Найти тему

У всякого леса свои бесы(Ч.2)

Продолжение, начало здесь>>>>

― Но это невозможно. Я до сегодняшнего дня считал, что Лесные жители – это выдумка, детская страшилка. И почему меня – в жертву? Что я вам сделал?

― А почему нет? Жертва нужна, чтобы вызвать дождь и спасти лес от огня. Не знаю как, но это всегда помогает. А своих-то людей жалко – мы ведь все, так или иначе, родственники друг другу.

Олег попытался встать, но верёвки больно стянули запястья и щиколотки – привязали его на совесть. Поняв, что вырваться не получится, он решил прояснить ещё один запутанный вопрос:

― А вот ещё… Почему этот здоровяк, Николай, сказал, что он москвич? Его-то вы в жертву не приносите, хоть он и с моего города.

Старик неожиданно расхохотался, да так самозабвенно, что под конец зашёлся в приступе кашля. Отдышавшись и утерев выступившие на глаза слёзы, дед Аркадий вымолвил:

― У-у-х, рассмешил! Да я Кольку с пелёнок знаю, а москвич он, да и все мы, потому что вот это и есть Москва. Настоящая Москва, ― и заклинатель взмахнул руками, будто желая охватить ими все окрестные тоннели и залы.

― То есть, как это? А я тогда где живу? ― изумился коренной москвич Олег. Старик выразительно моргнул, давая понять, что удивление Олега принимает, как должное.

― Да, ты выслушай, парень – всё поймёшь. Давно, очень-очень давно в этих тоннелях было светло и многолюдно. Под землёй стремительно раскатывали поезда. И не те чудовища, что теперь, чадя чёрным дымом и утопая в клубах пара, едва волокут пару десятков вагонов, а чистые, мощные, быстрые. А на поверхности высились огромные дома, макушкой подпиравшие небо, в которых жили и работали люди, и количество их не поддавалось никакому разумному счёту. Город, а это была настоящая Москва, напоминал муравейник, где по дорогам бегали жуки-автомобили. Не в пример теперешним парокатам, те, прежние машины, были лёгкими и быстрыми.

Для этих машин требовалось много дорог, и, чтобы построить одну из них, однажды было решено срубить лес. В веках сохранилось его название – «Химкинский». Но у леса нашлись защитники. Эти люди пытались убедить власти города, что нельзя уничтожать лес – с лесом надо жить в мире. Но власти не желали прислушиваться к словам защитников Химкинского леса. Напротив, их избивали, подвергали гонениям, лишали свободы по ложным обвинениям. В итоге, люди ожесточились, отчаялись, и стали действовать решительнее. В день, когда в очередной раз нож бульдозера был занесён над сосновой порослью, боевые дружины защитников леса подорвали в разных частях города «грязные бомбы».

Вскоре смертоносная радиация насквозь пропитала город. Часть жителей погибла, часть покинула город, а кое-кто остался в обширных подземельях Москвы. Те, кто бежал из города, вскоре основали новый, сохранив прежнее название «Москва», но то не была Москва – получилась лишь жалкая подделка древней столицы. Настоящая Москва погибла, и лишь в её подземном чреве теплилась живая душа города, хранимая нашими предками.

Но и на поверхности смерть и безмолвие царили не так уж долго – спустя всего десять лет на безлюдных улицах шумела молодая лесная поросль. А по прошествии пятидесяти лет, уже вряд ли кто сказал бы, что там, где мохнатые облака ласкают макушки высоких сосен, полвека назад бурлил огромный мегаполис.

Настоящие москвичи не покинули руины города – они прятались под землёй, пока излучение не ослабло. Потом они научились жить в гармонии с лесом, и стали настоящими «людьми леса», как любят называть нас малохольные горожане. И жить в согласии с лесом они завещали своим детям и внукам. А те создали особый свод законов и ритуалов, который хранится кастой жрецов-заклинателей, к которым принадлежу и я, ― дед Аркадий прервал свой рассказ, чтобы перевести дух. Ничего не поделаешь – почтенный возраст, он и у парового котла дышать полной грудью мешает, и в лесу.

Олег не упустил случая вставить свои «пять копеек»:

― Красивая сказка, но не очень правдоподобная.

