КРАСНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
ГЛАВА 3
Разделка
Умный человек, даже тренированный, блюдет закон улицы: услышал крик о помощи – беги со всех ног в другую сторону. Помочь не сможешь, а по голове получишь наверняка. Урок накрепко вбила подворотня. Заступаться надо только за себя, да и то, когда другого выхода не отсталость. Зачем я побежал не в ту сторону? Понятия не имею. Наверное, перепутал направление. Все сидишь за столом да рулем, совсем мышцы расклеились. Но тут я себе понравился: на короткой дистанции даже не запыхался.
Я выскочил за поворот, и поначалу не разобрал, что происходит. В ошметках тумана копошиться куча, словно в горку мусора забралось живо существо и ворочается. Горка издавала чавкающие звуки, сипела натужно, кряхтела, жадно урчала и что-то с хрустом рвала.
Это были человекоподобные существа. Они лезли друг на друга, толкались, отпихивались, суетились, бились локтями, щерили зубы, шипели, вываливались и снова кидались в гущу, стараясь хоть как-нибудь пробраться к тому, что пряталось в глубине, как слепые щенята дерутся . Остервенение их было велико и азарта горяч, они не замечали свидетеля.
Драка шла за добычу, за сладкую и желанную добычу, выслеженную и пойманную стаей, но которой на всех не хватит, а победит самый ловкий, самый сильный и самый голодный, готовый порвать в клочья любого, кто встанет поперек. Стая крупная, а добыча мелкая. Биться за место у жертвы приходилось трудно. На спине оборванцев болтался шар, из перемотанного тряпья и рвани, перетянутый толстыми резиновыми полосами навроде тренировочных бинтов. Как один, были обуты в резиновые сапожищи, густо обмотанные проволокой.
Из глубины кучи вырвался стон, жалобный и отчаянный, но захлебнулся булькающим всхлипом. Стая заволновалась и утроенным рвением принялась за дело. По земле мягко расплывалась темная лужа, красновато отлива. Вдруг вершина кучи развалилась, двое дерущихся отлетели в стороны, а разверзшийся котлован вынырнул член стаи, самый сильный. Победитель вздел бутыль, и не жалея чужих спин, каблуками топча, выбрался на асфальт. Добычей ему еще стала оторванная рука, которую он небрежно запихнул в нагрудную суму.
Я, было, принял его за моего богатого заморыша, но даже слой крови с грязью не спутал. Сморщенное, обветренное лицо, украшал здоровенный нос картофелиной. Он сладострастно погладил бутыль, и вдруг увидел нечто совершенно нежданное и негаданное. Сморщенное личико сжалось выжатой тряпкой, обнажая обрубки черных зубов, улыбнулся он так, и нежно прошипел:
— Пришлец чистый…
Стая замерла, как по команде повернув головы, даже высунулись из-под месива тел и тряпья. Полдюжины хищных мордочек, меченных следами охоты, уставились в мутном удивлении, в котором честно и прямолинейно читалась радость: надо же, какой удачный день. Лапы сжимали добытые бутыли минералки, в лохмотьях упаковочного целлофана.
— Здорово местные, лютуете не по-детски? — как можно спокойней сказал я.
Личики, перевязанные бабьими платками, быстро переглянулись меж собой и назад вперились на гостя. Улыбались они удивительно резиново. А самый шустрый выползок так и вовсе двинулся полшажка, но отпрянул.
На карликов они походили меньше всего. Согнутые в три погибели спины могли и распрямиться так, что будут мне в рост. Да и брали численным преимуществом.
Всяческого мусора вокруг прибывало в изобилии. Но в руку так и просилась металлическая загогулина с метр длиной. Не тратя драгоценные секунды на знакомство, я кинул пакет, подхватил инструмент уличного возмездия и проехался наискось по самому прыткому. Этого хватило, чтобы он грохнулся на заспинный багаж, высоко задрал сапожищи и выполнил кувырок через голову.
Стая замерла в растерянном восхищении. Их надежды я не обманул. Когда противник растерян, он парализован. Не выбирая кандидата, я принялся рубить железкой, куда попало. В основном по харям, но и хребтинам досталось, так же плечам, кому-то задело копчик, другого по ляжке. Когда моя палица угадила по баулам, отдавался грохот, будто в таз падала куча гвоздей.
