• Репрессии 1937-38 годов РККА выделяются большинством историков как одно из проявлений политики «большого террора» в СССР. Общеизвестно, что начались они с процесса Тухачевского.
• Нельзя сказать, чтобы чистки не касались РККА и до этого, фактически начались они во второй половине 1936 года, а дело «Весна» («Гвардейское дело», по которому подверглись репрессиям офицеры, ранее служившие в царской армии (так называемые «военспецы»), но уже доказавшие свою преданность советской власти на полях Гражданской войны. Поредел и преподавательский состав военно-учебных заведений, т.к. там было много «золотопогонников») вообще принадлежит к 1930-31 гг., однако ранее не наблюдалось такой массовости и масштабности в репрессиях, как после процесса Тухачевского. На 1937-38 годы пришелся их пик, а вот в 1939-41 они резко пошли на спад и дальше продолжались уже с меньшей интенсивностью.
• Направлены они были, в основном, против высшего командного состава РККА и РКВМФ, пострадал и преподавательский состав в военно-учебных заведениях.
• До перестройки эта тема замалчивалась (максимум, звучала пара слов о «перегибах»), а после перестройки публицисты называли огромное число расстрелянных, не указывая, однако, источника, поэтому количество попавших под каток репрессий значительно расходится у разных исследователей. Так, советский и российский военный историк Д.Волкогонов (а с ним и Д.Проэктор) утверждал, что репрессиям подверглись около 40 тысяч представителей высшего командного и начальствующего состава. Англо-американский исследователь и дипломат Роберт Конквест называет цифру в 35 тысяч. По его словам, часть попала в лагеря, часть расстреляна, некоторые отделались простым увольнением с военной службы. В.Клевцов говорит о 35,2 тысячах. Н.Павленко пишет: «…только в армии с мая 1937 года по сентябрь 1938 года был репрессирован 36761 военачальник», В.Суворов говорил о 38 тысячах, А.Самсонов - о 43 тыс., Н.Раманичев – о 44 тыс., Ю.Горьков – о 48773. Военный историк Олег Сувениров подсчитал количество репрессированных непосредственно по высшему командному составу РККА (т.е. от комбрига до маршала), составившее 65% (Киршнер ограничился оценкой в 50%) А.Печенкин считает, что арестовано было 16 тысяч офицеров. Одна из самых скромных оценок историков - 11 тысяч. А.Яковлев приводит цифру в 70 тысяч человек, В.Рапопорт и Ю.Геллер - 100 тысяч. Если посмотреть в архивы, то в 1937 г. уволены по политическим мотивам (исключение из партии, связь с врагами народа) 11104 человека, как арестованные - 4474; в 1938 г. по политическим мотивам - 3580, как арестованные - 5032 человека (подробнее - РГВА. Ф.37837. Оп.19. Д.87. Л.42-52), в период же с 1934 по 1939, если верить Ю.Бахурину и М.Тимонову, из армии были уволены как арестованные и осужденные 10658 человек, а по политическим мотивам – 15743. И.Пыхалов приводит цифры несколько отличные от тех, что стоят в указанном документе: он говорит, что в 1937-38 гг. было репрессировано 17776 человек командного состава (9701 уволен и 8075 арестовано)
• В 1937-1938 годах были расстреляны 3 из 5 маршалов, 3 из 5 командармов I ранга, все 10 командармов II ранга, 50 из 57 комкоров, 154 из 186 комдивов, все 16 армейских комиссаров I и II рангов, 25 из 26 корпусных комиссаров, 58 из 64 дивизионных комиссаров, 401 из 456 командиров полков.
• Обвинения, в основной своей массе, были однотипны: участие в «военно-фашистском заговоре» или в «правотроцкистской организации», и потому рассмотрением дел занималась Военная коллегия Верховного суда СССР. Справедливости ради стоит отметить, что имели место и восстановления на службе. По итогам постановления январского Пленума ЦКВКП(б) «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключённых из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков» в августе 1938 года в Народном комиссариате обороны была создана комиссия для разбора жалоб уволенных из армии офицеров. Сведения о количестве восстановленных входят в состав Справки о количестве уволенного командно-начальствующего и политического состава за 1935–1939 гг. (подробнее - РГВА. Ф.37837. Оп.18. Д.890. Л.4-7), из текста которой следует, что из числа уволенных по политическим причинам и в связи с арестом восстановлено 8785.
• По оценке Н.Черушева, потери в высших военно-учебных заведениях РККА в указанные годы составили на уровне начальников академий, заместителей и помощников начакадемий - 25 человек, и столько же на уровне преподавательского состава в воинском звании от комдива и выше. Если взять списки репрессированных военнослужащих РККА и выделить из них лиц, когда-либо занимавших преподавательские должности, можно найти ещё 73 человека в званиях от майора до полковника включительно. Некоторые из них были позднее восстановлены в должностях и званиях.