― Дурак ты, парень! Сказка – это история, которую вам в школах преподают. А то, что я рассказал – истина. Нельзя бороться с лесом – с ним надо ладить, и тогда тебе не страшен ни голод, ни холод, ни полицейские дирижабли. Лес – он всё помнит и понимает. За добро отблагодарит, и за зло строго спросит. Это, кстати, и ваши правители понимают, потому к нам особо не суются. А вот торговлю с нами ведут на нейтральной территории. Вымениваем дары леса, и удивительные материалы, оставшиеся от старой Москвы, на оружие, сахар, муку и прочие припасы. Дела эти ведутся, правда, в тайне от простых людей, вроде тебя. И правильно – надо ведь кем-то детей, да девок молодых пугать, чтобы вели себя пристойно, ― старик рассмеялся. А вот Олегу было не до смеха, и он, заметив, как развеселился заклинатель, вновь попытался уговорить его:

― Дед Аркадий, отпусти меня. Клянусь, тут же про вас забуду. Слова никому не скажу о лесных людях.

В ответ раздался притворно-горестный вздох:

― И рад бы, Олежка – парень-то ты неплохой. Но, увы, не могу. Наверху бушует страшный пожар, и надо что-то делать. Если мы принесём тебя в жертву, то вызовем дождь, который погасит огонь. Лес будет спасён, а значит, будет жить и старая, настоящая Москва.

― Но это же бред – как может вызвать дождь убийство человека?

Старец пожал плечами.

― Порой, я и сам сомневаюсь, что это действует. Но каждый раз я отбрасываю сомнения, и всегда убеждаюсь, что ритуальное убийство, в самом деле, помогает, да ещё как. И потом, не важно, верю я в силу жертвы, или не верю. Важно, что верят они, ― дед Аркадий распахнул дверь, за которой в нетерпении переминались с ноги на ногу несколько крепких мужчин.

― Всё, ребята, времени нет – тащите его наверх. Пора!

Олег плохо помнил, как его тащили по коридорам, тоннелям и галереям. Из ступора его вывел запах гари, яркий свет и крики десятков лесных жителей. Посреди небольшой лужайки пугающе изготовилась страшная конструкция: к вершинам двух молодых сосен были привязаны верёвки. По шесть крепких мужчин тянули за каждую из верёвок, сгибая стволы деревьев.

Олег, хоть и не был специалистом в кровавом ремесле палача, сразу догадался, какая кошмарная участь его ожидает. И он совершенно не желал оказаться разодранным на куски, которые будут долго болтаться на соснах на потеху воронью и личинкам-трупоедам. Олег окинул взглядом конвоиров, за руки тянувших его в центр полянки. Крики сородичей, собравшихся на жертвоприношение, действовали на крепких, но неопытных парней, как сильнейшее дурное зелье. Их трясло от возбуждения и гордости за выпавшую честь вести жертву на заклание. Оказавшись в центре всеобщего внимания, парни, похоже, были на пике счастья.

По выражению их лиц и дрожи пальцев, Олег сделал вывод, что конвоиры находятся на грани исступления, и едва не парят над землёй от осознания собственной избранности и силы. Олег понял, что парни, тянущие его за рукава, абсолютно уверенны, что жертва находится в их абсолютной власти. Он решил воспользоваться этим, и, резко подтянув колено правой ноги к животу, ударил пяткой в свод стопы одного из конвойных, вложив в удар всю свою силу и ненависть.

Ступавший с задранным к небу носом стражник тут же скривился лицом, и заорал, заглушая собравшуюся публику. Олег вырвал свою руку из ослабшей ладони конвоира, и, крутанувшись на пятках, всем телом навалился на второго парня, и вместе с ним рухнул на землю. Так как противник Олега был не готов к такому повороту, его падение было сокрушительным, и заставило отпустить рукав жертвы.

Олег сам не ожидал от себя такой стремительности и ловкости, но теперь его тело работало подобно хорошо смазанному паровому двигателю. Поднявшись с земли, он одним прыжком преодолел расстояние до группы мужчин, занятых сгибанием дерева, и, кувырнувшись, подкатился им под ноги. Мужики повалились, как вымокшие под осенним дождём снопы. Из пятерых лишь один умудрился не разжать ладоней, плотно ухвативших натянутую, как струна, верёвку. И это стало его роковой ошибкой – ствол сосны, не удерживаемый более весом шести крупных мужиков, разогнулся калёной пружиной, и принялся бросать живой маятник из стороны в сторону. Стоявшие стеной лесные жители, с нетерпением ожидавшие кровавой жертвы лесу, бросились на землю, чтобы их не покалечило болтавшимся на верёвке, и отчаянно вопящим, телом.

