Это текстовая версия первого подкаста правозащитного центра «Мемориал». Ведущая − Наталья Морозова.
Говорить мы будем о новом проекте, которые правительство РФ внесло в Госдуму несколько дней назад. Касается оно регулирования некоммерческих организаций признанных иностранными агентами. Поговорим сегодня об этом с юристом правозащитного центра «Мемориал» Таней Глушковой. Таня, привет!
− Здравствуй!
− Скажи нам, для начала, что такое некоммерческие организации признанные иностранными агентами, кто это вообще все придумал и чем они отличаются от обычных некоммерческих организаций?
− Термин «иностранный агент» появился в российском законодательстве в 2012г. Тогда российским властям пришло в голову разделить НКО на угодных и неугодных и назвать неугодных иностранными агентами.
Почему я так однозначно говорю, что иностранные агенты неугодные? Потому что в русском языке словосочетание «иностранный агент» значит шпион. Это значение вполне официально зафиксировано в словарях. Более того, социологические опросы тоже показывают, что большой процент населения воспринимает это словосочетание именно так. Согласись, никто не станет называть угодных шпионами.
− Ну да, наверное. А за что вообще признают иностранными агентами?
− Чтобы НКО была признана иностранным агентом она должна формально соответствовать двум критериям. Во-первых, у нее должно быть иностранное финансирование, а во-вторых, она должна заниматься политической деятельностью.
Но важно понимать, что политическая деятельность в России, в соответствии с законом об НКО, − это совершенно не тоже самое, что политическая деятельность в нормальном понимании этого словосочетания. Это не борьба за власть, не содействие какой-то политической партии. В российском законе об НКО это, по сути, вообще любая деятельность, которую может вести некоммерческая организация.
Например распространение мнений о решениях принимаемых властью. Или публичное обращение к органам государственной власти. Или проведение социологических опросов. По большому счету нет такого занятия, которым могла бы заниматься некоммерческая организация и оно не могло быть признано политической деятельностью.
С иностранным финансированием все тоже очень интересно, потому что его объем никак не закреплен. Т.е. если гражданин Узбекистана пожертвовал некоммерческой организации 10 рублей − у нее есть иностранное финансирование. Т.е. абсолютно любую некоммерческую организацию функционирующую в России можно признать иностранным агентом. Другой вопрос, что, как уже сказала раньше, признают не всех, а только неугодных. Это полномочия и право Минюста, кого он внесет в реестр, а кого нет.
− А чем чревато для НКО внесение в такой реестр?
− Даже в первоначальной редакции это означало, что у НКО появляется две новых обязанности. Во-первых, более часто, по сравнению с другими некоммерческими организациями, сдавать в Министерство юстиции самые разные отчеты и проходить ежегодный аудит. А во-вторых, маркировать все издаваемые и распространяемые материалы указанием на то, что они издаются или распространяются некоммерческой организацией выполняющей функцию иностранного агента.
Я прошу прощения за такую громоздкую и неудобоваримую формулировку, но я ее не читаю, а помню наизусть из своей большой практики по делам такого рода.
Что эти обязанности означают на практике? Если НКО должна более часто сдавать отчеты, значит на это у нее будет уходить больше человеческих ресурсов. Наиболее болезненно это для небольших некоммерческих организаций. Потому что есть НКО, которая состоит из двух-трех энтузиастов или в которой на полной ставке работает один человек. Для нее обязанность сдавать больше отчетов − это тяжкое бремя и необходимость отрывать человеческие ресурсы от основной содержательной работы.
А ведь обязанность сдавать отчет − не просто обязанность. Это еще и штрафы если ты отчет не сдал вовремя. Опоздал на пару дней − получай штраф. А минимальный штраф 100 тыс. рублей. Повторюсь, для маленьких организаций, особенно региональных, это непосильное бремя. Аудиторское заключение тоже стоит не дешево. Фактически для маленьких НКО эта обязанность означает, что значительная часть их, и без того небольшого ресурса, будет уходить вот на эту отчетность.
В обязанности маркироваться лейблом «иностранный агент» тоже ничего хорошего нет. Во-первых, иностранный агент значит шпион, а вешать такой ярлык на себя не хочется никому. Во-вторых, в законе об иностранных агентах, хотя он и принят 8 лет назад, до сих пор не содержится внятного определения, что такое информационный материал. Из-за этого возникают самые разные казусы.
