4 июля 1815 года родился Павел Федотов, автор картины "Сватовство майора". Родоначальник критического реализма в русской живописи.
Москвич по рождению, творивший в Петербурге, он создал галерею сцен "частной жизни" современников. Степенные купцы, бедные, неудачливые чиновники, дворники и горничные и, конечно, художники — герои его жанровых зарисовок. И это не считая батальных акварелей, портретов августейших особ, друзей и знакомых.
Текст: Мария Башмакова, фото предоставлено Русским музеем
Петербург и Москва переплелись в судьбе русского живописца Павла Андреевича Федотова. Его самое знаменитое полотно — "Сватовство майора" — дошло до нас в двух вариантах. Один хранится в Русском музее, другой — в Третьяковской галерее. Но если картину видели даже те, кто далек от живописи, о судьбе автора знают, увы, немногие. Художник прожил всего 37 лет, из них только восемь лет составляют его творческую карьеру.
Чуткого зрителя и сегодня судьба и творчество художника не оставит равнодушным. Оно порой сентиментально до наивности, порой горько, но очень близко русскому сердцу. Единственное, что может смутить рассматривающего портреты самого художника, — это тревожный и как будто обреченный взгляд. Павел Андреевич не был борцом с самодержавием, хотя дружил с некоторыми петрашевцами. Он не претендовал на роль философа, что порой ставят ему чуть ли не в укор, несколько высокомерно препарируя творческое наследие самоучки, предвосхитившего передвижников. О Павле Федотове написано немало, но стоит снять штампы, как слои лака, чтобы под ними рассмотреть и полюбить живого человека — талантливого русского рисовальщика.
...Продрогший человек бредет по студеной пустынной улице, зажав под мышкой рулон бумаги. Куда идет, зачем, кто он? Сам Федотов или его друг и однополчанин Дружинин, которому он подарил этот "ландшафтик", — не принципиально. Важно настроение этой картины, безусловно, очень значимой и личной в творчестве Федотова. В этом городе холодно, неуютно, одиноко. Пейзаж — вид на 20-ю линию Васильевского острова в Петербурге из окна дома на 21-й линии, в котором с осени 1849-го художник снимал квартиру.
"Картина "Зимний день. 20-я линия Васильевского острова" — это крик отчаяния, — размышляет заведующий отделом живописи XVIII–XIX веков Русского музея Григорий Наумович Голдовский. — Чем дольше вглядываешься, тем зримее становится стужа, тем холоднее зрителю. А у этого несчастного одинокого человечка и впереди, и позади огромный однообразный путь. Заметьте, из трубы не идет дым — в этом пространстве нет жизни. Поражает звенящая драматическая насыщенность ландшафтной миниатюры: обезличенная белесость зимнего дня, нескончаемый глухой забор, как на кладбище...".
"У ХАРИТОНЬЯ В ПЕРЕУЛКЕ..."
Военный рапорт звучал бы так: родился в семье бедного чиновника, в 1833-м окончил кадетский корпус и в 18 лет получил чин прапорщика. До 1844 года служил в лейб-гвардии Финляндском полку, затем вышел в отставку, выбрав путь профессионального художника. Однако скучно. Давайте перепишем.
Павел Андреевич Федотов родился в Москве, в приходе Харитония в Огородниках, 4 июля 1815 года. "У Харитонья в переулке" жил в детстве Пушкин и там же он поселил Татьяну Ларину. Родители живописца были людьми простыми и небогатыми. Отец, отставной офицер, овдовел с двумя малыми детьми на руках. Новой женой стала купеческая вдова, у нее была маленькая дочь. В этом браке родились шестеро детей, но выжил только сын Павел. Он рос здоровым и крепким, и на его будущее можно было надеяться...
"Я всякий день видел десятки народа самого разнохарактерного, живописного <...> Наша многочисленная родня <...> состояла из людей простых, не улаженных светской жизнью; наша прислуга составляла часть семейства, болтала передо мной и являлась нараспашку; соседи были все люди знакомые; с их детьми я сходился не на детских вечерах, а на сеннике или в огороде; <...> Представители разных сословий встречались на каждом шагу — и у тетушек, и у кумы отца, и у приходского священника, и около сенника, и на соседних дворах. Все, что вы видите на моих картинах (кроме офицеров, гвардейских солдат и нарядных дам), было видно и даже отчасти обсуждено во время моего детства <...> Быт московского купечества мне несравненно знакомее, чем быт купцов в Петербурге; рисуя фигуры добрых старых служителей, дядей, ключниц и кухарок, я, сам не знаю почему, переношусь мыслию в Москву. Сила детских впечатлений, запас наблюдений, сделанных мною при самом начале моей жизни, составляют основной фонд моего дарования", — рассказывал Федотов Дружинину.