Олег, пнув кого-то на прощание, пробежал по спинам «настоящих москвичей», и юркнул в густой кустарник. Защищая лицо от хлёстких веток, Олег бежал, не разбирая пути. Ему некогда было выбирать верное направление – он ведь не знал даже, в какой части леса его вытащили из подземного города. Единственным его желанием было убежать как можно дальше от жаждущих жертвенной крови лесных людей.

Кустарник сменился тёмным осинником, в котором глубокие сырые рвы сменялись буграми с почти отвесными склонами. Олег петлял по ложбинкам, взбирался на закоряженные горки, и скатывался в низинки, забыв об усталости, и думая лишь о том, как уйти от преследования. Когда сил уже почти не осталось, вдали, среди тёмной листвы мелькнул яркий свет. Это могло означать лишь одно - скоро Олег выйдет на открытое пространство. И, забыв о боли в измученных бегом ногах и резких уколах в боку, он прибавил шаг, желая поскорее узнать, что там, впереди – дорога, деревенская окраина, речной берег, или обычная лесная лужайка.

Выбравшись из густой лесной тени, Олег облегчённо выдохнул, заметив посреди широкой просеки высокую насыпь, увенчанную стальным хребтом железнодорожных рельс. Цивилизация где-то рядом, но где? Олег решил присесть на тёплую шпалу, и передохнуть несколько минут. И всё то недолгое время, что он пытался восстановить дыхание и выровнять бешеный ритм, повинуясь которому измученное сердце толкало кровь по жилам, его мучил один вопрос: в какую сторону ему следует идти, чтобы оказаться в Москве?

Отдохнув немного, Олег двинулся в выбранном наугад направлении, здраво рассудив, что рельсы рано или поздно выведут его, если не к Москве, то к другому городу точно. Неизвестно по какой причине, но после сумеречного леса, с его небольшими пятачками лужаек, открытое пространство железнодорожной просеки внушило Олегу чувство некоторой защищённости. Он уже не бежал по рельсам, да это было и довольно сложно, а просто шёл быстрым шагом.

По его подсчётам минуло около часа, как он вышел из леса, когда вдали послышался паровозный гудок. Олег ободрился, надеясь вскочить на подножку какого-нибудь вагона, и ускорить своё возвращение в привычный мир, который, невзирая на бедность, казался ему теперь воплощённым раем. Однако, в тот же миг его благостные мечтания были прерваны одним странным происшествием.

Он заметил, как из-за поворота показалась необычная кавалькада, состоящая из четырёх мужчин. Они бежали вдоль железнодорожной линии, приближаясь к Олегу. Один был далеко впереди остальных, которые бежали плотной группой. Олег решил уже, что бегут за ним, и прибавил шаг, но, присмотревшись, понял, что бегущие не обращают на него ни малейшего внимания. Трое незнакомцев настойчиво пытались догнать четвёртого, того, что уже приближался к Олегу.

Олег подумал, что надо бы помочь беглецу отбиться от преследователей – сам ведь только что был в подобной ситуации. Но червь трусости, сидящий глубоко в душе каждого человека, прошипел: «Не лезь, не твоё дело – сами разберутся. Ты ведь не знаешь, что сделал этот, четвёртый. Подумай о себе». Мужчина, который убегал, похоже, и не рассчитывал на чью-то помощь, и продолжил бег, даже не взглянув на Олега. Преследователи так же не удостоили его своим вниманием.

Но всё резко изменилось, стоило Олегу оказаться между убегавшим и догоняющими – всё их внимание резко переключилось на него. Все четверо устремились к Олегу, зажимая его, как в клещи, и он с опозданием понял, что весь этот спектакль был всего лишь отвлекающим маневром, целью которого была поимка сбежавшей ритуальной жертвы. Мгновение он растерянно стоял на месте – ему казалось, что он оказался в кошмарном сне, где весь мир жаждет его крови. Но эта растерянность быстро прошла. Не на шутку перепугавшись, Олег принялся метаться между полосками рельс, и, улучив момент, бросился по откосу прочь от преследователей. Едва не столкнувшись с тем, что минуту назад изображал беглеца, Олег быстро пригнулся, и ткнул врага головой в живот. Ойкнув, тот покатился с насыпи, хватаясь за живот. Однако, оставалось ещё трое, и они уже наступали на пятки Олегу.