Первое: официальный сайт организации. Уж это, наверное, точно информационный материал. Как его маркировать? В 2015 г. одна некоммерческая организация обратилась с подобным вопросом в Министерство юстиции. Ей ответили, что если вы разместите информацию о том, что вы иностранный агент на сайте, в разделе «об организации», то все хорошо. Этого достаточно. В принципе нормальная позиция. Такая вот презентация себя. Раздел «об организации», мы НКО такая-то, занимаемся тем-то и тем-то, а еще мы иностранные агенты.
Проходит меньше года. Другую некоммерческую организацию штрафуют за то, что у нее на сайте какие-то публикации не были помечены соответствующим лейблом. Хотя в разделе «об организации» информация о том, что НКО внесена в реестр иностранных агентов, была.
Я вела это дело. Мы пришли в суд, принесли это письмо Минюста, сказали: «вот, у контролирующего ведомства такая позиция». Но никакой роли это не сыграло − организацию все равно оштрафовали. А штрафы по таким делам уже не от 100, а от 300 тысяч рублей.
Дальше. С сайтом разобрались: нужно маркировать каждую страницу. Хорошо. Но у нас еще есть соцсети. Их кто маркировал, кто не маркировал, но никому ничего не говорили. Министерство юстиции проводило плановые, внеплановые проверки организаций внесенных в реестр. Тем кто не маркировал соцсети не говорили, что это не правильно.
И тут в 2019г. некоторые организации, которые не маркировали соцсети, начинают штрафовать. Причем одну организацию «Общественный вердикт» оштрафовали один раз за все немаркированные соцсети. А две другие организации, правозащитные центры «Мемориал» и «международный Мемориал», оштрафовали по разу за каждую немаркированную соцсеть. И на две организации их набралось целых 13.
Что дальше? Как этот закон будет трактоваться в дальнейшем? Простой пример: кто-то в интернете публикует ссылку на фейсбучный пост «Мемориала. Человек, который переходит по прямой ссылке, читает текст поста. Он не видит, что написано в описании организации: иностранный агент «Мемориал» или нет. Можно ли считать это распространением материала без соответствующего лейбла? А почему нет?
Сейчас нас пока принуждают маркировать соцсети, страницу, а потом может дойти до каждого поста. В Твиттер тогда будет очень интересно писать, учитывая, что там всего 256 символов.
Или визитные карточки сотрудников? Я дай человеку карточку, там должно быть написано, что «Мемориал» иностранный агент? По большому счету вот эта неопределенность ведет к тому, что любую некоммерческую организацию, внесенную в реестр, можно штрафовать. И единственное как она может попытаться от этого спастись − облепиться просто вся этими иноагенсткими ярлыками и еще, чтобы сотрудники у себя на лбу это писали.
− Т.е. этот закон с самого начала серьезно ограничивал деятельность НКО внесенных в реестр. И что, никто не протестовал против этого?
− Протестовали конечно. Когда это проект первоначальный только появился НКО не просто протестовали, они трубили, кричали, звонили во все колокола. Но у тех, кто проект инициировал, ответ был один: мы принимаем этот закон, чтобы все с первого взгляда видели на какие деньги вы живете. Это для обеспечения прозрачности.
Когда закон вступил в силу и был применен некоммерческие организации обжаловали его в конституционном суде. И суд сказал, что прав некоммерческих организаций он не нарушает, потому что некоммерческие организации во-первых, по-прежнему могут брать деньги у кого угодно, а во-вторых − заниматься какой угодно деятельностью.
− Но при этом из предыдущего твоего рассказа было понятно, что уже тогда это было в значительной степени лукавством. А вот сейчас, пока законопроект не принят, НКО-иноагенты могут брать деньги у кого угодно и делать что угодно? Главное облепиться всевозможными ярлыками везде.
− Нет. Это не так уже сейчас.
Если говорить о тех ограничениях, которые были закреплены после постановления конституционного суда, то хронология выглядит следующим образом. В апреле 2014г. выносится это постановление. В ноябре того же года иностранным агентам запрещают заниматься наблюдением на выборах и референдумах. В мае 2015г. принимается закон о нежелательных организациях. Это международная или зарубежная неправительственная организация, которую наша генеральная прокуратура признала нежелательной. Значит ее деятельность на территории Российской Федерации полностью запрещена, а за любые контакты с ней следует ответственность вплоть до уголовной.
На сегодняшний день в списке таких организаций довольно много тех кто давал деньги на жизнь российских НКО. Соответственно сейчас у них не то что брать деньги нельзя − с ними вообще говорить нельзя, потому что это противозаконно. Т.е. источники финансирования были сильно урезаны.
В июле 2018г иностранным агентам запретили выдвигать кандидатов в члены общественных законодательных комиссий. Это такие комиссии, члены которых могут входить в места принудительного содержания: сизо, колонии и проверять в каких условиях там содержатся люди.