Без звука и крика, стая бросилась врассыпную. Разбегались тараканьим выводком, не пытаясь защититься, лишь прижимали пластиковые бутыли. Тот, кому досталось первым, управился встать, зашатался, но, поджав раскроенный подбородок, заковылял прочь, не оглядываясь.
Там, где разбежалась свора, осталось разворованное тельце богатого заморыша. Его буквально ободрали на шматы. Только одна нога кое-как прилежала телу. Да и тела-то, почти не осталось — вывороченный зев кишок.
И вдруг я допер, что наделал. Скромный менеджер банка поехал на заказ, но вязался в драку с кодлой бомжей, вошел в раж, отдубасил их, а теперь красуется с кровавой железякой над разодранным трупом. И если тут появятся менты или охрана, как по закону подлости, то объяснять придется так долго и дорого, что лучше не думать.
У меня реально переклинило мозги. Такого я от себя никак не ожидал. Вообще-то последний раз ввязался в драку лет пять назад, еще в институте, но там дело касалось дамы, да и то по пьяни. А что меня повело в средине рабочего дня, да на трезвую голову? Все, с боевиками пора завязывать, переходим на авторское кино.
Зашвырнул я тупое оружие, как мог дальше, подхватил пакет и кинулся наутек. Надо было бежать куда угодно, только как можно дальше отсюда.
Я уже выскочил к грузовому перрону, когда вдалеке за домами и стенами чей-то голос завопил сигнальной трубой:
— Пришлец лютый явился!
Я поднажал.
Теперь кричали далеко с другой стороны. Чей-то высокий голос, на визге донес:
— Пришлец лютый явился!!
Я бежал так, как только мог, не разбирая луж и мусора.
И тут со всех сторон, обрушил гомон, на разные голоса, закричало и завизжало невидимый хор, обрывая и подхватывая один мотив:
— Пришлец лютый явился!!!
Вот что значит, забросить тренировки. Грудь разрывалась от переизбытка кислорода, во рту слюна кисла отвратительным вкусом жести, я держался из последних сил, чтобы не свалится. Направление давно потерял. Просто мчался вперед, огибая углы и поворачивая, когда заканчивалась долгая стена с пустыми окнами и воротами. Где я теперь, уже точно не представлял. И хоть старался держаться примерно стороны выхода и Обводного канал, но заплутал и сбился окончательно.
Мышцы сдулись, пришлось остановиться и, пуская слюну, запихивать в глотку воздух. Дыша, как мерин после гонки, я оглядывался в пол глаза, но кругом надвигались неразличимые стены красного кирпича и зевы пустых окон.
Кажется, я оказался на улице, которая выросла от постройки длинных трехэтажных цехов. И вот там, в дальнем конце, если это был дальний конец, в тумане появилась какая-то фигура.
Я сразу понял, что она двигается ко мне. Может, окончательно съехал, но, честное слово, этот тип был одет во что-то похожее на длинный плащ, а на голове у него торчало сооружение вроде кастрюли. Но больше занимало другое. Субъект помахивал чем-то похожим на короткий тесак. Я не мог разглядеть его лицо, слишком далеко и туман мешался, но почему-то показалось, что ничего хорошего от этой встречи не будет. Хотя на мента он смахивал меньше всего. Даже на мента в плаще.
И что противно, вдруг пробрал поносный страх. Детский такой страшок. Чуть не описаться можно. Умом-то я понимал, что должен смываться со всех ног, бежать без оглядки, драть так, чтоб пятки сверкали, но проклятые мышцы претворились деревом. Я тупо стоял полусогнутый и пялился, как тень приближается.
Откуда-то с небес врезали пощечину. И сразу стало легче. Вторая привела меня в чувства. Неизвестный благодетель обдал истошным ароматом пота в машинном масле, вцепился в локоть когтями и приказал:
— За мной быстро. И щоб без уговоров! Я вам говорю.
Я почему-то решил слушаться голос чужого разума, раз своего не осталось.