Внезапно, раздался оглушительный рёв паровозного гудка, прозвучавший совсем рядом. Олег спрыгнул на склон насыпи, уступая дорогу тяжёлой машине. Сквозь грохот металла он едва расслышал крик:

― Давай руку, парень. Давай, быстро запрыгивай.

Олег с трудом рассмотрел в клубах плотного пара протянутую ему ладонь. Разбежавшись, он уцепился за руку, и вскочил на подножку паровоза. Мужчина в форме помощника машиниста крикнул в сторону кабины:

― Серёга, жми!

Со стороны кабины послышался лязг рычагов, и паровоз, пустив струю горячего пара в лица преследователям, стал стремительно набирать ход. Олег, не в силах сказать ни слова, с благодарностью кивнул и пожал руку своему спасителю. Тот, по-доброму ухмыльнулся, и похлопал Олега по плечу.

― Ещё чуть-чуть, и они бы тебя догнали. Ладно, ладно, не благодари – люди должны помогать друг другу. А иначе во что мы превратимся? Мы, кстати, товарняк в Москву гоним. Тебя как – Москва устроит?

Олег закивал с утроенной силой, давая понять, что лучше и быть не могло, и Москва в качестве конечного пункта поездки его устраивает идеально. Мужики, управлявшие паровозом, и бросавшие уголь в топку, не стали расспрашивать Олега о происшествии, за что он был им очень благодарен. Ведь вся ситуация давила на него, как мельничный жёрнов. С одной стороны, он чувствовал вину за невольный поджог леса, с другой же, истово ненавидел представителей лесного народа, кичащихся званием «настоящий москвич», и вознамерившихся лишить его жизни.

Ещё раз поблагодарив благодетелей с вымазанными угольной пылью лицами, Олег сошёл на платформе у самого паровозного депо – так ему было ближе до дома. Потолкавшись на перроне среди суетливых горожан, Олег добрался до ступеней, ведущих на площадь. Однако, после событий в лесу, он вздрагивал даже от собственной тени, а потому очень быстро заметил сутулого мужичка, в вытянутом свитере. Странный человек следовал за Олегом буквально по пятам, но, поймав прямой взгляд, начинал суетиться и делать вид, что внимательно читает старые афиши на стенах.

Олег уже стал подозревать, что человек следит за ним, но у самого выхода на площадь коротышка прибавил шаг, и скрылся за палаткой газетчика. Олег попытался выбросить из головы нелепые подозрения, но, видимо, поторопился. В центре площади он заметил двух полицейских, у одного из которых на рукаве повис сутулый человечек. Он что-то объяснял стражам порядка, тыча пальцем в сторону Олега.

Червь тревоги намертво присосался внутри, вытягивая остатки едва появившейся надежды на удачное завершение сегодняшнего дня. Помня, что полицейские, как звери, прекрасно чувствуют страх, Олег постарался напустить на себя вид расслабленный и уверенный. Так он и пошёл прочь с площади, стараясь поскорее добраться до тёмных подворотен родного района, где можно было уйти от любых преследователей. Однако…

― Эй, гражданин, остановитесь, пожалуйста. Стой, кому говорят!

Олег, напустив на себя вид искреннего недопонимания и невинной послушности закону, обернулся, и ровным голосом поинтересовался:

― Простите, это вы мне?

― Тебе, тебе. Нет, ребята, ну вы совсем охамели. Договорились же, мы к вам не лезем, вы – в город не суётесь. Знаешь, сколько стоит дрезину до леса гнать и обратно? ― широкоплечий полисмен ловко защёлкнул на руках Олега наручники. Тот, не успев даже среагировать, смог лишь невнятно пробормотать:

― За что? Что я сделал? Какой лес, зачем дрезина?

― Слышь, ты, хорош придуриваться. Думал, мы клеймо не заметим?

