Читайте Главу 1, Главу 2, Главу 3, Главу 4, Главу 5, Главу 6, Главу 7 романа "Ночь, чтобы проснуться" в нашем журнале.
Автор: Валерия Горбачева
Резкий толчок, и поезд медленно двинулся вдоль перрона. Какая долгая была стоянка. Непроизвольно повернув голову, чтобы посмотреть на проплывающие мимо фонари и здание вокзала, я, тем не менее, руки свои не убираю. Мне приятно согревать своими ладонями прохладные пальцы Эльнара. В этом жесте нет ничего чувственного, ничего эротичного, так, наверное, я утешала бы брата, причем брата старшего, сильного, потому что младшего, мне кажется, я обняла бы и гладила по голове. А старшего по голове не погладишь, но он тоже нуждается в сочувствии и поддержке. Я чуть улыбаюсь своим мыслям: как часто в детстве я мечтала о брате, или о сестре, мечтала, как мы дружили бы и помогали друг другу. Я мечтала именно об этом, о таких отношениях, при которых можно выразить свое сочувствие или свою привязанность, не боясь показаться навязчивой, нескромной, лишней. И как странно, что сейчас, в темном вагоне, я сочувствую незнакомому мужчине, который собирается взорвать этот вагон. Как будто мне жаль брата, попавшего в беду.
- Странная ты все-таки, - Эльнар не отнимает рук, и смотрит на меня то ли удивленно, то ли ласково, в темноте вагона я не очень разбираю, - ведь это я должен тебя утешать, а ты должна биться в истерике и просить тебя отпустить.
Я молча улыбаюсь в ответ. А что я ему скажу? Что не представляю, как он может взорвать вагон? Не представляю, как это бывает не в кино, а на самом деле, и поэтому не верю в то, что это произойдет? Да, не верю. Но и говорить ему об этом не хочу. Потому что - зачем? Чтобы он начал меня убеждать в обратном? Чтобы доказывал, что все будет плохо? Я не хочу.
- Да, все это удивительно, - продолжает тем временем Эльнар, - но, черт возьми, приятно. И еще приятнее из-за того, - Эльнар делает паузу, кажется, чуть насмешливую, потому что усмехается, - из-за того, что для тебя это нехарактерно.
- Что нехарактерно? – настораживаюсь я: неужели сейчас опять грубость последует?
- Вот так смело проявлять инициативу, лаская мужские руки.
Вспыхнув, я отдергиваю руки. Боже мой, какая я все-таки глупая! Опять придумала себе что-то, брата какого-то, а на самом деле все это выглядит со стороны совсем не так. У меня перехватывает дыхание: Эльнар решил, что я к нему пристаю! Я заливаюсь краской, но деться мне абсолютно некуда, и я боюсь поднять глаза на мужчину, сидящего напротив. Как я могла так расслабиться, как я могла подумать, что это выглядит совсем невинно, как я могла позволить себе такую вольность? Теперь я с ужасом представляю, как это выглядело со стороны: молча положила руки на его пальцы, тихо поглаживала их, лаская…. Ну как же так, что же теперь делать? Я чувствую, что сейчас задохнусь от стыда и собственной беспомощности. И вернуть уже ничего нельзя!
- Дай сюда свои руки. – Голос Эльнара звучит тихо, но очень требовательно. – Быстро!
Я на мгновение поднимаю на него взгляд: его глаза прищурены, и мне не разобрать их выражение, и тут же опускаю глаза вниз:
- Зачем?
- Я не буду повторять два раза.
Я молча протягиваю ему руки через стол, я знаю, что повторять два раза он не будет. Достаточно того, что он предупредил меня об этом. Эльнар берет мои руки и разворачивает их ладонями вверх.
- Ты чего так испугалась, детка? – неожиданно голос мужчины звучит нежно. От такого резкого перехода от властного и твердого «быстро!» к такому ласковому «детка», я теряюсь и поднимаю глаза. Из-за того, что мои руки развернуты ладонями вверх, я чувствую себя совершенно беспомощной и незащищенной. Как будто щенок или котенок, доверчиво подставивший хозяину свое брюшко.
- Мне было приятно, тебе – хорошо, - чего ты так испугалась? – Эльнар говорит тихо, задумчиво, осторожно проводя кончиком пальца по моей ладони.