(продолжение следует)
В ПРЕДЫДУЩИХ ГЛАВАХ:
Глава 1
…В небе таяли зайчики электрических фонарей, по разрывам кативших туч бегали звезды. Над холмами крыш изливался сноп голубого огня собора. Ангел на столбе мерцал размытой кляксой прожекторов, другой — прятался на острие золотой молнии шпиля. Гудели клаксоны, музыка кафешек мешалась с гомоном проспектов, сверкали витрины, сама жизнь пульсировала энергичным током. Улицы чертились потоками красных лав автомобильных фар под гирляндами желтых лун фонарей. Даже в чернильном омуте Обводного канала прыгали блики. Эх, далеко видно, во все стороны, нет преград. Этот город, похожий на европейский, бурно встречает конец дня или суетится пред вечерним покоем. И не представляет, что совсем рядом… Вот если бы знали они. Что, удивились?
Перекинув ногу, я оседлал горловину. Красный кирпич Башни Вождя ткнул сколами в пах. Рана левого колена укусила и отстала, сломанное ребро ожгло, да и только. А холода уже давно не чувствовал я.
С тревогой и печалью окинул я взглядом распяленный пейзаж Этого Мира. Что с ним делать? Они живут, едят, спят, размножаются, радуются и спасаются незнанием. Кажется, протяни руку и вернешься. Но знаем мы, что это не так. Потому что Путь еще только предстоит найти. Он еще сокрыт он нас. Когда-то, много Ночей назад я был готов отдать все, чтобы вернуться. Но сегодня этого мало. Сегодня я хочу большего, я хочу всего.
Ветер толкнул в лицо, но крепче сжал я между ног каменный край. Пора начинать Великое Посвящение.
По праву вынул я из поясной сумки Грааль со Священной влагой, отвинтил крышку, высоко поднял в честь Неведомых и стал медленными глотками пить. Бурая жидкость стала густеть, комки попадали на язык, и давил их я на нёбе своем. Холодная и чуть солоноватая, Священная влага проникала в меня. Чувствовал я, как сила и желание растекаются в каждую жилку, наполняют вены и ударяют в голову дурманом.
Наверное, сделал я слишком жадный глоток, потому что утратил равновесие и город опрокинулся в глазах моих. Но удержался. Согнувшись и прижав грудь к кирпичу, что было недостойно, я переждал, пока мутные волны оставили голову, и распрямился, как положено. Священной влаги осталось на донышке. Засунул Я палец и медленно скреб твердеющий бурый студень. Как вкусно пить её. Вкушать ее на вершине – это счастье.
Священная влага собрана до капли. И теперь должен я посвятить Им, и никому больше. И хоть Грааль бесценен, его следовало принести в жертву.
Размахнулся Я и бросил с силой, какой никакому воину не стало, чтобы метнуть копье или камень. Вложил Я в бросок всю мощь, какая у меня осталась. Добавил Я и тайной надежды. Старался Я отправить Сосуд как можно дальше, в сторону Северной Стены, надеясь, что, быть может, склянка преодолеет законы физики и шлепнется за неё, на мостовую. Конечно, отсюда на прямой взгляд даже было далековато. Но я наделся на чудо, как награду в миг торжества: вдруг предмету позволено преодолеть Запрет...
Сосуд взмыл по дуге и исчез в темноте крыш. Где-то отснизу пробился звон стекла. Не суждено перейти непреложное. Это хорошо. Надежда должна быть трудной. Иначе не стоит за нее биться. Если бы это было так просто, Путь начинался бы отсюда. И многие смогли бы пройти по нему.
Нащупал Я в плечевой сумки Знак Власти, вынул и показал всем Стенам, призывая их свидетелями своего права, произнес требуемое, попросил снисхождения и помощи. Ветер тыкнул в спину, что, несомненно, было знаком согласия. Мои желания услышаны и одобрены. Могу Я принять дар Великого Посвящения.
Отерев с губ и усов остатки Священной влаги, я опустил на череп Знак Власти. Железные края сковали лоб и виски шершавыми лапами. Но обруч пришелся впору. Посвящение совершилось. Цеха Западной Стены принадлежит мне по взятому праву. И пусть Далёко катиться в пропасть. До него уже нет Мне дела.
Пора спускаться. Теперь у нас много мяса, пир ждет.
Я знаю, что смогу подняться сюда лишь через много Ночей, когда Отмеряющий скажет, что пришел срок. Надо прощаться с городом, огнями электричества, музыкой всем, что принадлежит им, глупым людишкам, озабоченным суетой пропитания, не ценящими счастья, не понимающими сладости, какую могут беззаботно позволять каждую секунду. Как это прекрасно – включить лампу или нажать пульт телевизора, послушать джаз, выпить чаю с пирожным, сходить в кино…
О, Силы, опять эти мысли. Я позорю Знак Власти недостойными слабостями. Я должен спуститься вниз в обруче, полный уверенности и знания.