А в октябре 2018г. иностранным агентам запретили проводить антикоррупционные экспертизы законопроектов. Т.е. список видов деятельности, которыми может заниматься НКО-иностранный агент, тоже потихоньку сужается.
− Т.е. все эти 8 лет постепенно идет ограничение деятельности НКО-иноагентов?
− Да. Это так. И я сейчас перечислила только те ограничения, которые есть в законе. А если мы говорим о реальности то как только НКО попадает в список иностранных агентов пере ней мгновенно закрываются почти все двери. Если до этого у нее были какие-то продуктивные контакты с чиновниками, конструктивное взаимодействие с ними, то все это мгновенно прекращается. Потому что для всех чиновников словосочетание «иностранный агент» значит − шпион. Это совершенно однозначно и никто со шпионами работать не хочет.
Если НКО как-то взаимодействовала со школами − проводила просветительские мероприятия, школьные конкурсы − то как только она получает иноагентский статус школам сразу дают указание с ней больше не контактировать.
− Да, я помню, что пару лет назад была история про школьный конкурс международного «Мемориала». Когда школьников-победителей этого конкурса и их учителей вызывали даже в ФСБ на профилактические беседы. Не знаю уж какие.
− Да. Т.е. у государевых людей на словосочетание «иностранный агент» просто стойка мгновенная, что это угроза национальной безопасности, подключайте тяжелую артиллерию в виде ФСБ.
С одной стороны у нас школьник, который провел какое-то исследование о жизни своего предка или какого-то, значимого для города, человека. А с другой стороны ФСБ.
− Ладно, давай вернемся к вопросу с которого мы начали и собирались сегодня обсудить − вот этот новый законопроект. Получается все 8 лет возможности НКО-иноагентов ограничивали-ограничивали и доограничивались. Сейчас ограничат еще сильнее? Что будет происходить?
− Не просто ограничить, а взять под полный контроль. Если говорить о содержании законопроекта, который послужил причиной того, что мы с тобой сейчас записываем этот подкаст, то содержание следующее: некоммерческие организации, внесенные в реестр иностранных агентов, после того, как закон вступит в силу, должны будут предоставлять Министерству юстиции информацию о реализуемых ими программах и проводимых мероприятиях. Т.е. всю-всю информацию о своей деятельности заранее, до того как они ее начнут. Мы собираемся проводить такую-то программу и заранее сообщаем об этом Минюсту. А потом, после того, как мы ее провели или не провели, предоставляем в Министерство юстиции отчет как мы это провели, или сообщение о том, что мы этого не делали, если не провели.
Министерство юстиции получает право запрещать проведение какой-то программы или ее части. Если некоммерческая организация откажется следовать запрету, то ее могут ликвидировать. Т.е. это не отрезание небольшого права, которое было до этого, а установление тотального контроля за деятельностью некоммерческих организаций признанных иностранными агентами.
При этом отдельно стоит пункт, что никакого, даже приблизительно ориентировочного списка причин по которым деятельность организации могут запретить в законопроекте нет.
− Ты считаешь, что уже примерно понятно, как это будет работать?
− Да. Не примерно, а совершенно точно понятно. Это будет работать так же, как закон о НКО-иностранных агентах в части касающейся внесения в реестр. Так же, как работает закон о нежелательных организациях. Т.е. живет себе НКО спокойно, оказывает юридическую помощь гражданам, социальное сопровождение ВИЧ-положительным или проводит какие-то просветительские мероприятия, в общем − работает. И тут бац! Приходит письмо из Министерства юстиции: «закрывайте лавочку вот в этой части. Вы − допустим − в ЕСПЧ ходите. Ходить в ЕСПЧ плохо. Закрывайте». И НКО встанет перед выбором: или она прекращает какой-то кусок своей содержательной деятельности или ее ликвидируют.
− Может быть есть какие-то возможности этому противостоять? Ты рассказывала, что первоначально закон оспорили в конституционном суде. Может быть попробовать пойти туда еще раз и сказать, что те аргументы, которые они выдвинули в 2014г. больше не актуальны?
− Да. Это можно сделать. Но нужно понимать, что для того, чтобы пойти в конституционный суд, проект должны во-первых, принять, во-вторых − применить к конкретной организации. Ну за этим дело не станет. Потом эта организация должна пройти все судебные инстанции. Обычные суды, начиная от районного. И потом только она сможет обратиться в конституционный суд. Т.е. это уже время в течение которого НКО работать не сможет. По крайней мере в той части, в которой ей запретит Минюст.