От его нежного и немного ленивого движения меня начинает немного знобить. Сейчас мне он уже не кажется братом. Сейчас я чувствую рядом с собой мужчину. Я понимаю, что надо бы отдернуть руку, надо бы встряхнуться и перевести разговор на другую тему, но я этого не делаю и не потому, что боюсь его разозлить или боюсь показаться смешной. А потому, что не хочу. Мне нравятся ощущения, которые я испытываю сейчас – легкий озноб, нежные прикосновения к моей ладони, тихие слова.
- У тебя был мужчина? – все так же тихо и задумчиво спрашивает Эльнар.
И тут я отдергиваю руку.
- Какое твое дело? – огрызаюсь я. Котенок выпускает когти, пусть еще маленькие и не опасные совсем, но все же….
- Думается мне, что был, - Эльнар, однако ничуть не смущен и даже не рассержен, - я прав?
Я молча злюсь.
- Уж больно ты живо реагируешь на самую незатейливую ласку, – считает он нужным пояснить свои выводы, - чувственная женщина.
- А это что – плохо? - я произношу эти слова и злюсь, но уже на себя – разве можно быть такой банальной?
- Смотря, как ты умеешь этим управлять, - назидательно говорит Эльнар, - вовремя сдержаться, вовремя расслабиться…. – Он многозначительно смотрит на меня.
- Ты просто нахал.
- Да, ладно, - неожиданно совершенно беззлобно смеется Эльнар, - скажи лучше – кто это был – этот твой Андрей?
Я молчу.
- Леныч, ну не молчи, - Эльнар улыбается, - скажи мне, это он?
Оттого что он снова назвал меня этим странным именем – Леныч – моя злость растворяется. Ну что такого, что он догадался о моих чувствах? В конце концов, мы взрослые люди, и я нормальная женщина….
- Нет, с Андреем у нас ничего не было, - я вздыхаю, - я же тебе говорила уже.
- Я думал, что только тогда ничего не было, ну, сразу после свадьбы твоей подруги.
- Нет, вообще не было – снова повторяю я.
- Ты жалеешь об этом? – неожиданно спрашивает Эльнар. Причем спрашивает как-то серьезно. Я задумываюсь: жалею?
- Не знаю, - пожимаю я плечами, - дальше поцелуев я в своих мечтах не заходила, - Я чуть краснею от такого своего признания, но почему-то мне становится легче от этого, и я неожиданно смеюсь.
- А вы с ним еще-то целовались?
- Нет, на свадьбе только.
- Тюфяк этот твой Андрей.
- Ну, ты же его совсем не знаешь, - возмущаюсь я, - как можно судить о человеке, с которым даже не знаком?
- Судя по твоим рассказам – интеллигентный ботаник, - Эльнар насмешливо корчит какую-то глупую рожу. – Не может даже настойчивость проявить и хоть каплю решимости.
- Да может он и не хочет ничего проявлять, - почему-то обреченно говорю я, - может ему и не нужно ничего.- Я произношу это вслух, и мне становится грустно: неужели действительно Андрею ничего не нужно от меня?
- А чего тогда звонит?
- А может его Настя заставляет? Уж очень ей хочется, чтобы мы породнились. – Мне не нравится так думать, и говорю я это все из чистого упрямства, из духа противоречия. А может, мне хочется, чтобы Эльнар меня убедил, что это не так, и что на самом деле я все-таки нравлюсь Андрею?
- Не смеши меня, детка, - насмешливо тянет Эльнар, - если мужчина не хочет – его не заставишь. А если заставишь, то опять же – ботаник!
Я смеюсь. Уж очень весело и как-то необидно все это у него получилось сейчас.
- Расскажи лучше про свою любовь, - Эльнар улыбается ласково и дружески, - про того, кто у тебя был.
- Сначала – ты про свою, - неожиданно парирую я. Я не знаю, что на меня нашло, мне хочется ему рассказать, но почему-то мне сначала хочется услышать про него. – Ты любил?
- Некогда мне любить было – чуть устало и спокойно говорит Эльнар, - женщины были, конечно, но любить – некогда.
- Некогда? По-моему, это неправильное определение.
- Правильное, - упрямится Эльнар, - некогда. Сначала в интернате выжить надо было: я же домашний мальчик был, из теплого семейного гнездышка попал в волчью стаю. Там чуть расслабишься, чувствам волю дашь – растерзают. А я должен был доказать, что я не пушечное мясо. Потом я твердо решил, что должен учиться, в институт поступить. Блата у меня не было, денег тоже, а значит выход один – быть лучше всех.