• В беседе с военным корреспондентом К.Симоновым маршал Василевский говорил: «Без 37 года, возможно, и не было бы вообще войны в 41 году. В том, что Гитлер решился начать войну, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел... был ряд дивизий, которыми командовали капитаны, потому что все, кто был выше, были поголовно арестованы» Маршал Еременко писал в воспоминаниях следующее «Тов.Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии» Примерно такого мнения придерживался и генерал армии Александр Горбатов в своих мемуарах «Годы и войны»: «Это... была одна из главных причин наших неудач, хотя о ней не говорили или представляли дело так, будто 1937-38 годы, очистив армию от «изменников», увеличили ее мощь» Эту же оценку в 1939 году давал этим событиям и Л.Троцкий: «Он (Сталин - прим. авт.) истребил цвет командного состава, расстрелял, сместил, сослал около 30 тысяч офицеров,...разрушив партию и обезглавив армию». А.Бармин в своей переписке с Троцким высказывался по этому поводу так: «Близко зная командный состав Красной армии, я могу насчитать лишь около десяти действительно талантливых и самостоятельных полководцев, могущих творчески руководить операциями и способных управлять массами войск в обстановке величайшего напряжения современной войны. Сталин может похвалиться тем, что одной июньской расправой он уничтожил семерых из них. Остались лишь двое крупных полководцев — маршалы Блюхер и Егоров. Остались. Надолго ли?»
• Стоит отметить мнение А.Смирнова по этому поводу: он полагал, что тезис о «подкашивании РККА репрессиями» остался недоказанным, поскольку никто из историков не произвёл сравнения уровня боевой выучки до и после репрессий РККА. Он поставил такую цель в своей работе, и в результате пришёл к выводу, что в ходе репрессий «выучка командиров, штабов и войск» РККА не ухудшилась, а «осталась на прежнем весьма низком уровне». В.Мильбах подверг критике методологические приёмы Смирнова, указывая, что под термином «уровень боевой выучки» подразумевается смешение «некоторых компонентов боеспособности», а при этом отдельные важные показатели её игнорируются. До этого Мильбах критиковал и труды Г.Герасимова, утверждавшего, что репрессии не оказали на состояние военных кадров значительного влияния.
• Примечательно, что Г.Герасимов проводил сравнение по уровню образования, А.Печенкин – по таким показателям, как происхождение, возраст, образование, партийность, командный стаж и наличие боевого опыта, Ю.Юмашева – возраст, социальное происхождение, нахождение «под следствием НКВД», нахождение в плену или окружении во время Великой Отечественной войны, образование, опыт службы и боевой опыт к моменту начала войны, партийность, т.е. по показателям, весьма относительно связанными с действительными критериями боеспособности.
• Думается, что маршал Жуков, писавший в своих воспоминаниях о значительном сокращении боеспособности армии после репрессий, в этом вопросе более компетентен, ибо ему лично пришлось участвовать в ликвидации последствий на полях Великой Отечественной войны.
• В качестве подтверждения низкой боеспособности Красной армии до репрессий часто приводятся результаты маневров Белорусского военного округа, однако, как известно, в 1936 году на них были показаны блестящие результаты. Разумеется, имело место заученность и отмеченная иностранными представителями «пунктуальность и отсутствие инициативы», но в таком случае стоит отметить и основную цель маневров - демонстрацию силы перед другими странами (представители которых и были приглашены на маневры), а не приобретение реального боевого опыта. На этих учениях должны были присутствовать английские, французские, итальянские и чехословацкие наблюдатели; при этом Франция и Чехословакия только что, в 1935-м, заключили с СССР соответственно пакт и договор о взаимопомощи. Их представителей следовало наглядно убедить в том, что РККА действительно является силой, способной обуздать «встающую с колен» и угрожающую французам и чехам Германию. Поэтому от командиров, штабов и войск на Белорусских маневрах требовали действовать по заранее разработанному сценарию, который должен был гарантированно показать, что РККА в состоянии успешно вести отвечающую требованиям 1930-х гг. «войну моторов», успешно применять во взаимодействии самые различные рода войск. То есть разыграть заранее срежиссированный спектакль, где любые действия командиров, штабов и войск независимо от уровня их выучки увенчаются успехом, если это предусмотрено сценарием. К.Е. Ворошилов заявил 4 июня 1937 г. на Военном совете при наркоме обороны: «Я разрешил провести такое репетированное учение, а потом показать иностранцам - итальянцам, англичанам, французам. Это была моя установка и установка начальника Генерального штаба». В штабе Белорусского военного округа (БВО), подтвердил Ворошилов, «заранее все расписали, расставили и, собственно, не маневры проводили, а очковтирательством занимались, заранее срепетировали учение, демонстрировали его перед иностранцами».
