Часть 1. Январь-март
Вот казалось бы, коронавирусный год высвободил много времени: читай не хочу, но вышло скорее "не хочу", чем "читай". Книги давались мучительно и навскидку вспомнить то, что произвело сильное впечатление, невозможно. Хотя интересное все-таки было.
Мишель Уэльбек. Элементарные частицы
«Элементарные частицы», второй роман писателя, принёсший ему мировую славу, во Франции издан в 1998-м, у нас - в начале 2000-х. Не скажу, что в восторге, но читал не без интереса, тем более, что полотно весьма насыщенное. Автор рассказывает историю двух единоутробных братьев - Мишеля и Брюно, первый из которых становится учёным, а второй - школьным учителем, с детства до самой кончины. Оба глубоко несчастны. Хипповавшая мать бросила их, Мишеля воспитала бабушка, Брюно - с малолетства в интернате. У обоих во взрослой жизни не складываются отношения с женщинами. Причем автору этот момент настолько важен, что как только у героев появляются чувства и серьезные отношения, он убивает их возлюбленных: у обеих - неизлечимые заболевания, обе кончают с собой.
Фоном - жизнь Франции, а бери шире - всей Западной Европы, с 50-х по 90-е. Сексуальная революция, распад традиционной семьи, новая реальность, когда нормированный рабочий день и фиксированные выплаты вытесняют из актуальной повестки борьбу за выживание.
Хелен Расселл. Хюгге, или Уютное счастье по-датски
Если верить Хелен Расселл, хюгге - это "сидеть дома, в уютной обстановке, при свечах". Но "пекарни - это тоже хюгге"... и "ужин с друзьями - тоже хюгге". В общем, все, что может улучшить настроение долгой холодной зимой, все хюгге. А вообще, как считают датчане, зима сближает людей.
Британскую журналистку занесло в маленький датский Биллунд (центр "легостроения") вслед за мужем, устроившимся работать в компанию "Лего". Чтобы не сидеть без дела, Хелен стала разбираться, в чем секрет датского счастья.
Несмотря на то, что книга, с одной стороны, легка и отчасти юмористична, а с другой - тянет на вполне серьезное исследование, многие критики назвали ее поверхностной: недостаточно глубоко, дескать, автор копнула "гламурный имидж" Дании.
Алексей Слаповский. Неизвестность. Роман века 1917-2017
Слаповский напоминает старую истину: каждое поколение начинает жить словно заново. И роман у него про это. Род продолжается, но у каждого поколения - своя история, будто и не было до них (нас) ничего.
Чем хорош роман? Он почти документален: вот вроде бы дневник, вот ещё один, вот запись на диктофон, вот рассказ, вот письмо, - от этого и доверие выдуманному выше. Но и жизнь узнаваема (в той части истории, которую я застал).
Яков Гордин. Кавказская Атлантида
Исследование о бесконечной войне на Кавказе. Кстати, вычитал интересный факт. Ещё декабрист Пестель предлагал зачистить весь Кавказ от коренного населения и выслать в Сибирь. В 1860-е сразу после окончания войны почти так и сделали: в Турцию выселили массу черкесов. Десятки тысяч их погибли ещё до отправки. А в 20-м веке Иосиф Виссарионович тем же способом решал не только кавказские проблемы.
Анна Старобинец. Посмотри на него
Это личная реальная история и от того ещё более жуткая. На 18 неделе беременности автор узнает на УЗИ, что у плода поликистоз (позже диагноз уточнили - «двусторонний мультикистоз», что нисколько не лучше) почек, стопроцентно летальное заболевание. Ну а дальше начинается, кроме психологической, жуть ещё и социальная.
То, что описывает Старобинец на 2013-16 годы, - чудовищно. Это какой-то советский атавизм, когда система работает против тебя, а не для тебя. Вежливость? Нет. Обезболивание? Нет. Психологическая поддержка? Не слышали...
Алексей Сальников. Отдел
Игорь, изгнанный за излишнее любопытство из органов (подозрительными ему показались некоторые таможенные схемы), через год поисков работы получает предложение поработать в секретном отделе. Сам отдел, который принадлежит то ли полиции, то ли службе безопасности, базируется в старой котельной: для пущей секретности. Но задачи перед шестью сотрудниками (а на них всех компромат разной степени тяжести) ставятся самой большой государственной важности: периодически они выезжают на задание, где допрашивают людей, а потом их убивают. С какой целью допрашивают (в списке 168 никак не связанных друг с другом вопросов) и почему надо после этого убивать - объяснят Игорю только в середине романа, уже после того, как убьют молодую женщину и ее сына.
В романе намешано столько смыслов (и про «я только приказы выполнял», и про текущую жизнь государства, и жизнь личную), что в какой-то момент захотелось, чтобы их было поменьше. Фактически книга получилась сразу обо всем (и ни о чем).