Эльнар замолкает. Я не тороплю его, понимая, что ему трудно все это вспоминать, но я очень боюсь, что он не станет продолжать и поэтому снова осторожно кладу руки на его пальцы. Он чуть улыбается, берет мои руки в свои и продолжает:
- Понимаешь, я ведь хорошо помнил, как отец рассказывал, что им с мамой было трудно получить высшее образование, им трудно было и учиться и работать, но они выдержали, выучились, причем оба: мама у меня врачом была, папа – строителем. И отец всегда говорил: тебе-то будет легче, сынок, мы тебе поможем, хотя ты и сам должен стараться, чтобы вырасти человеком. – Эльнар усмехается, сжимая мои пальцы, - Но все случилось не так. И помочь мне оказалось некому, но я для себя решил: я получу высшее образование и не какое-нибудь, а лучшее. И я поступил в МГУ.
- Ты учился в Московском университете? – я удивлена в меру: вот откуда его хорошая речь, наблюдательность и живой ум. – На каком же факультете?
- Журналистика.
- А почему не закончил?
- Почему не закончил? Я закончил.
- У тебя есть диплом? – я удивлена сверх меры. Как же тогда насчет ограниченности, присущей всем террористам? Высшее образование, причем Московский государственный университет, причем факультет журналистики – это впечатляет.
- Конечно, - Эльнар тоже удивлен, но удивляется он моей реакции, кажется, - а что такого? Чему ты так поражаешься? Можно подумать высшее образование – это такая редкость.
- Не редкость, - соглашаюсь я, - но …
- Я что, на пэтэушника похож? – усмехается Эльнар.
- Нет, наоборот, ты …, - я окончательно теряюсь. Ну как ему объяснить, что я считала его не слишком умным? Такое ведь в лицо не скажешь.
- Просто речь у нас не об образовании шла, - неловко выкручиваюсь я, переводя разговор на прежнюю тему, - ты говорил, что тебе было трудно, и я решила, что ты не смог окончить учебу.
Кажется, выкрутилась, потому что Эльнар кивнув, продолжает:
- Трудно, конечно, я же на дневном учился, а на стипендию не проживешь…. Да что я тебе рассказываю, ты же, наверное, тоже так училась? На бабушкину пенсию жили, что ли? Тоже ведь подрабатывала, небось?
- Да, но я в основном на каникулах работала, а во время учебного года немного совсем – убирала в конторе неподалеку. Удобно там было – вечером в любое время кабинеты помыть. Всего-то часа на два работы. Правда и платили немного. - Я вспоминаю это с улыбкой. – Но мы экономно жили.
- Вот-вот. Я тоже экономил. – Эльнар снова усмехается, - а на девушек, как известно, деньги нужны.
Я почему-то снова краснею. Что он имеет в виду? Какие деньги?
- До чего ж ты смешная, - неожиданно веселится Эльнар, - чего ты краснеешь-то все время? Девушек нужно водить в кино, угощать их шоколадками и мороженым, цветы дарить.
Я смеюсь. И про себя удивляюсь, я что, настолько испорченная, что ли, что сразу подумала о совсем других тратах на девушек?
- А у меня лишних денег не было, - продолжает Эльнар, - да и времени тоже не было. Вот я и говорю – некогда мне было.
- Ты хочешь сказать, что у тебя …
- Перестань, детка, - не дает мне даже закончить фразу Эльнар, - конечно, у меня были любовницы, но это же совсем другое.
- Любовницы – это когда от жены, - бурчу я неожиданно, - а так – подруги, возлюбленные….
- Возлюбленные – это когда любовь, - не соглашается со мной Эльнар, - подруги – это когда дружба, а когда секс – это …
- Партнерши, - завершаю я его фразу.
- Ну да, партнерши, - охотно соглашается он, - итак, у меня были партнерши.
Мне слушать это неприятно. Нет, я не ревную, даже смешно такое предположить, но мне неприятно. Может быть оттого, что разговор о любви перешел на секс: начинали о возвышенном, а закончили случайными связями, а может оттого, что он так пренебрежительно отзывается о своих бывших подругах. Мне бы не хотелось, чтобы обо мне так вспоминали, Андрей, например, или Володя.
- Но, я думаю, это тебе неинтересно. – Эльнар говорит спокойно, без издевки и намеков. – Да и мне тоже.
