Международное энергетическое агентство называет пандемию коронавируса самым большим шоком для мирового энергетического рынка за последние 70 лет. Поговорим о том, через какие испытания в штормовом 2020-м прошла нефтегазовая отрасль
Начало 2020 года не было спокойным. Но это уже привычно. Спокойных лет на энергетическом рынке не было уже очень давно. С одной стороны, нефтяные котировки росли, причем сразу за счет двух мощных факторов. Во-первых, обострились (а точнее, раскалились добела) отношения США и Ирана. 3 января с помощью американского беспилотника в Багдаде был убит иранский генерал Касем Сулеймани. Исламская Республика ответила ракетной атакой на иракские авиабазы США. Чуть позднее прекратила экспорт нефти Ливия. Конфликты обещали в очередной раз вымыть с рынка часть ближневосточной нефти, подталкивая цены вверх. Со стороны спроса заметное влияние на рынок оказывало подписание торгового соглашения Соединенных Штатов с Китаем, в рамках которого Поднебесная должна была в течение двух лет увеличить импорт американских товаров минимум на $200 млрд. На фоне прекращения торговой войны двух держав к середине января США нарастили производство нефти до рекордного уровня.
В то же время из Китая поступали все более тревожные новости о вспышке нового коронавируса. Это стало определенным противовесом факторам роста котировок — серьезным, но не катастрофичным. Агентство S&P Global Platts Analytics прогнозировало снижение спроса на нефть в феврале-марте на 200 тыс. баррелей в сутки. И даже предупреждало, что если эпидемия коронавируса будет сравнима с атипичной пневмонией 2003 года, спрос может просесть на 700–800 тыс. баррелей. Уже совсем скоро стало ясно, что мир был бы счастлив, если бы реализовался этот не очень приятный прогноз. Но все оказалось гораздо хуже.
ОПЕК МИНУС
В январе Всемирная организация здравоохранения официально объявила эпидемию COVID-19 чрезвычайной ситуацией международного значения. Это означало возможное ограничение торговли и перемещений между Китаем и остальным миром, что повлекло бы значительное снижение уровня спроса на энергоносители и падение цен. В ОПЕК сообщили, что рассматривают возможность сократить добычу в рамках сделки ОПЕК+ на 500 тыс. баррелей в сутки. За январь фьючерсы на Brent подешевели на 15%, на WTI — 16,5%. Тем не менее эксперты предполагали, что котировки сохранятся на уровне $50 «пока Китай не начнет возвращаться к своей норме потребления нефти». В России к идее ОПЕК о дополнительном снижении добычи отнеслись осторожно. Министр энергетики РФ Александр Новак признавал, что ситуация «потенциально способна привести к снижению мирового спроса на нефть», но считал, что не стоит принимать скоропалительных решений, так как «нужно более точно оценить ситуацию».
Эту позицию не поколебало ни уже очевидное замедление экономики Китая, ни связанное с ним мировое сокращение потребления нефти на 4 млн баррелей в сутки всего за два месяца, ни реальная возможность закрытия границ европейскими государствами. В результате переговоры министров ОПЕК+ 6 марта закончились провалом: участники соглашения не смогли договориться не только о дополнительном снижении добычи на 1,5 млн баррелей в сутки (из которых 500 тыс. тонн в сутки должны были взять на себя Россия и другие страны, не входящие в картель), предложенном ОПЕК, но даже о продлении самого договора. Пожалуй, это был худший момент для прекращения сделки, что незамедлительно подтвердил рынок. 9 марта Brent рухнул до $31 за баррель, а власти Саудовской Аравии дали понять, что это не предел и они готовы развязать настоящую ценовую войну, увеличив производство нефти в течение апреля на 26% — до 12,3 млн баррелей в сутки. Это стало бы абсолютным рекордом нефтяной промышленности королевства. «На свободном рынке каждый производитель нефти должен демонстрировать свою конкурентоспособность, сохранять и увеличивать рыночную долю», — пояснили в министерстве энергетики Саудовской Аравии, заявив об отсутствии смысла в новых переговорах в рамках ОПЕК+. Дальнейшие события продемонстрировали, что вести на равных ценовую войну на нефтяном фронте со странами Персидского залива все же пока не по силам никому. Тем более в условиях лавинообразного снижения спроса на фоне развивающейся пандемии.
ВНИЗ
Поток ближневосточной нефти, которая предлагалась с беспрецедентными скидками, заливал мир, с каждым днем усугубляя ситуацию. С $15–16 за баррель конкурировать сложно, практически невозможно даже традиционной российской нефти, а для американских сланцевых месторождений или канадских битумов это далеко за гранью рентабельности. Американский нефтяной магнат Гарольд Хамм (Harold G. Hamm) обвинил Саудовскую Аравию и Россию в обвале цен на нефть на мировых рынках, назвав действия стран, «приведших к кризису», «абсолютно нелегальными» и «требующими расследования». Расследование так и не началось, зато случился черный понедельник.