КЛАССЫ, ПОЛК И ПЕРСТЕНЬ
В 1826 году Павла Федотова, как сына ветерана и офицера, зачислили в Первый московский кадетский корпус. "Способен к наукам, прилежен, честен, благонамерен", — отзывались о своем питомце преподаватели.
В корпусе его любили за веселый, общительный нрав, доброту и остроумие. Он прекрасно пел, аккомпанируя на гитаре, сочинял песни и романсы, пел как тенор-солист в хоре корпусных певчих и почти без посторонней помощи выучился играть на фортепьяно. У Федотова была изумительная зрительная память. Силу карандаша, писал Федотов в автобиографии, он испытал еще в корпусе. Тетрадки и книжки Федотова были изрисованы головами и фигурами всех, кто попадался ему на глаза. Он прилежно учился. За неуспешность в науках кадет лишали обеда или булки. Федотов поправлял рисунки других и за это получал булки от однокашников. Поэтому свои рисунки у него были всегда незаконченными. Как-то учитель рисования Каракалпаков осведомился у Павла, кем тот собирается быть. Мальчик ответил: поэтом.
"Ты будешь художником! Может быть, у тебя будет удача, может быть, у тебя совсем не будет успеха, но ты станешь художником. <...> Лучше быть художником, хотя бы небольшим, чем директором корпуса или даже командиром полка!" — пламенел Каракалпаков.
18-летний Павел Федотов получил чин прапорщика. Его имя как лучшего ученика было записано на мраморной доске золотыми буквами. Павел Андреевич выбрал вакансию в Петербург, в лейб-гвардии Финляндский полк, казармы которого находились на Васильевском острове, около Академии художеств. В свободные вечера Федотов стал посещать рисовальные классы академии.
За рисунки и портреты, которые Федотов делал сослуживцам, он денег не брал. Дело не только в щедрости натуры, но и во вполне трезвых соображениях: чтобы в полку никто не мог относиться к нему, офицеру, как к наемному рисовальщику, готовому услужить. Иное дело портреты высочайших особ: императора и его августейшего брата. С одной стороны, самый предмет был более чем благороден и патриотичен. С другой — в этих портретах сохранялась отчужденность от личных сношений, что позволяло им не оскорбительно для чести художника становиться товаром.
В начале июля 1837 года великий князь Михаил Павлович приехал в лейб-гвардии Финляндский полк. Встречен он был по всем правилам: в воздух бросали шапки, кричали "ура". Федотов по этому поводу нарисовал большую акварель "Встреча великого князя". Картину передали великому князю, и за нее автору был пожалован бриллиантовый перстень. "Этим-то перстнем окончательно припечаталось в душе его художественное самолюбие", — простодушно признался Федотов в автобиографии.
"Федотов может показаться везунчиком, — размышляет Григорий Голдовский, — на которого обрушился успех, но давайте разберемся. Бриллиантовый перстень — не самая малая придворная награда, но жизни она не обеспечивала".
Тем не менее окрыленный Федотов начал другую акварель. Тоже — со стройным рядом солдат. В это время полк, в котором он служил, получил благодарность великого князя. Довольный начальник корпусного штаба, генерал-адъютант Веймарн объявил офицерам: "Приходите, дверь моя для вас не заперта!" Федотов понял буквально и пожаловал на следующий же день — показал неоконченное полотно, завершить которое не было средств. Веймарн направил Федотова к великому князю. Хлопоты прошли не зря. Михаил Павлович показал картину государю. В итоге художнику была объявлена воля монарха: "Его императорское величество всемилостивейше соизволил удостоить вниманием рисующего офицера, предоставив ему добровольное право оставить службу и посвятить себя живописи с содержанием по сто рублей ассигнациями в месяц и потребовав от него письменного на это ответа". Видимо, Николай I рассчитывал, что офицер Федотов станет "певцом славы Отечества".
