Аяуаска - отвар из лианы, обладающий психотропными свойствами. Индейцы бассейна Амазонки традиционно используют его в терапевтических целях, а также для общения с духами. Хотя чаще всего шаманы, помимо самой аяуаски, добавляют в напиток растения, содержащие ДМТ, на территории Колумбии он не считается наркотиком, и его употребление легально. Говорят, что одна церемония аяуаски способна заменить 10 лет психотерапии; желание проверить, так ли это, привело нас в деревню Санта-София, расположенную в колумбийской Амазонии.
Последний целитель кокама.
В Санта-Софии нас не ждали. Хозяин гестхауса в Пуэрто-Нариньо уверил нас, что шаман там точно есть, но ни точного адреса, ни номера телефона никто предоставить не смог. Благо, долго искать нам не пришлось: живущий у причала мужчина догадался, что мы приехали к дону Рохелио, как только увидел нас на берегу, и с радостью согласился подвезти нас на лодке к самому дому шамана.
Дон Рохелио Кариуасари оказался бодрым старичком, похожим одновременно на мастера Йоду из "Звездных войн" и павиана Рафики из "Короля-льва"; добрые глаза с лукавым огоньком, веселый смех и спокойное дружелюбие моментально располагали к нему. Он вышел нам навстречу в белых трусах и наспех застегнутой рубашке и, нисколько не стесняясь своего не вполне светского вида, поочередно заключил нас в объятия. «Ну, проходите, ребята! Чувствуйте себя как дома. А я тут, представляете, коленку разбил! - несмотря на хромоту, целитель в свои 79 передвигался бодрее, чем я в 26, - Ну, рассказывайте, что я могу для вас сделать?». Услышав просьбу провести для нас церемонию аяуаски, он не удивился. Назвал цену и объяснил, как проходит процесс: в течение дня мы должны концентрироваться на проблеме, которую хотим решить с помощью целебного растения, с 7 до 9 вечера – беседа, в ходе хоторой мы сможем задать ему любые вопросы касательно церемонии, а сам ритуал начнется ровно в 9 и продлится столько, сколько мы будем находиться под действием напитка.
На деле ознакомительная беседа началась в тот момент, когда мы согласились со всеми условиями, и длилась до самого вечера. Рохелио рассказывал о своем детстве: о том, как дедушка-целитель, выбравший его своим наследником еще при рождении, заставлял его придерживаться строгой диеты и поил небольшими порциями аяуаски; как в 11 лет под действием напитка он увидел женщину неимоверной красоты, которая прикоснулась к его голове, подарив ему силу исцелять; как он несколько лет путешествовал по странам Латинской Америки и в конце концов осел в колумбийской Амазонии.
Говорил он и об индейцах кокама: будучи когда-то одним из самых могущественных перуанских племен, они подверглись гонениям со стороны испанцев, рассеялись по всему верхнему бассейну Амазонки и сейчас почти полностью утратили свой язык и культуру.
«Я ведь и сам не говорю на кокама. Мой отец был кокама, а мать – кечуа, поэтому дома у нас говорили только на испанском. А нынешняя молодежь могла бы учить язык, но не хочет – пытаются забыть, что они индейцы. Вот так и теряются корни».
Рохелио признался, что не любит, когда его называют шаманом. «Какой я шаман? Я просто Рохелио. Знаю кое-что о народной медицине и, когда могу помочь людям – помогаю». Он объяснил, что напиток, который он готовит для большинства своих пациентов – чистая аяуска, без примеси чакруны, обычно добавляемой для галлюциногенного эффекта: «Вам нужно лечение, очищение, а не галлюцинации. Неизвестно, что вы можете увидеть – неподготовленному человеку галлюцинации скорее навредят, чем помогут».
Тогда мы оба были несколько разочарованы, что не увидим веселых картинок, но впоследствии я искренне порадовалась принципиальности старого индейца.
Сидя в гамаке на террасе деревянной хижины в амазонских джунглях, я слушала древние легенды кокама. О том, как когда-то они жили на земле вместе с Отцом-Солнцем и его женой, чьи слезы превращались в реки. О том, как Отец-солнце научил кокама рыбачить, охотиться и прясть, а, когда пришла пора отправиться на небо, пообещал своим детями, что никогда их не покинет – ведь каждый день он будет заходить через восточную дверь и выходить через западную. О том, как перед уходом он превратил одну из своих дочерей в анаконду, а другую – в лиану аяуаски, и это был его самый главный прощальный подарок. И именно поэтому людям, которые пьют аяуаску с чакруной, часто видятся змеи.