И все же я подался последнему желанию. Я посмотрел на электрический город и ощутил в сердце рану: как красиво Далёко в ночных огнях. И как недоступно.
На той стороне набережной Обводного канала затормозила машина, как раз под фонарем. Выскочил человек с сочной охапкой растений и подбежал к существу, что стояло у перил. Существо было в чем-то свисающим, но ноги голые, что опасно, хотя там это не важно. Они прижались телами и приложили лица друг к другу. Кажется, они целуются? Целуются, да…
Перед глазами упала тьма, а когда я снова увидел свет и город, то оказалось, что сижу на краю старой заводской трубы, на голове нацеплен обруч из жести, выросла борода, нестриженные волосы завязаны в жгут, ногти отросли до грязных когтей, перепачкан кровью с ног до головы, а одет я в… И ведь только что я выпил из старой стеклянной банки, в которой держали огурцы такую гадость, что…
Я понял, что нырнул в омут глубочайшего безумия, захлебнулся и превратился… Вот вопрос: во что я превратился? Не знаю. Сколько прошло? Месяц? Два? Не вспомню. Зато знаю точно: выхода у меня нет. Там, внизу, где меня ждут, можно жить, ничего не помня о себе, каким ты был в Далёком, в обычной жизни. Потрачено столько сил, чтобы выбраться, а вместо этого превратился в одного из них. Я ощутил, что такое «гнетущее отчаяние». И бессилие. Спастись невозможно. Невозможно. Невозможно... Остается одно.
Я перебросил ногу на другую сторону трубы. Чтобы усидеть на ширине двух кирпичей на высоте метров тридцати, надо сохранять чуткое равновесие. Сильнее нагнулся, быстрый полет и вниз. Но тогда я смогу вырваться.
Может быть, как раз это и есть Путь? Так просто и естественно. Но ведь этот Путь начинается с любой крыши. Почему же им не пользуются. Я глянул вниз, в темноту, где сидели они и ждали. Нет, это не Путь это просто конец.
Или в этом и есть испытание, о котором меня предупреждал он? Мне предлагается выбор: закончить мгновенно или спуститься по ржавой лесенке, что внутри трубы, и попытаться найти Путь. Найти самому.
Что делать мне сейчас?
На той стороне Обводного парочка нацеловалась, она прижала огромный букет к лицу и кажется, беззаботно засмеялась, он открыл перед ней дверцу машины и побежал за руль.
Будь оно все проклято. И это Великое Посвящение и весь это электрический город. Я этого не хотел, я даже не думал, что окажусь здесь. Меня не предупредили и не спросили: хочу я или нет! Почему я должен так мучиться, за что я расплачиваюсь? Устроили выездной пикник ада, так я в гости не напрашивался! За какие грехи мне такое наказание? Я был обычным мелким человечком, копал себе уютную норку, денежку копил и вдруг попал. Где справедливость? Какая гадина меня сюда засунула! Я вам не червяк, я вам покажу. Вы у меня дорого заплатите!
Я сорвал со лба обруч, уже собираясь отправить его туда же, куда пожертвовал банку. Но не смог. Потому что увидел себя со стороны: ночь, ветер, на самом краешке трубы уселся человечек в невероятном костюмчике и бросает вызов непонятным, необъяснимым силам, которые создали Этот Мир и оставили из него только один выход, может быть оставили. Выход никто никогда не видел, но все знают, или хотя бы уверены, что знают: он — есть. Путь есть. Осталось его найти. Какая цена назначена и почему она именно такая, с трубы не видно.
Зато я вспомнил все.
Глава 2
Шлагбаум
Контору эту я нарыл в сети. «Наш» банк, то есть, называется он так, мы им не владеем, а пашем на него, надумал открывать новые офисы в спальных районах, чтобы доверчивое быдло тащилось за кредитами к нам, никуда не сворачивая. А раз новый офис, что значит? Это значит: закупать все новое. Отдел наш, уж точно наш, для того и держат — закупать нужное по минимальным ценам. По самым что ни на есть честным, и выгодным для банка. Ну, и для себя полезным, само собой. Только об этом за дверями нашего отдела знать не полагалось.