Я молчу. Потому что мне как раз интересно, не очень приятно, но интересно. Мне про него все интересно. Как он жил, что он делал, какие чувства испытывал, и даже сколько у него было женщин. Осознав эту невероятную новость, я пугаюсь. И внимательно смотрю на Эльнара. Он сидит молча, задумчиво глядя в окно. Совсем не мой тип мужчины. Грубый, с проблемами, со шрамом на лице. Только и достоинств, что неженатый. Ну, еще не глуп, справедливости ради можно отметить. И чего это вдруг мне так интересно? Я пытаюсь осторожно убрать руки, но Эльнар не отпускает меня, моментально оторвавшись от окна:
- Ты чего?
- Чего?
- Опять?
- Что?
- Чего-то испугалась? Или обиделась?
- Почему?
Глупый, бессмысленный диалог неожиданно рассмешил нас обоих. И мы смеемся, снимая возникшее было напряжение.
- Давай, твоя очередь рассказывать, - отсмеявшись, напоминает Эльнар.
- Можно подумать ты о любви чего-нибудь рассказал, - дразню его я.
- Уж чем богаты, - в тон мне отвечает Эльнар, - что было, то и рассказал. Про Лешкину любовь рассказал.
- Так это же про Лешкину, - укоризненно говорю я.
- Зато история необычная, – улыбается Эльнар. - Давай, рассказывай про своего первого мужчину.
А я понимаю вдруг, почему мне про него интересно. Потому что ему про меня тоже интересно. Потому что это такое своеобразное чувство благодарности за неподдельный интерес ко мне. Я облегченно вздыхаю – это не влечение, это благодарность. Слава богу, как говорится. И я начинаю рассказ.
- Однажды, у меня случился небольшой ремонт – соседи залили, немного совсем, но обои нужно было переклеить. А двигать мебель, сам понимаешь, я одна не могла. Ну, я и позвонила Сережке – это наш однокурсник и попросила его помочь.
- Это у вас в порядке вещей? – неожиданно спрашивает Эльнар, - позвонить какому-то однокурснику, чтобы помог с мебелью, а потом расплатиться с ним «натурой»….
На какое-то мгновение я немею. А потом, выдернув руки из его ладоней, отворачиваюсь к стене. Я даже не стала ничего говорить, доказывать или оправдываться. Что можно говорить такому грубияну? И какого он мнения обо мне? Да и вообще о женщинах?
- Ты чего, детка?
Я даже головы не поворачиваю. Как сидела, поджав колени и повернув голову в стенке, так и не шелохнулась.
- Да брось, я пошутил.
Я молчу. Мне, конечно, хочется сказать, что я таких шуток не понимаю, но я молчу. Потому что мне обидно. Как он мог такое подумать?!
- Детка, перестань….
- Какая я тебе «детка»? – неожиданно взрываюсь я. Нет, я не кричу. Я шепчу яростным злым голосом, - мы с тобой ровесники, и в жизни я повидала не меньше тебя….
- Надеюсь, что меньше, - вдруг тихо и серьезно говорит Эльнар. Неожиданно он встает и пересаживается на мою полку. – Очень надеюсь, что меньше.
Он смотрит мне прямо в лицо каким-то непонятным взглядом, и я опускаю глаза. Да, я отвожу взгляд от него, снова отвернувшись, правда, теперь не к стене, а к окну, и именно поэтому не успеваю среагировать на произошедшее дальше. А он, одним движением придвинувшись ко мне почти вплотную, притягивает меня за плечи к себе, твердой рукой разворачивает мою голову и уверенно прижимается своими губами к моим. От неожиданности я сначала задохнулась и какие-то секунды даже не сопротивляюсь, но довольно быстро прихожу в себя и начинаю вырываться. Что он себе позволяет?! Я пытаюсь вырваться из уверенных мужских рук, сжимавших мои плечи, я пытаюсь отвернуть голову, уворачиваясь от требовательных мужских губ, я пытаюсь извернуться, отталкиваясь от сильного мужского тела. Я вырываюсь молча и отчаянно, у меня не получается: он был сильнее и опытнее, но я продолжаю бороться. Сколько продолжается этот поцелуй – несколько секунд или минут, я не знаю, да и можно ли назвать это поцелуем – тоже вопрос.
Наконец он отпускает меня. Я, тяжело дыша, молча и зло смотрю на Эльнара. Он тоже дышит тяжело и быстро и тоже молчит. Но недолго.