Дальше. Что же решит конституционный суд? У меня, если честно, даже на тот конституционный суд, который был до внесения поправок в Конституцию и до его реформ, было не очень много надежд. А уж на послереформенный суд… Поскольку многие реформы конституционалисты, которых я уважаю и мнению которых доверяю, называют «закатом конституционного суда». Я даже в одной колонке встречала такую фразу: «реформа лишь немногим лучше полной ликвидации конституционного суда». Я боюсь, что в таких условиях надеяться особо не на что.
− А наш любимый Европейский суд по правам человека?
− Он, безусловно, любимый, но и его есть за что покритиковать.
Понимаешь, первая жалоба на закон об иностранных агентах была подана в феврале 2013г. Когда он только-только вступил в силу и еще ни к кому не был применен. 13 организаций считавших, что закон направлен именно на то, чтобы на них воздействовать, обратились в Европейский суд, как потенциальные жертвы. Они просили рассмотреть жалобу быстро. Дать ей приоритет. Итого прошло почти 8 лет, без нескольких месяцев, а воз и ныне там.
За это время 12 из 13 организаций попали в реестр иностранных агентов. Одна единственная «Московская хельсинская группа» не попала туда только потому, что сразу после принятия закона отказалась от иностранного финансирования. Все остальные попали в реестр. Некоторые были вынуждены ликвидироваться.
В Европейский суд было подано еще несколько десятков жалоб от других НКО, которые к тому моменту пострадали от этого закона. Многие из них, опять же, были вынуждены ликвидироваться. Но ЕСПЧ не торопится выносить решения. Он в этом плане совершенно не склонен к каким-то срокам и, чисто теоретически, может думать еще 8 лет совершенно запросто. А положение российского гражданского общества тем временем будет ухудшаться. Новые НКО будут попадать в реестр, кто-то будет ликвидироваться и т.д.
И вот когда примут этот новый закон, я говорю «когда», а не «если, потому что у меня нет сомнений, что его примут, можно снова писать жалобы в Европейский суд, просить приоритет и даже срочные меры. Хотя я, честно говоря, не очень понимаю какими они могут быть, но допустим.
Будет ли реакция Европейского суда другой? Среагирует ли он быстро? Учитывая то, что речь, по большому счету, идет об убийстве значительной части некоммерческих организаций, которые давно существуют и работают с тем же Европейским судом. Я не знаю. Конечно хочется быть оптимистичной, но серьезных оснований для этого я не вижу.
− А скажи, насколько вообще НКО ожидали такого развития событий? Насколько появление этих поправок было неожиданным? Есть ли вообще понимание, почему это произошло именно сейчас?
− Ну на первый вопрос я отвечу следующим образом: разумеется никто не мог предсказать, что эти поправки появятся именно 10 ноября. И вот так будет выглядеть полный контроль над деятельностью НКО. Но то, что рано или поздно нас поставят перед выбором: прекратить свою содержательную деятельность или быть уничтоженными, было понятно еще в 2012г., когда появилась первая версия закона об иностранных агентах.
Я прекрасно знаю, что аргумент Гитлеру − плохой аргумент в любой дискуссии. Но по факту, российские НКО, которых в 2012г. называли иностранными агентами, в реальности сейчас находятся на положении евреев в гитлеровской Германии. По сути мы ждем, когда наконец займутся окончательным решением вопроса НКО, а потом как-то барахтаемся, стараясь делать ту работу, для которой вообще создавались.
Что касается твоего второго вопроса: почему законопроект появился именно сейчас? Для меня это совершенно очевидным образом связано с поправками в Конституцию и тем, что законодательство нужно приводить в соответствие с ней не только в части буквы закона, но и в части духа.
А дух изменяемой Конституции какой? Демонизация всего, что имеет связь с заграницей, в первую очередь с международными институтами, призванными защищать права человека. И курс на изоляцию. Тут еще нужно отметить такой интересный момент, что, по сути, НКО названные иностранными агентами, являются теми авторами, которые подают наибольшее число жалоб в международные органы, защищающие права человека и выигрывают там дела против России.
− Т.е. это продолжение курса на изоляционизм?
− Да, все так.
− Давай в завершение нашего разговора все-таки обсудим, как правильно: аноАгенты или иногенты?
− Хороший вопрос. Мои скромные познания в русском языке подсказывают, что никакого правила, как образовывать краткое существительное, в этом случае нет. Поэтому это вопрос вкуса. Отвечу на него так: если бы это было единственной неопределенностью в дальнейшей судьбе НКО-иностранных агентов я была бы очень рада.