― Да, какое, к чертям, клеймо? ― взвился Олег, решив, что парни в форме над ним просто изощрённо издеваются, желая выколотить взятку. Однако, полисмен шлёпнул Олега по затылку широченной ладонью:

― А вот это - в виде всадника с копьём, протыкающим змея.

От шлепка голову Олега, будто судорогой свело от боли. В глазах потемнело, и он тут же вспомнил запах палёных волос и кожи, которые он ощутил, очнувшись в одной из комнат лесного подземелья. «Ай, дед Аркадий! Ну и сволочь. Пока я в отрубе был, мне клеймо поставили», ― Олегу всё стало предельно ясно. Лесные люди не желали терять такую замечательную жертву, как он, и отметили его затылок знаком, причислившим его к лесному народу. Таким образом, они отрезали ему путь домой, в город. Не имея возможности скрыться за городской стеной, он мог оказаться лишь в лесу. А это прямой путь к месту ритуальной казни.

― Господа полицейские, мужики, но это не настоящее клеймо. Мне его выжгли насильно, пока я без сознания был. Мне в лес нельзя – убьют меня там. Я свой, из города. Коренной москвич. Я тут с детства живу, на заводе работаю. Можете проверить.

― Все вы, лесные, так говорите. И проверять нам некогда. У нас прямое указание начальства: видишь человека с клеймом, выкидывай в лес. Увидишь ещё раз – стреляя на месте. Паспорта у тебя с собой нет, а у всех горожан он имеется.

― Украли у меня паспорт в лесу. Клянусь, ― Олег пытался использовать любые аргументы в свою защиту, но понимал, что звучат они не очень убедительно. Полицейские подтвердили его догадки, без лишних слов заломав повыше его скованные руки. Пока его тащили к железнодорожным путям, Олег сквозь стиснутые зубы продолжал без особого успеха убеждать полисменов в том, что не имеет отношения к лесным людям.

Когда его, словно куль с мукой, сгрузили на полицейскую дрезину, он замолчал. Что толку расточать своё красноречие, если клеймо на затылке в глазах служителей закона перевешивает самые убедительные доводы. Можно, конечно, попытаться подкупить людей в форме, но для этого надо иметь хоть какие-то деньги. А Олег, несмотря на то, что работал, как проклятый, так и не смог скопить каких-нибудь денег – всё уходило на еду и жильё.

Дым от лесного пожара уже вился едким туманом над железной дорогой, и двигался в сторону города, грозя заполнить улицы удушливым смрадом. Полицейские, чихая и кашляя, сыпали вычурными ругательствами, посылая проклятия на головы лесных жителей. Человек, управлявший дрезиной, взмахнул рукой, призывая полицейских посмотреть.

― Ну вот, чёрта вспомнишь – он и появится. Смотрите туда, в сторону леса.

Все, включая Олега, повернулись в указанном направлении – у кромки леса стояло пару десятков человек. Олег смог узнать деда Аркадия, и даже Николая – своего первого знакомого из лесных людей.

Дрезина остановилась. Полицейские сняли наручники с запястий Олега, и вытолкали его на обочину.

― Эй, лесные люди, забирайте своего. И вы в курсе, что у вас лес горит?

Дед Аркадий, сложив ладони рупором, прокричал:

― Знаем, знаем. Ну, теперь всё будет хорошо – скоро большой дождь прольётся, ― старик многозначительно посмотрел в сторону Олега. Лесные люди двинулись в его сторону. Олег размял затёкшие запястья, и осмотрелся. Заметив увесистую, сучковатую палку, Олег бросился к ней, и крепко ухватил обеими руками.

― Давай, подходи, лесной народ. Жертва вам нужна? Я вам сейчас устрою жертву! Вы, гады, сто раз пожалеете, что выбрали меня, а не зайцев, и лосей с кабанами, ― и Олег, поигрывая тяжёлой дубиной, впервые за день ощутил прилив сил и уверенности.

Сейчас всё в его руках, и он поднимет цену своей жизни до заоблачных высот. Как там говорил старый заклинатель, дед Аркадий? Лес всё помнит, и за всё воздаст? Так его, Олега, он запомнит надолго. Очень надолго.

― Ну, что встали? Подходи, кто смелый. Я готов!

Автор благодарит за "лайки" и приглашает подписчиков. Спасибо!