• Позднее по действиям войск на манёврах были сделаны теоретические и практические выводы, сыгравшие большую роль в последующем развитии Вооружённых сил Советского Союза. По этому поводу начальник Генерального штаба маршал А.Егоров отмечал, что на основе итогов и результатов манёвров можно сделать ряд ценных тактических и оперативных выводов, особенно в использовании механизированных соединений и конницы. Опыт манёвров был использован при доработке проекта Временного Полевого устава РККА, введённого в действие приказом наркома обороны СССР от 30 декабря 1936 года. По словам участника учений, М.Захарова, опыт, приобретённый на манёврах, пригодился в Великой Отечественной войне, в ходе которой он получил своё дальнейшее развитие. Таким образом, маневры можно считать вполне успешными, а тезис о низком уровне боеспособности Красной армии в дорепрессионный период - неверным. В качестве еще одного подтверждения его ошибочности можно привести слова военного историка В.Анфилова: по его мнению, Большие маневры 1935-36 годов «показали высокую боевую мощь Красной Армии, хорошую выучку красноармейцев и навыки командного состава»
• Хотелось бы остановиться дополнительно на упомянутом выше отсутствии инициативы: к сожалению, к 1941 году ситуация не улучшилась. Если верить дневникам немецкого генерал-полковника Ф.Гальдера, наступление немецких войск явилось для противника полной неожиданностью. Части были захвачены врасплох в казарменном расположении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать». Здесь можно увидеть еще один аспект влияния репрессий на армию: репрессии истребили бóльшую часть опытного командного состава, закаленного в боях Первой Мировой и Гражданской войн. Возможно, без репрессий первые дни войны сложились бы более благоприятно. Какова вероятность, что закаленные в боях командиры, вполне привыкшие и к отсутствию приказов командования, и к самостоятельным решениям на полях Гражданской войны, неизбалованные радиосвязью, будут в экстренной ситуации спешно строчить телеграмму Верховному с вопросом «что делать?», а потом сидеть и терпеливо ждать указаний, вместо того, чтобы действовать, видя при этом, что их корпус погибает?
• Интересно посмотреть и на некомплект в войсках. А.Неукропов в своей статье на соответствующую тему приводит такую статистику: в 1937 и 1938 гг. некомплект в армии составлял 34 и 39 тысяч соответственно, то в 1940 и 1941 году он равнялся 60 и 66 тысячам человек. По мнению Неукропова, эти цифры как нельзя лучше иллюстрируют и бешеный темп развертывания армии, и тот факт, что репрессии не сказались на армии отрицательно. Однако по здравом размышлении становится понятно, что некомплектная дивизия может быть потребна только для обезвреживания минных полей по методу Жукова. Да и причины усугубления некомплекта становятся понятны: истребление головки армии и части преподавательского состава не могло пройти бесследно, и возместить эти потери в краткие сроки было невозможно, что, вкупе с развертыванием армии форсированными темпами, могло привести только к росту и усугублению некомплекта, а также катастрофическому падению уровня квалификации (На сборах командиров полков, проведенных летом 1940 года, из 225 человек лишь 25 были выпускниками военных училищ, остальные 200 окончили курсы младших лейтенантов)
• В ходе разработки немецким командованием военных планов репрессии в Красной армии послужили одним из основных факторов принятия решения о нападении на Советский Союз. Гитлер был уверен, что «нужно воевать, пока кадры не выросли вновь». Германии эти репрессии показались небывалой удачей. Геббельс писал в 1937 году: «Показательный процесс в России продолжается. Там царит безумие, Сталин болен психически! Объяснить его кровавый режим иначе невозможно» (эту цитату А.Неукропов приводит в укор всем антисталинистам, не учитывая, однако, что схожесть мнений в частных вопросах отнюдь не означает совпадения принципов и убеждений)
• Думается, что важную роль в поражениях первых лет Великой Отечественной войны сыграл и следующий фактор: все, кто хоть немного был осведомлен о военном сотрудничестве Германии и СССР, о закупке оборудования и техники в Германии, о самом устройстве немецкой армии и пр. немаловажных в стратегическом смысле вещах, были репрессированы, а вот в Германии все военные профессионалы, участники советско-германских военно-технических контактов, знакомые со спецификой Красной армии, остались на местах, что, по оценке Юлии Кантор, только «усугубило трагедию 1941 года»
• Сохранившиеся в архивах документы вермахта лета 1937 года недвусмысленно отражают восторг немецких генералов, полагавших, что отныне с Советским Союзом и Красной армией можно не считаться как с военной силой.