Найти в Дзене
Евино племя

Дети видят подлость там, где взрослые натягивают благородство

Как интересно, оказывается, читать с детьми книги. Нет, не потешки-рассказки, и не азбуку, а книги, герои которых представлялись моему еще поколению образчиками благородства и возвышенных душевных устремлений.

— Ненормальный какой-то! — Припечатал Д’артаньяна Виталь, школьник девяти лет, еще на первой главе. И пожал плечами. Мол, маман, что за ужасы вы деткам читаете?

Д’артаньяна сама не люблю, с того момента, как первый раз захлопнула «Трех мушкетеров», перелистнув последнюю страницу. Во втором классе, помнится, это было. И Атоса не люблю. И Портоса не люблю. И даже красавчика Арамиса на дух не перевариваю, потому что пахнет от этого Арамиса вовсе не большим количеством миндального (или лавандового?) мыла, с помощью которого он поддерживал белизну своих рук, а самой натуральной гнильцой лицемерия.

Правда, в те времена я бы никогда не сказала этого вслух. Потому как по умолчанию считается, герои Дюма — образцы благородства, антигерои — всегда картинные злодеи. Я и сейчас стараюсь на эту тему молчать — в жизни хватает поводов для холливаров помимо литературных. Ведь мне обязательно расскажут, как не права, прим в очень благородных выражениях (проще говоря - матом, благородные люди только его и используют).

Но иногда вот… Пальцы чешутся.

Почему дети видят то, что не замечаем мы, взрослые?

Те же «Три мушкетера», они не об благородстве, они об организованной преступной группировке, в которой принимают участие крайне мерзкие персонажи:

 — Закомплексованный неврастеник, чуть что, кидающийся на окружающих, не имеющий никаких моральных ориентиров, бессовестный, беспринципный, эгоистичный и мстительный, причем мстить он надеется чужими руками.

Это я о благородном Д’артаньяне, если что, который в остальных своих подельниках видел ступеньки будущего величия, подставил служанку Кетти, легко тратил украденные госпожой Бонасье у ее же мужа деньги на пользу врагам Франции, а, когда нарвался на взбучку (еще в первой главе) угрожал именем Тревиля, даже до этого самого Тревиля не добравшись.

— Скрывающийся от правосудия преступник (граф де ла Фер, который имел право карать и миловать в своих владениях всех подряд, да так, что даже жену повесил, просто так в мушкетеры под чужим именем подался?)

— Жиголо, не отличающийся умом и сообразительностью (самый приличный из всей толпы, он даже женился на прокурорше после смерти ее возлюбленного супруга)

— Подозрительный тип, который сам себя называет неудавшимся священником, но к которому то и дело бегают всевозможные темные личности, которых нормальная служба безопасности должна отлавливать еще на подлете к границам государства, так как личности эти именуются шпионами и предателями (помните нищего, который оказался испанским грандом, того самого, что принес Арамису очередной грант враждебного государства — испанские двойные дублоны, вроде?)

И вся эта компания не просто помогает королю Людовику в отращивании милых рожек, но и вредит политике, которую проводит первый министр Франции на пользу этой самой Франции.

Это уже не четверка государевых служащих, а диверсионная бригада беспредельщиков какая-то, если подумать.

И это персонажи, которым дети когда-то пытались подражать. Их игру против Ришелье подают нам как защиту чести Анны Австрийской (ставим в уме пометку — крутить романы на стороне можно и нужно, на так, чтобы супруг не узнал), погром, устроенный Атосом в погребе трактира — как милую маленькую месть, Атосу можно, поступки Арамиса — ну, он же, все-таки, в первую очередь возлюбленный госпои де Шеврез, а та любит плести интриги, пусть и против сюзерена этого самого Арамиса, который ему, между прочим, платит жалованье, как своему мушкетеру.

На этом месте полагается схватиться за сердце и сказать: неудивительно, что на таких примерах вырастают воры, лжецы, обманщики, альфонсы и предатели.

А еще и убийцы, которые вообразили, что могут позволить себе вершить самосуд.Над женщинами.

Кстати, этот самосуд тоже подается как благородный и сильный поступок… И воспринимается тоже так, причем очень многими. А на самом-то деле, боже, какая гадость это лицемерное благородство, которое похуже чистого зла будет.

Зы. Вспомнилось, как благородный Атос проигрывал имущество своего «друга» Д’артаньяна, пока тот спал. Всем, считающим этих персонажей образцами крепкой мужской дружбы и по-настоящему прекрасных поступков, желаю таких друзей — и побольше, побольше.