались, сколько душ просят огня? В скольки письмах Деду Морозу у него клянчат подвинтить вирус, повысив контагиозность и летальность? Что у них внутри: космос, холод, пустота, черные дыры?

Невольно вспоминаю начало своей карьеры. 2014 год, я снова лишилась всего, что у меня было, и оказалась в пустыне. Одна против потрескавшегося от зноя лунного камня и звездного неба над головой. Я никого не знала, и никто не знал меня. Не было ни голоса, ни лица, ни очертаний. Нечто, готовое принять любую форму — какая потребуется. Я спрашивала у своего наставника, которого тоже потеряла:

«Почему они так вцепились в крепости, окруженные валом? У меня тоже была такая, лет десять назад. Форты прекрасны, но они ограничивают сознание, привязывают к земле. Тот, кто сегодня заложил крепость, завтра откажется воевать. У него появился дом. Я отказалась от дома, от имени, от лица. Все ради того, чтобы никогда останавливаться. Кровь кочевников.

Они уже не считают меня прокаженной. Более того, они наивно верят, что впустив меня в свой круг, в свои города, они укрепят их. Just another brick in the wall. Это от недостатка информации. Но я знаю, кто я такая, и что мне нужно делать. Несмотря на то, что я проникла на их территорию, мне пока нечего там делать. Да, я выступаю на публику, даже пару раз сорвала овации, но это все вторично. Я жду погоды. Жду, когда волшебник в голубом вертолете сбросит мне черный ящик с бактериологическим оружием. Я распечатаю колбы, и вирионы разнесутся по городу, достигнув запертых квартир».

И вот, мой черный ящик Пандоры, распахнутый, лежит в углу. Ценой всего. Если вирусу будет угодно забрать и меня — такова судьба. Однако я, со своей выживальческой стороны, постараюсь не стать легкой добычей.

В реанимации человек без легких может протянуть под трубой еще месяца три. Пока его не добьют сепсис и полиорганная недостаточность. Так и наше общество, наш мир — еще не под трубой, но уже лежат на животе. Хочется верить, что это чья-то злая воля. Заговор американцев, китайцев или фармацевтической промышленности. Пусть это происходит для того, чтобы выжать из людей последние деньги. Или для того, чтобы нацепить на всех ошейники и загнать в тоталитарный цифровой концлагерь. Потому что люди, как нам кажется, даже самые развращенные, знают меру и в какой-то момент остановятся. Печальная правда заключается в том, что никакого заговора нет. Вирус невозможно контролировать. Даже зловещий «отдел 731» использовал против Китая исключительно бактериологическое оружие, преимущественно холеру, а не вирусы. Пытаться поставить себе на службу вирус это, примерно как заставить Джокера быть на побегушках.

Наш враг — Природа. У нее свои биоритмы, свои способы взбрыкнуть и скинуть зазевавшегося всадника. Не черный лебедь — а черный ворон. Человечество не умрет, я уверена, но таким, как прежде, уже не будет. Со времен коммерческой революции, заложившей основы современного капиталистического общества, наше процветание всегда было в кредит. Счастье взаймы. Под залог развития в будущем. Капитализм — главный указатель на то, что человек по сути своей оптимист. Он верит, что завтра Солнце вновь вынырнет из-за горизонта, и будет еще один день, полный дел и свершений. Пастораль, как в том стишке Хармса:

«И рыбка мелькает в прохладной реке,
И маленький домик стоит вдалеке,
И лает собака на стадо коров,
И под гору мчится в тележке Петров,
И вьется на домике маленький флаг,
И зреет на нивах питательный злак,
И пыль серебрится на каждом листе,
И мухи со свистом летают везде,
И девушки, греясь, на солнце лежат,
И пчелы в саду над цветами жужжат,
И гуси ныряют в тенистых прудах,
И день пробегает в обычных трудах».

Ощущается одновременно что-то жуткое? Мы — тот самый Петров, который то ли прокатится с ветерком, матерком и гоготом, то ли пополам разобьет голову о придорожный камень. По крайней мере, весело.

You should feel it. Это либо чувствуешь, либо нет. Резонанс. Может ли вера в то, что завтра будет новый день породить этот день? Достаточно ли у людей веры в свои вакцины и личную неуязвимость, чтобы поддерживать добычу нефти, авиаперелеты, логистические цепочки? Скажи, что завтра не настанет, — и все рухнет. Скажи, что 2021 год не вернет нас в норму, а еще глубже погрузит в абсурд атомизированного существования, — как индекс Dow Jones уйдет в красную зону. Будет ли писать роман тот, кто знает, что завтра умрет? Что выбрать? Нигилизм ради себя или веру ради окружающих? Ради тех, кто этой веры, быть может, менее всего достоин. Столько вопросов накопилось к Сочельнику. Какое благо — ни о чем не думать. Блаженны слепые сыны и дочери Геи.

Природа берет свое.