Давно это было. Но что такое 15 лет для моря? Капля в пене набегающей волны. Так-то в море, а это… так себе, водохранилище – скажете вы. Слово-то какое скучное, даже странное – хранилище воды. Вот у вас дома есть кладовка воды? Или сундук хотя б. Хотя, пожалуй, то ещё зрелище – жилище человека, прожившего жизнь в пустыне – сундуки с водой вдоль стен.
В Сибири с водой нет проблем, особенно рядом с Обским водохранилищем, заходящим своей плотиной прямо в Новосибирск. Плотина огромная – одним концом, на котором ГЭС, прямо в городской район на левом берегу Оби упирается, другим – в Академгородок на правом, до которого из центра города 35 километров.
Вот плотина и некоторые жители Академгородка и есть герои этой давней истории. Проезжая летом по плотине, я не смотрю в море (у нас все зовут водохранилище морем), чтобы не видеть разномастные и многочисленные паруса больших (редко) и маленьких яхт, модных в последние годы сёрфов. Уж очень они беспечны в ловле ветра.
Впрочем, когда там, в море, свистит ветер, разгоняет волны, то с плотины кажется – просто море в барашках. И даже небо может синеть, ветер ласково обдувать. Один раз я такое испытал. Шёл второй день гонки на Ассолях – самых маленьких яхт, даже в то время многим по карману.
Ассоли
Мы возвращались, когда ветер совсем усилился, а я сидел на руле. Мужчина на фото как раз держится за него. Опыта у меня никакого, вторая гонка, да был ещё тренировочный выход в море. Капитан, редкий мужик, доверил мне руль на всю гонку. А что такое руль в разыгравшийся шторм? Надо не поймать боковую волну, которая сразу положит на борт парусами в воду. Это выдерживать курс с точностью до градуса, чтобы не заполоскало паруса, потерявшие ветер, а потом они не хлопнули с громкостью и силой выстрела, периодически его ловя.
Много позже я понял, чем мы рисковали. Вернее, капитан рисковал, я же, зелёный матрос-рулевой, испытывал невероятные чувства. Мало того что гремел гром, где-то рядом били в воду молнии, так ещё и свист ветра. Вот это что-то с чем-то. Просто устрашающий свист. Перед нами постоянно двигались трёхметровые волны, может и выше, они порой взмывали выше паруса. Мне казалось, они уже не подчинялись ветру, тот дул в спину Соловьём-разбойником, а они постоянно норовили пойти галсом. Но я успевал реагировать, что приводило в дикий восторг, который я не смел выражать в присутствии капитана в метре и слева на лавке. Если вечером, стартуя от плотины вглубь узкого моря, мы шли всю ночь, пока не завернули на 3600 (65 км), то обратно долетели за три с половиной часа. И когда приблизились к плотине, намереваясь уйти вправо к бухте – стоянке всех яхт, то там весело и ласково светило солнышко, а мы ещё шли в тёмной полосе, озаряемой вспышками последних молний под бормотанье грома и разбойничий посвист ветра.
Буквально через неделю пятничным вечером мы вновь собрались в бухте, готовиться к следующей гонке. Откуда-то появился длинный стол из свежесбитых досок, на столе шеренга водочных бутылок с нехитрой закусью вокруг. Всё словно дожидались меня, салагу. Встал самый главный, что-то начал говорить… Потом мой капитан просто встал и молча выпил. Ничего не понимая, я едва успевал опрокидывать стопку, да хрустеть огурчиком. Не было Вадима, директора страховой компании.
О нём и заговорил четвёртый или пятый выступающий. Этот был владельцем четвертьтонника – уже вполне серьёзной небольшой яхточки, с настоящей каютой, тремя парусами и на метр, наверное, выше Ассоли бортами, не говоря уже про паруса. В их классе яхт гонки проводились параллельно с нашими, но отдельно. Они стартовали очень далеко от нас, почти от ГЭС. И считались (мной, во всяком случае) небожителями.
Этот четвёртый дружил с Вадимом-страховщиком семьями. И в середине летней недели, под давлением жён они собирались двумя яхтами дойти до Тайваня – острова, в пределах видимости с плотины, там скучковаться, детям бадминтон и прочие игры, но сначала обязательные шашлыки с продолжением для родителей. Но не дошли, хотя всего-то несколько километров. Резко, как принято в наших краях, организовался конец света – завыл ветер, поднялись волны, вперёд идти они не смогли (против ветра, какие там галсы). Едва развернулись к спасительной плотине, и полетели.
Потом я прочитал в интернете, что Ассоль сконструирована так, чтобы её не могло положить набок – ни ветром, ни волной. Но рассчитана яхта была максимум на 4 балла. Бог его знает, скольких баллов достиг тот шторм, но боковым ударом волны с Ассоли выбило девятилетнего сына. Даже друг, что на более крепком и надёжном четвертьтоннике шёл параллельно и всё видел, не знает, почему жена и сынишка Вадима сидели не в каюте, а на этих деревянных скамьях напротив друг друга, держась за леер, натянутый между ними.
Скорость огромная, ребёнок сразу скрылся в бурлящих водах сзади. Вадим тут же прыгнул в воду за ним. Жена бросила им спасательный круг на привязанном канате. Но помощь не дошла. Ещё одна боковая волна резко положила Ассоль на борт. Обезумевшая женщина, почти не держащаяся за леер, тоже вылетела за борт.
В этом месте рассказа четвёртый остановился, слова перестали проходить сквозь горло, оно давило их подступившим комом, слезами. Яхта его хоть и крепче, но не могла на парусах повернуть. Пока он запустил бензиновый движок, пока развернулся и стал кружить в быстро стихающих волнах, на поверхности не осталось даже Ассоли.
Всё это происходило напротив плотины с проезжающими автомобилями. С тех пор я не могу смотреть в море с плотины. И не вступал больше на борт яхты.