Каждый сидел на своей теме. Кто на оргтехнике, кто на ремонте. У меня был кусок по канцелярщине и мебели. Я, конечно, знал всех поставщиков офисных комплектов, но народ стал жадноватым, не хотел отстегивать больше трех процентов. Говорят, и так цены опустили ниже смысла, больше не можем, извини. А что значит три процента? Два, по любому, надо отдать начальнику отдела, иначе нельзя, он крыша. И что остается мне? Паршивый процент. Пришлось искать новые варианты.
Прозвонил я пару мест, цены вроде были нормальные, только вот намеки понимать отказались. Говорят: «работам по прайсу, скидка, разумеется, возможна, но зависит от объемов, и не от чего больше». И все. Мы белые и пушистые. В другой дыре залупили такой ценник, что можно и десять процентов распилить, только потом придется перед службой экономической безопасности танцевать краковяк на сковородке.
И вот звоню я последним по списку, интересуюсь своим вопросом. Оказывается, у них все есть. А цены не просто оптовые, а какие-то подозрительные.
— У нас особые отношения с нужными людьми — объясняют.
И сразу прямым текстом: «готовы учесть ваши интересы». Это при таких то расценках! Прикидываю навар: густой и сладкий.
Адрес в другом конце города, на Обводном канале, сидят в помещении какого-то бывшего завода. Можно приехать хоть сейчас. Все есть на складе, поставка по платежке. Фантастика! От такого мармелада не отказываются. Быстро подписываю доверенные бумажки и дую. Пробираюсь через отборные заторы центра. Середина дня, духота, народ дергается, ездят, как хотят, сигналят, все на нервах, еще две аварии объезжать пришлось. Сворачиваю с Московского проспекта на Обводный канал, стало поспокойней, но лезли плотно. Кое-как минул бывшей Варшавский вокзал, теперь супермаркет с кинотеатром, протащился Балтийский, где народ на электрички прет, отстоял дежурный затор у Старо-Петергофского моста. Но как проскочил его, набережную Обводного будто вычистили. Как будто машинам въезд запрещен. Хотя чему удивляться, задворки города, жилых домов нет, дальше – только старая дорога к торговому порту.
Нужный номер дома поначалу зевнул. Таблички закончились на сто двадцатом, а искал — сто тридцать восьмой.
Я его сразу увидел: не советский бетонный сарай, а стена красного кирпича имперской кладки в пять этажей, с башней как у китайской пагоды посредине. Он стоял неприступной кремлевской стеной с пустыми окнами и заколоченными рамами. Нигде не шелохнулась ни одна штора. Огромный завод, словно мертвая крепость, молчаливо взирал на другой берег канал, где растянулась бесконечная линия желтых домишек с колоннами и портиками, да стенами в метр толщиной. Видать, военные склады с войны Наполеона.
Ворот не было. Зато между соседними корпусами дугой перекинулся бетонный виадук, под которым пролез бы крейсер средних размеров. Каменное коромысло поддерживало горбом длинный переход, сложенный из давно немытых стеклоблоков. На этом величество заканчивалось. Свободный въезд ограничивал залатанный шлагбаум. А вместо строго КПП торчало строение из неопознанных досок поставленное как перевернутая пирамида. Изнутри тренькал старенький телевизор, на порожке, как полагается, дрых барбос, уткнув морду в потертые лапы.
Охранник в стирано-черной форме с драным шевроном ЧОПа, лениво спросил: «куда?». Я назвал контору. Он махнул, не интересуясь, чиркнул в конторской книге, даже пропуск не выписал. Я поставил машину на сигнализацию, и прошел мимо кривого шлагбаума, перетянутого изолентой с бечевкой. Кажется, он вообще не поднимался.
Насколько хватало глаз, во все стороны расходились улицы из строений одинакового красного кирпича. Корпуса и домишки, глухие стены и обвалившиеся дырки. В глубину завода тянулась одноколейная железная дорога. Пустые окна и заколоченные, отвалившиеся двери, груды металлического мусора и строительного щебня, цепи и осколки бутылок, словно над заводом прошло побоище не оставившее живых.