Федотов задумался. Хотя офицерского жалованья не хватало, он, находясь в полку, мог рассчитывать на денежные награды, которые ему периодически выдавали "за успехи в прохождении службы". Надо было посылать деньги отцу и сестрам. Родительский дом заложен. Сто рублей — немного! Как быть: оставить службу и гарантированное будущее или рискнуть и посвятить себя любимому рисованию? А вдруг не сможет, да и есть ли у него талант?
Гвардейский офицер Федотов пошел советоваться с великим Брюлловым: быть художником или не быть? Мэтр ответил: "Не советую, 25 лет, поздно... Но попытайтесь". Офицер решил остаться в полку и продолжить занятия живописью. Несколько его рисунков попали к Крылову. Баснописец написал рисующему офицеру письмо, в котором рекомендовал "отдаться своему настоящему призванию — изображению народного быта". Письмо достигло цели. В 1844 году с высочайшего одобрения штабс-капитан Федотов оставил военную службу и посвятил себя живописи, определившись в ученики батального класса Академии художеств.
НА ВОЛЬНЫХ ХЛЕБАХ
Выйдя в отставку, Федотов поселился с денщиком Коршуновым в холодных комнатах домика среди пустырей Васильевского острова. Работал на износ, жил бедно, ведь на положенную ежемесячную пенсию он должен был не только содержать себя, денщика, но и помогать родным, а также покупать необходимое для работы. Оставив замкнутый мир полка, он принялся изучать "натуру" и "пошел в народ" — бродил по городу, знакомился с людьми. Наблюдал, подмечал, вел дневник, много рисовал. Начатые картины, изображающие "солдатиков" и "лошадок", пылились в углу.
Наблюдательность у Федотова была исключительной. "Моего труда в мастерской немного: только десятая доля. Главная моя работа на улицах и в чужих домах. Я учусь жизнью", — говорил художник Дружинину. К 1847 году он закончил "Свежего кавалера" и "Разборчивую невесту". С трепетом послал картины на суд Брюллова. Мэтр встретил Федотова с распростертыми объятиями и благословил новые замыслы. Сам Брюллов считал: "Счастье Федотова в том, что он смотрит на натуру своим глазом".
С добрения академии Федотов берется за новое полотно — "Сватовство майора". Если первые произведения Федотова заставляли художника сочинять подписи и стихи, поясняющие замысел автора, то со "Сватовством" все наоборот. Картина возникла в результате стремления художника дорисовать последнюю часть написанной им в 1846-м поэмы "Поправка обстоятельств, или Женитьба майора". Картина должна была завершить похождения бравого майора, положившего глаз на деньги купца Кулькова и собиравшегося жениться на его дочке. Потому-то картина "Сватовство майора" произвела такую сенсацию, что демонстрировалась не просто зрителям, но зрителям-читателям. По ходатайству Брюллова Павел Андреевич получил звание академика.
Полотна Федотова впервые были показаны на академической выставке в Петербурге: успех был оглушительным! До того никому не известный живописец, представивший на суд публики три картины — "Свежий кавалер", "Разборчивая невеста" и "Сватовство майора", — в одночасье сделался знаменитым. К картинам было не пробиться из-за обступивших зрителей. Автор с трудом пробрался к картинам сквозь толпу. Затем обратился к публике и прочитал на манер ярмарочных коробейников заранее сочиненные стихи. Зрители были в восторге.
Федотову пришла долгожданная слава. А впереди была Москва, семейные проблемы, восторги и унижения.
ОПЛЕВАННЫЙ ФУРОР
Художник окрылен петербургским успехом. Он привез в Москву и выставил сначала в доме графа Ростопчина, а затем в залах Московского училища живописи и ваяния три картины и восемь сепий. Четвертая картина маслом — "Не в пору гость. Завтрак аристократа" — была завершена уже в Первопрестольной.
Москва художника приняла. Знаменитый московский коллекционер Кузьма Солдатёнков приобрел картину "Завтрак аристократа", положив начало собственному собранию русской живописи. Выставка в Академии художеств и приезд в Москву стали высшей точкой успеха Федотова: "Мои картинки производят фурор, <...> В участи моего отца и сестры-вдовушки первые лица города приняли участие..." — писал он знакомым.