- Обычно женщины сопротивляются только первое мгновение, - все еще не успокоив дыхание, говорит Эльнар, - потом получают удовольствие. Так положено. – Он усмехается. - Кто тебя воспитывал?
- Папа Карло, - лучше бы я промолчала. Потому что, произнося эти слова, я вдруг чувствую, что не злюсь. Больше того, я как будто перевожу все это в шутку. Интуитивно, неосознанно, но убираю повод для ссоры.
- Понятно: Буратино, значит, - подхватывает шутку Эльнар и, ставя окончательную точку или крест на ссоре, уж не знаю, смешно чмокает меня в нос, - а с виду и не скажешь: нос как нос.
Я фыркаю и улыбаюсь. Ну не могу я злиться. А Эльнар задумчиво спрашивает:
- Тебе, наверное, бабушка все уши прожужжала, какие мужчины коварные, как надо девушке себя блюсти и не поддаваться на их мерзкие приставания. А то, неровен час, останешься с дитем на руках. Да?
В его вопросе нет ни издевки, ни насмешки, ни даже снисходительности. Только сочувствие. Поэтому я отвечаю искренне и спокойно, не защищаясь и не пытаясь оправдаться:
- Ты знаешь, нет. Скорее наоборот, мы с бабушкой часто на темы отношений мужчины и женщины разговаривали, но она никогда меня не пугала, типа, гляди, принесешь в подоле! Она все больше рассказывала про своего мужа, про дедушку, значит, как они познакомились, как он за ней ухаживал. Шесть лет, представляешь? – я смеюсь, вспоминая бабушкины рассказы, - она в общежитии жила, а тогда в женское общежитие парней не пускали, и он каждый вечер ждал ее под лестницей. И все уже над ними смеялись, а вахтерша говорила: «Скорее бы вы уж поженились, что ли. Сколько можно здесь маячить?». А поженились они перед самой войной, в сорок первом. А когда дочка у них родилась, мама моя, значит, дедушка еще дома был, у него бронь была, как у главного инженера. Но он на фронт рвался, как все почти что. Бабушка говорила, почти каждый день в военкомат ходил, дома реже показывался, чем в военкомате. Ну, в конце концов, его и взяли. А в сорок четвертом похоронка пришла.
Я вздыхаю. Эльнар слушает внимательно, и мне это приятно.
- А у мамы все было с точностью до наоборот, - я улыбаюсь, - они с папой меньше месяца знакомы были, когда взяли и поженились. Конечно, они уже и не совсем молоденькие были, тянуть смысла не было. Но, в общем, бабушка рассказывала, все у них очень быстро и как-то весело было. Пришли однажды с бутылкой вина и сказали, что расписались. Но у них почему-то долго детей не было, бабушка говорила, что и по врачам ходили, и к бабкам даже разным. А папа все время утешал маму, дескать, ничего, подождем, зато потом тройню сразу родим. Бабушка говорила, шутник был. И меня очень любил. Говорил, что я троих стою. Это по поводу тройни. – Я помолчала немного. – Так что никто меня не пугал. Наоборот. Мне все больше про счастливую семейную жизнь рассказывали. Да. Про счастье.
- И про настоящих мужчин, - с непонятной интонацией произносит Эльнар.
- Да, - покладисто соглашаюсь я, - и про настоящих мужчин.
- Каких теперь нет, - продолжает все с той же интонацией Эльнар.
- Ну почему, - тут же возражаю я, - есть, наверное.
- Наверное.
Я поворачиваю голову и смотрю на Эльнара. Я уже уловила насмешку над моим романтизмом в его словах и поэтому произношу с легким нажимом:
- Наверное. Андрей, например.
- Этот рохля? – Эльнар пренебрежительно пожимает плечами. – Настоящий мужчина? Что ж ты тогда не хватаешь его двумя руками и не тащишь в загс?
- Я вообще никого не хватаю, - огрызаюсь я, - еще чего!
- Да ладно, - примирительно говорит Эльнар, - ты так и не досказала про ремонт. Пригласила ты своего однокурсника передвинуть мебель, а он, нахал….
Эльнар произносит эту фразу с такой невероятной интонацией, что мне становится смешно. В ней все: и признание своей вины за прерывание моей речи, и насмешка и над своим предположением и над возможным киношным вариантом развития событий.
Продолжение следует...
Нравится роман? Поблагодарите Валерию Горбачеву переводом с пометкой "Для Валерии Горбачевой".