Из стен росли погнутые металлические конструкции, напоминавшие орудия пыток, или хитрейшие подъемные устройства. Оборванные провода висли с растяжек прямо поперек заводских «улиц». Тишь да пустота, лишь ветра посвист. Упадок империй выглядит одинаково: среди мертвечины обваливаются камни и крошатся, смешиваясь с землей из которой вышли. Навстречу пробивается трава и деревья, медленно поглощая чужих. Так оставленные инками города безвестно исчезали в джунглях сельва, и скоро от труда человека остается лишь ровное море крон деревьев. И тут во многих окнах уже колосились кустики, мох полз по стенам. Казалось, люди покинули завод много столетий.
Следов коммерческой деятельности или офисов не наблюдалось. Ни контейнеров, ни снующих ребят с ловкими глазами, ни водил-экспедиторов с «бычками», ни мелких и даже крупных оптовиков. Покой заброшенного хутора. Даже звуки города куда-то делись. Фирме в таком месте не за аренду платить, а приплачивать надо.
Что-то стало мне не по себе. Навара конечно, жалко, но... Наплевать на деньги. Заработают, сколько есть.
И я повернул назад. Но охранник уверенно ткнул в сторону поворота, воротившего налево:
— Там сразу увидишь.
— У вас, что война закончилась? — крикнул я.
— Само развалилось.
Я пошел вперед. За стеной какого-то строения, полагался истертый «лежачий полицейский». Никаких следов от машин я не заметил. Зачем он здесь, было совершено не ясно. Я шагнул на спинку. Твердая резина спуржинила. И перешагнул.
Где-то за спиной лопнул хлопок, навроде пробки шампанского. Я оглянулся, но охранник все так же привалился к будке, посасывая пиво из банки. Шлагбаум качался от ветхости.
Завернув за угол, я обнаружил вывески конторы. Потому что других не было вовсе. На углу серого здания натянули баннер «Добро пожаловать ООО Надежда». Его дубликат вделали в стену последнего четвертого этажа, прямо под окном с новеньким стеклопакетом. Меня приглашали следовать уверенным курсом.
Кованые створки дверей, распахнуты настежь.
Я вошел внутрь и вынужден был подниматься. Лифта не было даже в проекте. Каждый подъем на этаж, построенной, когда не стеснялись высоты потолков, стоил немалых усилий. Один пролет вставал за три или даже четыре, нормального бизнес-центра. Массивные каменные ступени, с выщерблинами и сколами, поднимались уверенно выше. Опоры лестницы на совесть – из литых чугунных стоек, причем с выделанными лепестками и фруктами. Что удивительно: ни одной батареи отопления. И как они тут зимой терпят? Еще удивительней: свет на лестницу попадал только из огромных окон. Никаких следов ламп или дежурных лампочек.
Одолев уже два этажа, я не встретил живой души. На площадки выходили одинаковые стальные двери наглухо закрытые и без номеров. По всему, скромные арендаторы не очень хотели, чтобы их нашли.
На каждом этаже оказалась странная штука: между дверями шли узенькие рельсы, другие — внакрест к ним начинались от ступенек лестницы и упирались прямо в стену. Там, где рельсы пересекались в полу, лежал поворотный круг, с литой печатью. Когда-то он должен был служить для поворота вагонеток: их завозили по одни рельсам в центр поворотника, разворачивали под прямым углом и толкли уже в другом направлении. Только вот тут можно было возить?
Доползя до четвертого и глотая изрядными порциями воздух, я заприметил дверь, белой краски с маленькой табличкой «ООО Надежда». Плакат, приглашавший «добро пожаловать», нависал скромным козырьком. Дверь напротив по-прежнему была черна и глуха. Счет ступенькам я уже потерял, а лестница продолжалась дальше, кажется еще двумя или тремя этажами.
Из-под белой двери рельсы тоже выбегали.
Звонить не потребовался. Створка распахнула милую секретаршу.
— Как нас нашли? — вежливо улыбнулась она.
— Легко! — гордо вру я. — А что это за территория?
— Бывший завод резиновых изделий — воркует Алиса, так она представилась. — Галоши, шины и тому подобное. Скоро здесь будет реконструкция под деловой квартал. Мы успели купить офис по очень выгодной цене.