Вскоре прочитал Федотов статью профессора Павла Леонтьева о своем творчестве. Называлась она "Эстетическое кое-что". В статье говорилось, что у Федотова нет истинно художественного, спокойно-восторженного мировоззрения. "Кому нужна эта злоба, кому нужно это направление? — спрашивал профессор и отвечал: — В христианском обществе нет для него места".
"Cтатья Леонтьева в "Москвитянине", по мнению современных исследователей, вряд ли может быть трактована как "политический донос". Скорее, это эстетическая эскапада. Федотов опередил время и не был до конца понят. Не случайно цензор в письме к издателю "Москвитянина" Михаилу Погодину опасался: "Статья... не навлекла бы неприятности по толкованиям, которые делает этим картинам и эскизам". Навлекла! Однако не пресечением карьеры или репрессиями, а, скорее, общественным откликом, разрушившим и без того хрупкое душевное равновесие мастера. Никакой особой враждебности власти к Федотову не испытывали: жалованье он получал исправно, в том числе и ежемесячную прибавку в 300 рублей из средств Министерства императорского двора в связи с затруднительным материальным положением", — рассказывает Григорий Голдовский.
Живопись не приносила ни славы, ни денег. На талант не прожить, особенно если ты беден и помогаешь семье. Стервятники быстро смекнули, что Федотова можно покупать по дешевке. На смену восторгам и упоительным мечтам пришло разочарование. В сохранившемся черновике письма он горько размышляет: "Мой оплеванный судьбой фурор, который я произвел выставкой своих произведений, оказался не громом, а жужжанием комара".
Федотов попробовал предложить "Сватовство..." миллионеру Кокореву. Не вышло. Писал безуспешно меценату Григорию Тарновскому, в доме которого часто бывал. Племянница Тарновского Юлия симпатизировала Федотову. Федор Прянишников, директор почтового департамента, коллекционер, выразил желание купить "Сватовство майора" за 2 тысячи рублей серебром. Федотов явился к Прянишникову. Тот дал полцены. 2 тысячи рублей были бы спасением: выкупленный дом на Огородниках, обеспеченная старость отца. А тысяча даст возможность только передохнуть. Как быть? И почему такая цена? В сохранившемся черновике письма Прянишникову у Федотова настоящий крик отчаяния: "Понимаете, как мне дорого мое самолюбие... Меня нужда гнетет". В итоге Прянишников купил за полцены "Свежего кавалера" и "Сватовство майора". Депрессия не позволяла плодотворно работать: в Отчете Академии художеств за 1850–1851 годы отмечается, что академик Федотов "из-за болезни глаз" в этот период ничего не сумел закончить. В октябре 1851 года он выставил в академии единственную работу — вариант картины "Вдовушка", приобретенный Солдатёнковым.
Федотов надеялся издать две литографии по подписке — "Сватовство майора" и "Свежий кавалер". Цензура запретила вторую картину. Чиновник не может жить так бедно, потому или пусть велит служанке убрать бутылки со стола и прибрать комнату; или если этот беспорядок художнику нужен для искусства, то, сняв орден с халата, можно изобразить дело так, что чиновник просто запахивает его из стыдливости.
Художник работал на износ. Не имея возможности платить натурщикам, он просил позировать знакомых. Так, для фигуры невесты знаменитого "Сватовства..." ему позировал... Карл Флуг, для барыни ("Модный магазин") — один из товарищей. Кухарка в "Свежем кавалере" списана с горничной Флуга.
ГОГОЛЬ С КРАСКАМИ
Федотова нередко называют "Гоголь в живописи", что неудивительно. Оба творца — современники, умершие в один год. Обоих объединял талант меткого наблюдателя и знатока человеческой души, нежная душа и хрупкое здоровье, подорванное психическим заболеванием. И Гоголь, и Федотов оставили след в искусстве, но в личной жизни счастливы не были.
В 1862 году критик Владимир Стасов писал: "С такими художниками, как Гоголь и Федотов, наше искусство вступило, наконец, на свой настоящий, единственный для него путь". О картине "Утро чиновника, получившего орден, или Свежий кавалер" Стасов отозвался как о "чисто гоголевском создании по таланту, юмору и силе". Того же мнения был и Крамской, написавший Сурикову: "Федотов являлся отражением литературы Гоголя". Сам Николай Васильевич знал картины Федотова и высоко их ценил.
