Минск – один из моих самых любимых городов. Приехала я туда, кажется в июле. какой год, спросите. Скажем так - начало "золотых 80-х".
Ничего особенного в городской архитектуре Минска я не помню. Ведь Минск полностью был отстроен после войны, так сильно он был разрушен. Да еще в момент нашего пребывания там строилось метро, и в центре было много заборов. Но город был прекрасен людьми – спокойными, добрыми и культурными. Все говорили на хорошем русском языке. Белорусский в Минске я слышала по радио, ТВ и на концерте ВИА «Сябры». Приятный и понятный язык.
В Минске я прожила полгода и даже встречала там Новый год. Потому что Соколов, к которому я устроилась служащей по уходу за животными, а попросту – конюхом, в каждом городе работал 2 сезона. Его ахалтекинцы исполняли в первом сезоне номер «классическая дрессура», а во втором - «конная кадриль».
Это было очень хорошо – работать в каждом городе по 2 сезона. Переезды – это всегда стресс для животных и нервотрепка для людей. Одна только упаковка и распаковка багажа, реквизита, костюмов и просто личных вещей чего стоит. Ибо цирковые возили с собой все вещи, посуду и даже милые безделушки, которые помогали сделать казенный гостиничный номер более уютным и похожим на дом.
Так вот, приехала я в Минск. Меня сразу поселили в гостиницу, которая была возле цирка. И даже дали небольшой аванс. И стали приучать работать с лошадьми. Как и всякий новичок я боязливо подходила к лошадям, они казались большими, сильными и непредсказуемыми. Но девушки на конюшне обращались с лошадьми ловко и безбоязненно.
Должна заметить, есть такая особенность всех конюшен – хоть на ипподромах, хоть в цирке – конюхами работают в основном девушки. Я не знаю, может быть за рубежом конюхи – мужчины. Но у нас в России, а тогда в СССР, я везде в конюшнях встречала девушек в больших количествах. Видимо, останавливать коня на скаку женщине – это наша национальная особенность. Хотя потом мне один умный человек сказал, что , например, англичане – а они известные знатоки лошадей и заводчики – считают, что мужчина слишком груб, чтоб его подпускать к такому нежному созданию, как лошадь.
Ну так вот, у Соколова берейтором работал молодой мужчина, а почти все конюхи были девушки. Когда я влилась в этот коллектив, Соколов как раз готовил новый конный номер. В манеже по вечерам выступало 8 лошадей. А утром к ним присоединялись на репетицию еще 10 молодых жеребцов и начинали репетировать новые трюки. Репетиции шли с 8 утра до 11-12 дня. А сам Соколов приходил в 7. Алексей Сергеевич хотел сделать уникальный в своем роде номер, когда на манеже будет сразу 18 лошадей, да еще такой редкой породы, как ахалтекинцы.
В тот момент, когда я приехала, новые молодые жеребчики были уже привезены, кто с Пятигорского ипподрома, кто откуда, а большинство – с Терского конзавода. И на одной из первых репетиций один жеребец стукнул меня копытом по голове. А дело было так. Я чувствовала на репетиции себя неуверенно. Лошадей приводили на манеж, и начиналось. Они бегут по кругу, то туда, то сюда, в центре стоит Соколов с хлыстом. Все как-то вовремя подскакивали, подхватывали лошадей, помогали, а я в основном, стояла неприкаянная. Потому что на манеже стоял крик, свистел хлыст, лошади не слушались, на несведущий взгляд бардак и хаос. И вот стою я возле центрального прохода, а один из молодых жеребцов по кличке Ландыш вдруг вздумал с манежа свинтить. Надоело ему все. И он прет прямо на меня. А я шагаю ему навстречу - вроде как пытаюсь подхватить его за уздечку. Он подымается на задние ноги и сверху передними копытами меня по голове – ба-бах! Боли я не помню, помню, что очнулась метрах в 10 от того места, где стояла. Свидетели говорят, что была бела, как мел. Соколов орет мне – «Как себя чувствуете?!» Я говорю «Нормально». Но он меня отправил в гостиницу отлеживаться. А Ландышу устроили экзекуцию, чтоб неповадно было копыта на людей поднимать. Этот вредный жеребец после «учения» хлыстом понял , что Соколов тут самый главный, и его нужно слушаться. И трюки выучивал на раз. Далее Соколов очень был им доволен, хвалил, талант, говорил. Но с нами, девчонками, этот гад Ландыш не церемонился. Много он еще крови попил. Меня один раз, когда я его, подлюку, чистила, умудрился, изогнувшись, укусить за спину. Если б вы знали, как это больно! У меня на спине были следы от его зубов синего цвета. Потом я к нему в денник без прутика не заходила. Пока прутик видит, стоит спокойно, но глазом косит, а если прута в руках нет, будет пытаться укусить, жирная хитрая сволочь. Он был помесь ахалтекинца и дончака, и был более кругленький, чем все остальные тонконогие красавцы. Любил пожрать, причем мог есть лежа. Никогда у других лошадей не видела такого.
А так у меня с лошадьми в основном были хорошие отношения. Были даже любимцы. А на нежно-соловом ( это такая бежево-персиковая масть) жеребце по кличке Левкой я даже стала ездить по утрам.