Около 2-х часов дня его рассказ был прерван появлением женщин из деревни, которые принесли обед для нас и для Рохелио. «Разве перед принятием аяуаски можно есть? Нас ведь будет тошнить», - удивилась я. «Тошнить вас так и так будет, и лучше, чтобы было, чем. Ни к чему себя зря голодом морить», - рассудительно ответил лекарь.
Я не сразу заметила небольшой пушистый комочек, крепко цеплявшийся за руку одной из женщин. Комочек оказался безумно трогательным детёнышем обезьяны: его маму убили браконьеры, и теперь женщина заботилась о нем, как о родном.
Ближе к вечеру пришел сын дона Рохелио - натереть мазью отцовскую коленку и повесить для нас второй гамак и москитную сетку. Незаметно стемнело.
Церемония.
Мы втроём сидим на деревянном полу, освещенные светом одной электрической лампочки. Официально отведенные на общение два часа подходят к концу, целитель даёт последние наставления: концентрируйтесь на своей проблеме, если хотите попить воды - пейте, будете блевать - блюйте из окна во двор, а если не можете встать - прямо на пол. «Ну, ещё чего, - думаю я, - чтобы я блевала на пол чужого дома! У меня, на минуточку, высшее образование».
Ровно в 9 часов, "когда на небе начинают властвовать звезды", Рохелио раскуривает сигарету, закрывает глаза и начинает бормотать и петь, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Ритм он задает с помощью связанных в веник сухих листьев и погремушки из каких-то орехов. Рядом с ним – бутылка из-под Кока-колы, наполненная густой черно-коричневой жидкостью. Я смотрю на Нила и понимаю, что он, как и я, изо всех сил старается настроиться на сакрально-мистический лад и отнестись к происходящему со всей серьезностью – для таких скептиков, как мы, это непросто.
Первую чашку горькой, тягучей, остро пахнущей аяуаски выпивает сам Рохелио, вторая достается Нилу, а третья - мне. Я закрываю глаза, прислоняюсь спиной к стене террасы и жду. Шаман возобновляет пение, и я различаю слова: «лекарство», «помощь», «исцеление». В который раз напоминаю себе: «Это не наркотик, а целебный отвар. Дон Рохелио знает, что делает, все будет хорошо». Песня шамана – ритмичная, приятная на слух, легкая - под такую несложно концентрироваться.Начало церемонии аяуаски
Сначала все шло хорошо. Я постепенно переставала чувствовать свое тело, думала о поставленной проблеме и путях ее решения, одновременно растворяясь в умиротворяющих звуках индейской песни и внезапно открывшемся в моей голове безграничном и бесцветном пространстве. Первые два или три приступа тошноты не вызвали у меня беспокойства: преодолевая головокружение, я спокойно вставала, высовывалась из окна, меня тошнило, я садилась обратно. Коллективное блевание – важнейшая часть церемонии аяуаски и способ очистить разум и тело от всякого мусора. Я читала, что изредка напиток вызывает еще и понос, но надеялась, что в моем случае этого не произойдет.
Однако с каждым приступом тошноты мое самочувствие ухудшалось. Головокружение усиливалось, появилась дрожь во всем теле. Однажды, возвращаясь на свое место, я чуть не села прямо на Рохелио – настолько сложно было ориентироваться в пространстве. Съеденный несколько часов назад обед уже давно покрывал траву под окном дома, а рвотные позывы даже не собирались прекращаться. В какой-то момент я почуствовала, что, помимо желудочных спазмов, появились еще и кишечные. Расстояние до туалета – 10 метров до противоположной стороны комнаты, и еще полтора до самой кабинки снаружи – казалось непреодолимым, поэтому какое-то время я старалась их подавлять, но перспектива обделаться на глазах у малознакомого индейца и собственного бойфренда была еще хуже. На полпути от окна до двери я попыталась опереться на стену – вот же она, совсем рядом! – но оказалось, что от меня до стены шагов пять. Каким-то чудом смогла удержать равновесие. Когда я уперлась ладонями в шершавую поверхность стены, откуда-то появилась твердая уверенность: это на самом деле вход во второй туалет – чистый, с пластиковым сиденьем, кнопкой спуска и рулоном туалетной бумаги. Я стала пытаться поддеть пальцами одну из досок, чтобы открыть несуществующую дверь. «Ох, и штормит тебя!», - причитал Рохелио, разворачивая меня в сторону выхода и помогая добраться до настоящего туалета. «Наверное, ключ потерял, растяпа», - с досадой подумала я.