Современники вспоминали: Федотов не любил и не понимал Гоголя, оттого что находил у него слишком много карикатуры во всем. Впрочем, у самого Федотова уже не спросить, но известно, что после длительной беседы с Гоголем художник шепнул одному из присутствующих: "Приятно слушать похвалу от такого человека! Это лучше всех печатных похвал!"
Как известно, "вторым Гоголем" явился Достоевский. Видимо, Федотов — "третий". Федотов иллюстрировал в 1846 году коллективный фельетон Достоевского, Некрасова и Григоровича "Как опасно предаваться честолюбивым снам", а в 1848-м — рассказ Достоевского "Ползунков" для "Иллюстрированного альманаха" Панаева и Некрасова.
Павел Федотов много читал, хорошо владел немецким, играл на фортепьяно, на гитаре и на флейте. Любил Крылова, Фонвизина, Островского, Лермонтова. Большинство своих рисунков художник снабжал развернутыми подписями, объясняющими мораль повествования.
Если его жанровые полотна и рисунки — проза, то портреты — поэзия, которая явно не вписывается в рамки понятия "критический реализм". Возможно, музы не всегда слушались Федотова, когда он слагал стихи, зато благоволили — когда он писал живую натуру. Портреты художника, кого бы он ни изображал, удивительно добрые и чуткие. Он любовался своими моделями очарованно, а порой и сентиментально.
Нарядные дети завороженно и несколько картинно рассматривают пеструю бабочку на руке девочки. Вторая — вспорхнула на ладонь мальчика. Одна деталь — но как трепетно она передает настроение маленьких моделей! Это портрет Ольги и Федора Жербиных. Художник обожал детей и легко с ними сходился. "Своим настроем, — рассказывает Григорий Голдовский, — живописные сочинения Федотова на темы детства заметно отличаются от всего, что было создано в этом направлении до него, и не знают аналогий в искусстве последующих периодов. В своих "детских" портретах мастер значительно более скупо, чем во "взрослых" и уж, конечно, в жанровых композициях, намечает интерьер. Федотов отличался чувством формы и цвета и значимостью каждой детали. Ничто не отвлекает внимания от внутреннего мира моделей — естественных, живых и чистых".
Помните знаменитый портрет Надежды Жданович? Тоненькая черноволосая девушка играет на клавесине. Если присмотреться, можно заметить, как под ее пальцами заглубляются клавиши. Или мистический образ полкового нотариуса Егора Гавриловича Флуга. Пожилой мужчина читает письмо. Его лицо озарено отблеском то ли свечи, то ли листа бумаги. Флуг кажется фигурой потусторонней, что не случайно, ведь это посмертный портрет, написанный по просьбе родственников с фигуры в гробу.
Рисунки Павла Федотова менее знамениты, чем живописные полотна. А жаль. Ведь они — настоящая "русская человеческая комедия". Читатель, знающий Диккенса и раннего Достоевского, легко может представить рисунки Федотова иллюстрацией знакомых текстов. Взять, например, сепию с подписью "Бедной девушке краса — смертная коса". Миловидная бедная девушка, видимо белошвейка, понуро слушает проныру-сводню. Распахнутая дверь убогой каморки позволяет заметить, как дворник договаривается с офицером понятно о чем.
"Вплоть до 1846 года акварель и особенно сепия — основная техника Федотова, — рассказывает Григорий Голдовский. — Наряду с программными батальными сценами ("Переход егерей вброд через реку на маневрах") он выполнил серию из семи сепий, которые именовал эскизами, видимо, предполагая со временем воплотить их в сюжеты живописных произведений. Сепии 1844–1846 годов — федотовская классика. Вопреки ходульным представлениям юмор, пусть подчас горький, наблюдательность, басенная гротесковость в этой серии определенно преобладают над обличительным пафосом. Вспомните "Художника, женившегося без приданого в надежде на свой талант" или "Первое утро обманутого молодого", выяснившего наутро после свадьбы, что все имущество невесты, обещанное в приданое, выносят за долги, да и сама новобрачная без ухищрений способна внушить ужас! "Кончина Фидельки" и "Следствие кончины Фидельки" — хрестоматийные работы Федотова из этой же серии сепий — композиционно стройнее и сюжетно логичнее, хотя они вряд ли могли бы быть реализованы в живописной форме".