16 марта биржевые индексы Dow Jones и S&P рухнули сразу почти на 13%, Nasdaq Composite закончил день рекордным за всю историю падением на 12,3%. Начало общемирового локдауна и ценовая война крупнейших мировых производителей нефти создали настоящий идеальный шторм в мировой экономике. Его волны захлестнули и Россию. К 18 марта смесь Urals подешевела до минимальной за последние 18 лет отметки $18,64 за баррель, а к концу месяца Argus сообщил о парадоксальной ситуации: затраты на транспортировку, оплату экспортной пошлины и других расходов превышали среднюю стоимость Urals, и ценовые формулы ушли в зону отрицательных значений. Впрочем, нефтяные цены со знаком «минус» были зафиксированы не только в России. Например, в Соединенных Штатах потребителям выплачивали порядка $0,19 за баррель Wyoming Asphalt Sour, которую просто некуда было заливать, так как все хранилища к этому моменту уже были переполнены.
Прекращение действия ограничений ОПЕК+ с 1 апреля ситуацию, разумеется, не улучшило. К этому времени уже было парализовано мировое пассажирское авиасообщение, внутринациональные ограничения на передвижения сократили спрос на все виды моторного топлива и смазочных материалов. Следование принципам стало слишком дорогим, и 12 апреля Саудовская Аравия и Россия завершили ценовую войну. В соглашении о снижении добычи значились уже не 1,5 млн баррелей в сутки (которые оказались бы каплей в море сокращения спроса), а 9,7 млн баррелей снижения добычи в мае-июне. Таким образом, участники ОПЕК+ сокращали производство на 10% от всей мировой нефтедобычи. Учитывая, что сланцевые проекты естественным образом стремительно сворачивались под влиянием низких цен, меры для балансировки рынка были предприняты беспрецедентные.
МЕЖДУ ВОЛНАМИ
Пожалуй, лучше всего передают хаос, царивший на нефтяном рынке, события конца апреля. Американский биржевой оператор CME Group сообщил, что 20 апреля стоимость фьючерсного контракта на сорт WTI с поставкой в мае составила минус $37,63 за баррель. То есть ситуация конца марта, фиксировавшаяся на локальных рынках, повторилась уже на глобальном. Эта информация, разумеется, стала настоящей сенсацией, хотя ситуация объяснялась во-многом «техническими причинами»: в этот период заканчивался срок исполнения майских фьючерсов, что вместе с падением спроса и недостатком места в нефтехранилищах и спровоцировало обвал. Впрочем, и актуальные июньские фьючерсы, отражавшие ожидания рынка, в конце апреля торговались всего за $20–21, причем это касалось и WTI, и Brent. Котировка Urals вообще упала ниже отметки $10.
Даже возобновление сделки ОПЕК+ с 10 млн барр. сокращения добычи не могло переломить рыночного пессимизма, ведь реальное падение спроса в апреле ожидалось на уровне 29 млн барр. в сутки, в мае — 26 млн барр., а в июне — 15 млн барр. Эти прогнозы объективно отражали ситуацию: использование автотранспорта в период локдауна сократилось на 50–75%, воздушные перевозки в некоторых странах — до 90%. А транспорт потребляет почти 60% мировой нефти.
Следующие пару месяцев для нефтяного рынка можно сравнить с состоянием тяжелобольного, угроза жизни которого вроде постепенно снижается, но состояние еще очень далеко от выздоровления. Укол ОПЕК+ снизил среднесуточную добычу нефти с конденсатом в первые пять дней мая на 16%. Экономика Китая первой стала выходить из кризисного пике, и в июне импорт нефти в Поднебесной вырос на 34% даже по сравнению с июнем 2019-го. Так что в какой-то степени второй квартал стал временем восстановления. Правда, далеко не для всех.
В мае Rystad Energy и Baker Hughes сообщили об историческом минимуме числа задействованных в американской нефтегазовой промышленности буровых установок. Их количество с марта уменьшилось на 57%, и это стало худшим показателем за 80 лет. По подсчетам Deloitte, по итогам первого полугодия около трети сланцевой промышленности в США оказалась неплатежеспособной.
Как это часто бывает, волна банкротств запустила встречную волну поглощений, что было достаточно позитивным посылом: акулы нефтяного рынка, несмотря на проблемы, сохранили интерес к сланцевой добыче. Крупнейшей сделкой года стала покупка ConocoPhillips компании Concho за $9,7 млрд. Это вывело американского гиганта на второе место по величине активов в главном сланцевом бассейне США — Permian. Глобализация сланцевой добычи стала лишь одной из важных тенденций, сформированных коронакризисом.
В следующий раз обсудим, как пережила кризис альтернативная энергетика и чем грозит мировому нефтяному рынку победа Байдена.
Читайте также:
Как сланцевая революция в США повлияла на российский нефтяной рынок
Трудноизвлекаемые запасы нефти: как разрабатывают баженовскую свиту
Как крушение танкера «Эксон Валдиз» навсегда изменило нефтяную отрасль
Оригинал статьи и другие материалы читайте на сайте журнала: www.gazprom-neft.ru/press-center/sibneft-online/