Офис благословенной конторы кристально чистый, натужно белый, зияющий светом галогенных ламп. Кроме стола Алисы, в шахматном порядке располагалось еще десяток. За ними только что работали, дымились чашки, горбились пиджаки и грелись мониторы. Только никого не было. Обедать пошли?
Алиса оказала не секретаршей, а менеджером по продажам. Общий язык мы нашли без лишних слов, как люди, привыкшие покупать-продавать. Я выбрал из каталога офисные мебеля, Алиса набросала бюджет, и сразу прикинула мои двадцать процентов. Нет, честное слово, ради таких кренделей стоило тащиться на край города.
— Мы как деньгу кинем, постараюсь прямо сегодня, так я за долькой загляну. Устроит? — корректно спросил я.
— А зачем вам ждать? Возьмите прямо сейчас. Евро подойдут? — Алиса отсчитала порцию пятисотных купюр. Вот это чистая работа! Откат должен идет впереди сделки.
— Надеюсь, в следующий раз обратитесь к нам — скромно сказала она.
Я сказал себе: «какие могут быть сомнения! Теперь – только сюда». И даже прикинул, когда смогу купить новую квартиру.
— Кстати, мы торгуем не только мебелью. У нас есть хорошие позиции по бакалее. Интересует?
— Эту тему ведет мой коллега.
— Да возьмите на пробу, вдруг пригодиться — и Алиса вынула откуда-то из-под стола упаковку минеральной воды, блок плавленых сыров, выбор копченых колбас в вакуумной упаковке, нарезной хлеб, наборы специй и крошка-бутылёк виски, какие дают в самолетах, хотя глухо неизвестной марки.
— Оптовики предоставляют нам раздаточные экземпляры, так что это бесплатно.
Каюсь, не смог устоять от халявы. Подхватив подарки в охапку, отвесив благодарностей и обещав передать контакт нашему спецу по еде, я двинулся к выходу.
— Простите, через эту дверь уже не выйти, там сейчас погрузка. Пройдем к другой лестнице…
На самом деле: доносился шум и визг, словно тяжелая глыба металла нехотя ползла по каменному полу.
Алиса, грациозно балансируя бедрами, зацокала в глубину офиса. Симпатичные булочки натягивали узкие брючки, истончаясь в дельную талию. А рыжие колечки волос, терлись о спинку с медовым перезвоном. Я плелся, прикидывая, не спросить ли её мобильный.
Офис оказался непривычно большим. Наконец, Алиса приложила магнитку к невидимому замку, открылась другая белая дверь, неплохо спрятанная в стену. Девушка-мечта улыбнулась:
— Не забывайте нас!
Хотелось сказать, что готов продолжить сегодня вечером, но дверь захлопнулась. Я оказался на площадке с упаковкой минералки и мешком закуски. На этой двери красовалась знакомая табличка «ООО Надежда».
Я пошел вниз. Появилось странное чувство, что поднимался именно этой лестницей. Как-то странно знакомой показалась она. Не могу сказать точно. Идя вверх, я старался не пропустить этаж и боролся с недостатком кислорода. Теперь стало легче идти и обращать внимание на мелочи. Вот поворотный круг с игрушечными рельсами. Вот крюк, в стене, как будто такой уже видел, вот ступенька с пятном краски, вот столбик с отбитым букетом. Я не знаю, как и почему запомнил эти детали. Просто они показались мне виденными. Но я быстро успокоился, что эффект дежа-вю еще никто не отменял. Мало ли где и когда попались на глаза эта ерунда. Я ведь точно прошел к другой двери.
Спуск выдался легким и приятным. Имея в карманах контракт на поставку, хороший куш и полные руки дармовой жратвы, жизнь стала отличной штукой, даже в этих ободранных стенах. Лестница кончилась быстро.
Не обращая внимания на похожие трещины, я вышел наружу. Погода испортилась. Жара исчезла, небо стало серым, накрапывал дождь.
Я огляделся и не признал, куда попал. Стены красного кирпича, пустые окна и кучи мусора — те же. Но все совершенно другое. Я точно помнил, что напротив двери, в которую заходил, не было покосившегося навеса. А тут напротив красовалась погрузочная зона склада, маленький перрон с навесом и рельсы одноколейки. Не мог я ошибиться, что за дела. Глухое местечко бывшего завода выглядела тревожно чужим.
Здесь я точно не был....