(подробности по тегу "закреп")
Мы с Жанной, кстати говоря, так же не стали исключением для этого графика, и в дежурство, разумеется, пошли вместе, и, поскольку не нуждались в отдыхе, по сути даже не меняли друг-друга даже для того, чтобы отлучиться уборную (в виду того, что в последнее время стали нуждаться в этом не чаще, чем в еде и воде), и все те сутки проболтались вместе в комендантской, то меряя её шагами, то сменяя друг-друга в кресле, то присаживаясь на журнальный столик, ну, и так далее. Признаться, в этом было нечто романтичное, сидеть вот так вот на страже в комендантской, почитывая какую-нибудь взятую из библиотеки книжку (и уступая место через каждый час своему партнёру — ведь не все же тут были такие же, как я и Жанна), да изредка пялиться в коридор учебной части, почти всегда пустой и освещённый электрическим светом, представляя себе, сколько сейчас времени, только лишь благодаря висевшим на противоположной стене часам — этакий зверёк, стоящий на посту у входа в колонию себе подобных, ограждающий её от внешнего враждебного мира, где в этот самый момент могло происходить всё, что угодно. Наблюдающий за ним из-за стекла надёжно запертых дверей, или из-за частых прутьев прочной решётки, с высокой смотровой башни монументально выстроенной крепости, через мониторы камер наружного слежения в каком-нибудь запрятанном глубоко под землей противоатомном бункере. Из добровольной изоляции, созданной во имя всеобщей безопасности — ведь снаружи действительно есть чего бояться, и только лишь у него одного есть возможность увидеть и понять, чего именно. Заглянуть предмету всеобщих страхов в глаза, и продемонстрировать ему вытянутый средний палец руки: а вот хрен тебе, не войдёшь, пока я тут. Особенно это было интересно, наверное, ребятам, которых по прежнему беспокоила мысль о тех, кто это всё, собственно, нам устроил — по многочисленным слухам от новоприбывших, и не только, странные личности в одинаковых серых деловых костюмах объявлялись в коридорах и нежилых помещениях Санхилл лишь по ночам, в то время, когда все спали, и выходило так, что застать их можно было только тем из нас, кто находился на дежурстве. Мы с Жанной, впрочем, за все свои дежурства (а их было три за всё то время, пока мы там находились, и пока это было ещё нужно) не видели таковых ни разу, да и вообще, посторонних в коридоре первого этажа учебного корпуса при нас почти не появлялось, мы только лишь один раз видели некую микроэкспедицию в составе из трёх человек, которые, добравшись до библиотеки, вошли в неё, и столь же торопливо вышли обратно, нагруженные какими-то книжками, после чего сели в лифт и убрались прочь на неизвестный нам этаж.
Другим же в этом плане повезло больше, чем нам, и они таки удостоились возможности созерцать загадочных людей-в-сером. Кто-то даже утверждал, что находясь ночью в смене, видел, как один из этих типов, выбравшись из коридорчика между стенами склада и медкабинета, не спеша прошёл в непосредственной близости от двери на наш этаж, даже задержался ненадолго, чтобы полюбопытствовать, кто это пялится на него из-за стекла столь напугано и удивлённо (он был лысый, как коленка, и бледный, как удавленник, утверждал тот парень, рассказывая всё это с огромными от пережитого ужаса глазами, а взгляд у него был... ох, лучше бы вам никогда не видеть этого взгляда!), но потом невозмутимо продолжил свою дорогу дальше, как будто бы так никого и ничего и не заметил. Возможно, что тот парень лгал, желая прихвастнуть, или даже просто шутки ради, чтобы попугать своего напарника, который в этот момент удалился на отдых, но в его слова не то чтобы сразу же безоговорочно поверили, но, по крайней мере, под сомнение ставить не стали. Ведь в конце-концов, то, что произошло со всеми нами, не было каким-то обыденным, сезонным явлением, а, если это так, то значит, у этого должна была быть какая-то причина, и она навряд ли могла быть проще своего же собственного следствия.
Никаких мер, впрочем, по этому поводу не предпринималось, в любом случае, не у нас, и не там, где это мог видеть кто-то из нас. Все сходились на том, что те, кто всё это устроил, слишком могущественны, чтобы мы пытались что-то им противопоставить, а клетка, в которую нас всех с неведомой целью посадили, слишком прочна, чтобы мы пытались её сломать. Да, у некоторых из нас появились некие возможности, при помощи которых мы могли бы попытаться атаковать их с большим успехом, нежели в том случае, если бы мы все оставались простыми смертными, но, во-первых, почти никто из нас не мог пока толком с ними управляться, а, во-вторых, большинство из нас прекрасно сознавало, что уж если мы стали такими именно по вине этих ублюдков, то оные уж точно проработали план, каким образом они, в случае чего, смогут от нас защититься. Быть может, у них даже были какие-то глушилки, которые, при наведении таковых на любого из нас, заставили бы нас в одно мгновение ока лишиться своих сверхспособностей, а, возможно, экспериментируя над нами, они успели к тому же вшить в нас какие-нибудь штуковины, которые могли бы, в случае чего, заставить нас лишиться сознания или, катаясь по полу, корчиться в мучительной агонии. Да что угодно — с нас было довольно того, что мы ничего не знали об этих типах и вполне логично предполагали, что от них можно ждать всё, что угодно. Кем мы были против них, даже будучи наделёнными своими невероятными способностями? Детьми-волшебниками с первого курса академии Хогвардс? Мелкими подмастерьями марвелловских Людей-Икс? Мы и ими-то не были, мы были кучкой сходящих с ума от страха лабораторных белых крыс, которым экспериментаторы забавы ради пришили по второму хвосту, или по пятой лапе. Да, будь у нас такая возможность — хотя бы просто обнаружить, подстеречь их тогда, мы бы, безусловно, пришили их всех, хотя бы за то, что они с нами сделали, и за то, что заставили сделать нас с нашими соучениками, за все те страх, боль, стыд и ужас перед содеянным, что мы испытали — но на тот момент у нас едва хватало сил и организованности, чтобы хотя бы как-то обезопасить те места, в которых мы поселились, а так же бороться с самими собой и с разнообразными бытовыми проблемами, с которыми, ввиду того, что раньше нас всячески опекали взрослые, мы не сталкивались.