Там, в темноте амазонского сортира, начались, пожалуй, самые мучительные несколько часов моей жизни. Как поет Ольга Арефьева, «В человеческом теле так много отверстий – тебе смешно, а у нас это с детства». Наверное, почти с каждым хотя бы раз случалось такое пищевое отравление, когда сильной диарее сопутствует рвота. Так вот, если усилить интенсивность и того, и другого раз в 5, добавить такое головокружение, при котором непонятно, смотришь ли ты наверх или вниз, лютую мышечную слабость и почти полное отсутствие способности контролировать как тело, так и рассудок – получится эффект, который оказала на меня аяуаска. Я хотела опереться головой о руку, но поднять руку не могла. Все тело покрылось испариной, было очень холодно. Самыми тяжелыми были моменты, когда нужно было воспользоваться салфеткой. Найти карман джинсов. Засунуть в карман руку. Достать пачку салфеток. Вытащить одну из пачки. Выбросить использованную салфетку в урну.
Когда я закрывала глаза, на меня обрушивался бессвязный поток мыслей, слов и образов. Никаких инсайтов, открытий третьего глаза и духовного просветления, часто вызываемых аяуаской, не было – были только лишенные смысла обрывки диалогов, ситуаций, рекламных роликов, трейлеров к несуществующим дурацким фильмам. Самым неприятным было, когда некоторые из этих обрывков закольцовывались и проигрывались снова и снова – иногда подряд, а иногда с перерывами. В начале каждого такого «ролика» я уже знала, что видела его не один раз, но остановить не могла - разве что ускорить. Время от времени меня вырывало из этого мутного потока очередным приступом тошноты или поноса.
Некоторые мысли были более оформленными, чем другие, например: «Вот сижу я голой жопой на унитазе в джунглях Амазонки, обдолбанная какой-то индейской дрянью, и я такая маленькая, и вся Земля такая маленькая, и Солнечная Система маленькая, а Вселенная такая большая, и это так страшно».
Несмотря на весь фоновый бред, происходивший в моем сознании, трезвое мышление никуда не делось. Я четко осознавала, где я и что я делаю, и очень боялась, что аяуаска повредила какие-то нейронные связи в моем мозгу, и что это жуткое состояние бессилия останется со мной до конца жизни. Я старалась отвлечься, думая о том, где бы я предпочла сейчас быть: на филиппинском пляже, в кровати 5-звездочного отеля, в ресторане с видом на Колизей - но быстро сдавалась, понимая, что единственное, чего я действительно хочу - чтобы этот ужас поскорее закончился.
Периодически я предпринимала героические попытки вернуться в дом. На трясущихся ногах доходила до двери, хваталась за косяк, но желудок тут же приказывал отправиться обратно в уборную. В нем уже давно не оставалось никакого содержимого, поэтому большинство позывов вызывали только судороги во всем теле, но никогда не знаешь наверняка... «Потерпи, видишь, сколько в тебе всякой дряни! Это она выходит, завтра будешь чистой и свежей», - утешал меня Рохелио.
Нил пару раз пытался начать диалог из-за двери туалета: «Ты как? Я могу чем-то помочь?», - спрашивал он. «Ааэуаэ...», - отвечала я, и даже такой ответ стоил мне неимоверных усилий.
Мне казалось, что с начала церемонии прошло часов 10 (на самом деле, конечно, не больше 3-х), когда, в очередной раз открыв глаза, я вдруг поняла, что черные верхушки деревьев, видневшиеся через щель в туалетной стене, перестали ходить ходуном, а мысли, хотя все еще хаотичные, приняли несколько более упорядоченный характер. В этот раз я смогла дойти до комнаты, и прохрипеть: «Воды. Пожалуйста», прежде чем меня согнул пополам очередной приступ тошноты.
