Познакомилась я с Колей уже в театре, куда он пришел на общих основаниях, то есть как артист кордебалета. Он был очень скромным молодым человеком и казался как будто не от мира сего. И сразу выделялся из общей массы недавно пришедших ребят. Он занимался у Николая Романовича Симачева, который стал готовить с ним сольную партию Принца в «Щелкунчике».
Вначале они репетировали сольные вариации, а потом Николай Романович подошел ко мне и попросил помочь. В театре балерины заняты своим репертуаром, у них свои планы, и им нет дела до вновь пришедшего, пусть и подающего надежды мальчика. Наверное, и я могла отказаться, почувствовав, что мальчик еще не окреп, но я хорошо относилась к Николаю Романовичу, да и к Коле испытывала симпатию, которая возникла сразу, и мне кажется, была обоюдной. Я видела, что это человек одаренный, к тому же он так серьезно относился к репетициям, так слушал и спрашивал, что мне по-настоящему хотелось ему помочь.
По мере работы возникает контакт, должно быть, на уровне подсознания. И чувство партнерства. В этом плане мне было с Колей легко. Еще помогало то, что он актер от Бога, а это больше половины дела. С ним приятно выходить на сцену. Ты чувствуешь, что рядом с тобой живой человек, тонко чувствующий, понимающий. Мне самой повезло, меня вводил в спектакль Михаил Лавровский, поддерживая, помогая, передавая опыт. И вот теперь я делилась своим опытом с Колей.
В первый год спектакль мы не станцевали: Коля был еще не очень ловким в дуэте. С партерной техникой у него все было благополучно, но верхние поддержки не давались — не хватало физических сил. Я объясняю это физиологией. Наблюдая сейчас в балетном училище ребят, особенно мальчиков, у которых такие же длинные руки и ноги, я убеждаюсь, что все они несколько позже набирают физическую силу из-за своих удлиненных мышц.
Николай Романович попросил Колю за лето подкачать мышцы, и осенью мы вернулись к работе, а зимой состоялся первый спектакль.
На тот момент у меня уже не было волнения: спектакль был готов, я была уверена в Коле как партнере, а сама эту партию танцевала много лет. Меня больше заботило, чтобы Коля, не дай бог, не разволновался, чтобы что-то не вывело его из равновесия.
Первый сольный спектакль в Большом театре — это, конечно, огромная ответственность. Одно дело когда ты выходишь в кордебалете или даже в сольной вариации, и совсем другое — когда тебе, молодому танцовщику, доверили целый спектакль. В театре обычно в таких случаях и старшие приходят посмотреть, это тоже усиливает волнение. Но спектакль прошел на удивление хорошо. Коля молодец: будучи совсем молодым человеком, он справился со своим волнением, а неуверенности у него уж точно не было. Я ему, естественно, помогала, как в свое время помогали мне.
Больше у нас с Колей совместных спектаклей в театре не было, а в начале 1996 года я и еще несколько человек ушли из театра следом за Юрием Николаевичем Григоровичем, нашим педагогом и учителем.
Коля остался, но я с ним еще несколько раз встречалась на сцене. Юрий Николаевич ставил «Щелкунчик» в Тбилиси и пригласил Колю танцевать премьерный спектакль, потом мы танцевали вместе на вечере памяти Симона Багратовича Вирсаладзе, выступали в зале Чайковского на концерте у Михаила Лавровского.
С того времени как мы станцевали с ним первый спектакль, Коля помнит о моем дне рождения. Даже ученицы могут забыть — Коля звонит один из первых.
И еще мне очень приятно, что сейчас он репетирует с только что пришедшей в театр Линой Воронцовой, которая последний год училась у меня. Я рада, что Лина попала к нему: он мастер, ему есть что передать, и потом — он в обиду не даст. Когда пришла в театр, я чувствовала себя там комфортно. Сейчас, как мне кажется, отношение к молодым танцовщикам стало жестким, даже жестоким, и они, безусловно, нуждаются в опеке.
Коля требовательный человек, и я могу понять его требовательность: педагог имеет на это право. Да и вообще в театре, например, все держится на жесткой требовательности. В свое время Григоровича обвинили, что он деспот, и вынудили уйти из театра. Может, он и был требовательным, зато как при нем работала труппа! Бывало, придет на спектакль, и по театру шепот: «Григ, Григ за кулисами!» Тут уж все старались работать с полной отдачей, и спектакль проходил на особом подъеме.
Как-то Григоровича спросили, можно ли долго танцевать. Он ответил: «Танцевать можно — смотреть нельзя!».
Жизнь балетного танцовщика, увы, скоротечна, и потому я считаю разумным и правильным, что Коля, находясь в прекрасной форме, так заблаговременно начал готовить себя к преподавательскому поприщу, чтобы продолжать жить в этом искусстве после окончания своей блестящей балетной карьеры.
Наталья Архипова (2010 год)