Елена Чижова. Город, написанный по памяти
"Город, написанный по памяти" - это такая родовая запись, биографическая книга, сплетенная из историй и размышлений. Историй, не подтверждённых документально, а проговоренных (вскользь, случайно, за столом, у окна), подслушанных, записанных. Со слов мамы, бабушка (точнее прабабушка) говорила, обмолвилась... Россия царская (прабабушка была горничной у графа) и сталинская, блокада (чудом выжили) и эвакуация, шестидесятые (детство в районе у Театральной площади и полтора года в Купчино - как два разных мира) и чуточка семидесятых-восьмидесятых. Крестьяне - с одной стороны, переехавшие в Петербург, с другой - фабриканты Рябинины, с третьей - еврейская кровь по отцу. Но это не только проговоренное, но и додуманное, в том числе: а что могло бы быть с семьей, страной, не случись революции... И тут уже звучит приговор всей системе, сложившейся после...
Бернхард Шлинк. Чтец
«Чтец» - что в киноварианте, что в бумажном - одинаково хорош.
Роман скорее не о любви, а о преступлении и наказании. Несет ли человек ответственность за преступление, если на момент его совершения в уголовном кодексе и статьи такой не было? А что бы вы сделали на месте подсудимого, оказавшегося в ситуации без выбора? Этими вопросами задается повзрослевший Михаэль, когда узнает, что женщина, которую он любил, служила надсмотрщицей в концлагере.
Есть версия, что прототипом Ханны стала Гермина Браунштайер, одна из самых жестоких лагерных надзирательниц Майданека и Равенсбрюка.
Сергей Шаргунов. Свои
Двойственное впечатление оставляет Шаргунов этим сборником рассказов. С одной стороны - интересные, сочные и живые факты биографии (хотя, казалось бы, что там может быть интересного - у москвича 1980 года рождения?), с другой - какие-то однотипные художественные произведения. И еще не совсем понимаешь логику, по которой эти вещи поместили под одну обложку: половина издания - беллетризованная биография, другая - несколько рассказов и от первого лица, и от третьего. Пытаешься найти в них элементы личного, «своего», чтобы связать все воедино, но не получается.
Андрей Аствацатуров. Не кормите и не трогайте пеликанов
Так и не понял, зачем автору в этом романе потребовалась детективно-любовная линия, если в итоге все свелось к прежним - из романа в роман - страданиям лирического героя (а у Аствацатурова в каждой книге главный герой носит его имя) и университетским байкам?! Был, наверное, какой-то смысл свести ученого-филолога с поп-звездой, закинуть их в Лондон, в тамошнем зоопарке зафиксировать надпись, вынесенную в заголовок, но мне он остался непонятен. Разве что как связующее звено между остальными эпизодами. Впрочем, можно было, наверное, и достоверней историю придумать для связки.
Дмитрий Быков. Песнь заполярного огурца
Быков в одном из очерков утверждает, что это он выдумал поговорку: "Мимо ж.пы не сядешь". У меня почему-то уверенность, что я слышал ее еще в те времена, когда Быков не был на слуху. "Выше головы не прыгнешь, мимо ж. не сядешь". Хотя - кто знает. Может, и выдумал...
"Песнь заполярного огурца" - сборник публицистических авторских колонок из журнала "Русский пионер". Они разных лет, но читаются все так же актуально. Много интересных размышлений и острых фраз.
Габриэль Гарсиа Маркес. Вспоминая моих несчастных шлюшек
Герой не просто взрослый мужчина, он 90-летний одинокий старик, все жизнь пользовавшийся услугами проституток и решивший подарить себе на день рождения девственницу. Старая знакомая - сутенерша Роса - находит ему товар, 14-ти лет от роду. Но старик несколько ночей просто любуется спящей девочкой, а потом места себе не находит, когда она исчезает. И дедушка вдруг понимает, что и не любил никогда, да и сама жизнь прошла бездарно. А любовь - вот она, к этой несчастной девочке. И очень похоже, что взаимная.
В общем, несмотря на пессимизм в названии, повесть вроде бы оптимистична: и в 90 лет можно встретить любовь, и слава придет, и самооценка повысится, и жизнь окажется не напрасной.
Михаил Загырь. Империя должна умереть
Зыгарь, кто не знает, журналист. "Империя..." - вторая его книга. Первая была про современную Россию ("Вся кремлевская рать"). До "...рати" не добрался, а эта интересна тем, что временной отрезок с 1900 по 1917 дается через портреты основных, как говорят сейчас, акторов. Многие вершители судеб того времени мне были незнакомы, кстати (но я и не историк). Показательно тут, как формировались кумиры поколений, и как они исчезали на глазах, как нерешительность одних и безумие других ломали ход истории.