Рисунков и акварелей Федотова сохранилось немало в том числе и благодаря современникам художника. Среди них был Андрей Иванович Сомов — художественный критик, историк искусства, хранитель Эрмитажа, отец знаменитого художника. Коллекция Сомова, подаренная Русскому музею, составила важнейшую часть графического наследия Федотова.
Художник-литограф Александр Козлов пытался наладить издание федотовских рисунков, но Федотов к этому времени уже увлекался живописью. Книга "Сцены из вседневной жизни. Рисунки П.А. Федотова" вышла уже после смерти художника. На рисунках Федотова внизу подписи художника Семечкина, который подрисовал к рисункам обстановку и огрубил черты набросков.
Оригиналы рисунков прошли долгие странствия: часть альбомов были разрезаны и кусками продавались по дешевке. Людей, любящих художника, было довольно много, но они недооценивали своего друга, и случайные коллекционеры дарили друг другу рисунки, не очень ими дорожа. Случалось, Павел Андреевич рисовал во время разговоров, иногда оставлял рисунки хозяину, иногда просто бросал их на пол.
"ЧЕРВИВАЯ КАМОРКА"
"Последние работы художника — несколько вариантов "Вдовушки", "Анкор, еще анкор!", "Игроки" — трактуют тему трагической судьбы человека, не способного противостоять обстоятельствам, — объясняет Григорий Голдовский. — Все, что делает Федотов, особенно в поздних вещах, — автопортрет собственной души. Особенность связи домашнего пространства с внешним миром в интерьерной картине романтической эпохи — раскрытое окно. У Федотова роль такого элемента играют двери. Они прикрыты, полураскрыты, распахнуты или плотно заперты и опечатаны (как во "Вдовушках"). Подобные приемы — очевидный мироощущенческий камертон. В последних полотнах художника не осталось ничего от безмятежной ясности, доброго насмешливого взгляда, юмора. В них отчаяние безвыходности, страх перед жизнью. Вспомните "Игроков". Картину считают незаконченной: утро, фигуры почти бесплотны, пустые рамы на стене... Мистика! Потусторонний мир, люди, существующие вне времени и пространства".
"С прекращением одинокой жизни кончится моя художническая карьера. <...> Нет, чтобы идти, и идти прямо, я должен оставаться одиноким зевакой до конца моих дней", — признался Федотов Дружинину. Художник так и не женился, хотя "женил" своих персонажей не раз, и очень горько переживал свое одиночество... Спасти семью от разорения не удалось: отчий дом был продан за долги. Семья впала в нищету, будущее пугало художника, настоящее тяготило. Он заболел.
Федотов пропал. Говорили, что он заказал себе гроб и "примерял" его, накупил на полученный гонорар драгоценностей для воображаемой свадьбы... Федотов побывал в нескольких домах у знакомых и в каждой семье посватался, вызвав недоумение хозяев... Павел Андреевич был помещен в психиатрическую лечебницу. Друзья Лев Жемчужников и Александр Бейдеман навестили несчастного, оставив не только воспоминания об этой встрече, но и рисунок, который попал к государю, после чего художника перевели в другой дом скорби и выделили из казны на это средства.
В больнице Федотов продолжал рисовать, хотя рука ему изменила. Один из самых знаменитых рисунков: Николай I смотрит на художника в лупу. Дней за десять до своей смерти Федотов пришел в себя, попросил послать за друзьями. Но сторож, получивший от денщика на водку, запил... Друзья Федотова в живых уже не застали. В газетах о смерти прославленного художника не писали.
"Федотов был связан с петрашевцами. Но если для Достоевского это имело последствия, то для Федотова — нет. Да, власти запретили публиковать объявление о смерти художника. Но не стоит в этом усматривать исключительно политический подтекст. Известный живописец умер в сумасшедшем доме. Это ли не причина не шуметь?" — размышляет Григорий Голдовский.
"Червивая каморка" — эту похоронную метафору Жемчужников слышал от Федотова. Свою "каморку" художник обрел сначала на Смоленском кладбище, потом — в некрополе Александро-Невской лавры. Павел Андреевич Федотов умер 14 ноября 1852 года.