СТАРИК И ВОЛЯ
Глава восьмая
Как только Дурь закончил свой рассказ, все мы разом посмотрели на нашего старшего по камере. По-моему, я совсем забыл вам его представить. Имя нашего старшины было Алексей, а погоняло у него было «Кормчий». Нет, на флоте он никогда не служил и капитаном судна никогда не был. А погоняло свое он получил за то, что на воле он владел несколькими кабаками. Один из его ресторанов назывался «Белорусской корчмой».
- Чего уставились-то? – спросил всех нас старший. - И у меня тоже отца не было. Но я своего отца ни в чем сегодня не виню. Я тоже не стразу понял, почему мой отец ушел от моей матери. А, когда понял, то простил и его, и её. Мой дед по отцу был родом из Беларуси. Там у него было свое большое господарство.
- Своё государство? – удивленно переспросил у старшины Кол.
- Не государство, а господарство, - разъяснил ему старшина. – По-белорусски господарство - это личное хозяйство. Одним из активов моего деда была корчма. Хозяином он был рачительным, но щедрым. Подкармливал дармовыми харчами разных бродяг. Только пьяниц горьких не жаловал. Эти пьяницы, когда власть в Беларуси переменилась с гражданской на советскую, моего деда властям и сдали. Дескать, эксплуататор он, и все такое. Начали власти с моим дедом разбираться. Разбор у них вышел быстрый. Дом, корчму и скотину всю отобрали, а моего деда вместе с его семьей выслали. Сыну моего деда - моему отцу - удалось убежать из ссылки и какое-то время жить без документов.
- Так за это же статья, - сказал Дурь.
- Правильно, вот по этой статье мой отец и был направлен в детскую воспитательную колонию.
- На малолетку, - вставил я.
- На малолетку, как и тебя тоже, - согласился со мной наш старший. - В колонии мой отец получил профессию сапожника. Профессия эта в молодой советской республике была уважаема в силу того, что отец советского вождя тоже был сапожником. Но жить в коммуне моему отцу не нравилось. Скучал он по своей семье. Связался в итоге с уличной бандой. Банда – это, конечно, не родная семья, но сходство кое-какое имеется. Не вам мне это доказывать. Милиция в то время работала исправно. И мой отец вскоре стал сапожником уже не в пролетарской коммуне, а на зоне.
- Опять замели, значит, - сказал Дурь.
- Замели, - кивнул ему в знак согласия наш старший. – После освобождения мой отец познакомился на улице с моей матерью.
- А матери твой сколько лет было, когда она с твоим отцом познакомилась? – спросил у старшего дед Пенза.
- И моей матери, и моему отцу было тогда по двадцать лет, - ответил деду Пензе наш старший. – Теперь, чтобы вам стало понятно, расскажу о своей матери. Мой дед по матери до революции тоже имел свое личное хозяйство под Москвой. В селе Мытищи. Двухэтажны дом, две конюшни, коровы, овцы. При таком большом хозяйстве спал мой дед по матери, что называется, вприглядку. Его тоже раскулачили, но ссылки сумел избежать. Он в свое лучшее время подкармливал детей одного сельского пьяницы. Этот пьяница после революции стал председателем Комитета бедноты. Он и посоветовал моему деду по матери срочно уезжать из села. Мой дед все продал и за большую взятку, чуть изменив свою фамилию в паспорте, поучил со своей женой и тремя дочерями одиннадцатиметровую комнату на первом этаже в ленинградской коммуналке. В этой комнате до него жил какой-то пролетарский художник, сгинувший неизвестно куда после убийства Кирова. Оказаться впятером в одиннадцатиметровой комнате после жизни в собственном доме, не сахар. Образование у моего деда по матери было для тех времен основательное. Полный курс царской гимназии. Моему деду пойти бы работать на завод, но прежняя закалка давала ему о себя знать. Да и новый пролетарский класс не принимал моего деда, что называется, на дух. Начал мой дед прикладываться к горькой со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Женись моя мать на моем отце, куда бы она смогла его привести? Шестым в одиннадцатиметровую комнату?
- А у твоего отца не было жилья? – спросил у старшего дед Пенза.
- Не было, - ответил ему наш старший. – В общежитии люди и посильней его за один год с круга спивались,. Мой отец коротал ночи в мастерской, где он сапожником работал. Получая зарплату сапожника и сторожа.
- Так нельзя совмещать должности на одном производстве, - озвучил своё мнение Кол.
- Много чего в нашей жизни нельзя, - ответил ему наш старший. - А вы скажите мне: можно двум людям с исковерканными судьбами, не имея собственного угла, мирно ужиться друг с другом?
- Никак нельзя, - ответил за всех дед Пенза.
- Вот именно, - согласился наш старший. - Не встретиться мой отец с моей матерью не могли. Обида свела их обоих вместе. Но и жить мирно с такой обидой на весь божий свет, они тоже не могли. Я, когда это понял, то перестал винить и свою мать, и своего отца. Много судеб людских было в то время исковеркано, но за один закон я той безбожной власти все же благодарен. Не было бы меня на свете, если бы Сталин своим указом не запретил после войны женщинам делать аборты. Потом Сталин им это разрешил, но было поздно, я уже родился. Стольких людей он погубил, а для меня оказался вроде крестного отца.
- А с отцом своим ты так ни разу и не встретился? - спросил я.
- Всего один раз. – ответил мне наш старший. - Мне тогда четвертый год шел. Отец зашел к нам после своей очередной отсидки. Моя бабка запретила моей матери его в нашу квартиру пускать, но моя мать её не послушала. Мне велели под диван залезть, чтобы мой отец меня не видел. Ему сказали, что я с детскими яслями на даче. Из-под дивана мне были видны только грязные ступни отцовских босых ног, обутые в резиновые калоши, а сами калоши были подвязаны к его ступням обрывками бумажной бечевки. Вот и вся память моя о моём отце.
- А самого тебя за что сюда посадили? – спросил у старшего по нашей камере Кол.
- За связь с миром, - ответил ему наш старший.
- Так вроде же нет такой статьи, - удивился Кол.
- За связь с преступным миром, - пояснил ему наш старший. - А как можно быть не связанным с этим миром, если он сегодня весь насквозь преступный? Это конкуренты мои подсуетились, чтобы мои активы к своим рукам прибрать. Но ничего, деньжат кое-каких я успел скопить. Жену и трех дочерей тоже имею. Сестра жива. Так что мой этап на зону еще под большим вопросом.
- А что же мать? – спросил дед Пенза.
- Моя мать умерла три года назад, а про отца ты уже спрашивал. Про отца своего я ничего не знаю. Но в память о нем и о своем белорусском деде я и затеял свой ресторанный бизнес. Первым открыл ресторан "Белорусская корчма". Сижу я здесь с вами, а моя корчма кормит и поит людей.
Продолжение следует