«Даже находясь почти в предсмертном состоянии, я не забываю про "пожалуйста". Потому что я леди», - с гордостью думала я, стоя на коленях и блюя уже даже не на пол, а на собственные джинсы.
Нил, который, похоже, давно пришел в себя и выглядел разве что немного усталым, подал мне бутылку - с 3-й попытки мне удалось ее взять, отвинтить крышку, и даже завинтить ее обратно.
По мере того, как ослабевало действие аяуаски, усиливалась брезгливость. Помимо желания, чтобы все это поскорее закончилось, появлялись другие: помыть руки с мылом, почистить зубы, надеть свежее белье. Но главное - невыносимо хотелось спать.
Наконец, дон Рохелио, казалось, дремавший в углу, сообщил: «Пора заканчивать» и снова запел. Когда песня подошла к концу, меня снова стошнило, но страх, что это продлится всю мою жизнь, уже ушел: желудок постепенно приходил в норму, а шаман несколько раз повторил, что со мной все в порядке, и теперь просто надо отдохнуть - меня это успокоило. С огромным трудом, на неслушающихся ногах, хватаясь за стены, за Рохелио, за Нила, я дошла до лестницы на второй этаж, поднялась по ней и рухнула в свой гамак - совершенно без сил. Последнее, что я почувствовала, перед тем, как провалиться в сон - как Нил укрыл меня моей шерстяной шалью.
После бала
Рохелио предупреждал, что в 5 утра нужно будет "встать и помыться в реке", но я до последнего надеялась, что после всего, через что я прошла ночью, он меня пощадит. Не пощадил; Нил осторожно разбудил меня и сообщил: «Тут это... Рохелио опять в одних трусах, говорит, пора идти купаться». С удивлением я обнаружила в себе вновь приобретенную способность смеяться. С еще большим удивлением осознала, что, вообще-то говоря, могу без посторонней помощи встать с гамака, достать из рюкзака купальник и переодеться. Это было сложно, через пару шагов мне пришлось уцепиться за деревянную подпорку, чтобы не потерять равновесие; руки по-прежнему дрожали, ноги подкашивались, но голова была на удивление свежей. Рохелио, такой же бодрый и активный, как и днем ранее, смотрел смешливо, но по-доброму: «Я знаю, что тебе тяжело, но обязательно надо искупаться, чтобы потом было легче». Он объяснил, что при употреблении аяуаски в теле вырабатывается очень много тепла, и, чтобы это тепло не ударило в голову, ее нужно искусственно охладить, или что-то вроде того...
Заходить в холодную коричневую воду по илистому дну, едва проснувшись, было не то чтобы очень приятно, но, по сравнению с опытом предыдущей ночи, вполне терпимо. Кроме того, маленький рукав Амазонки был единственным источником воды поблизости от дома целителя, так что мне все равно рано или поздно пришлось бы туда залезть, чтобы создать хотя бы иллюзию чистоты.
Проведя в воде минут 5, не больше, мы направились обратно к дому. Рохелио, несмотря на мое вялое сопротивление, отмыл мои ноги от глины и ила, поздравил нас с окончанием церемонии и сообщил, что теперь мы можем спать, сколько душе угодно.
Когда я проснулась в следующий раз, было уже около часа дня. Те же женщины принесли нам специальный пост-аяуасочный обед: без соли и без сахара - пресный рис, пресная лапша и вареное яйцо. Нил умял все за обе щеки, а я на еду даже смотреть не могла - съела совсем чуть-чуть, и то, только потому что Рохелио настоял. Он был вообще не очень доволен, что мы уезжали от него в тот же день, не получив достаточного отдыха, но с этим было ничего не поделать - на следующее утро нам нужно было возвращаться на самолете из Летисии в Боготу. Сделав прощальное селфи, мы еще немного поговорили; целитель весело рассмеялся, услышав, что я никогда в жизни и не за какие деньги больше не захочу повторить этот опыт: «Это ты сейчас так говоришь, а вот посмотришь, как твоя жизнь изменится с завтрашнего дня. Ты станешь активнее, счастливее, энергичнее. Но через год эта энергия пойдет на спад, и ты постараешься снова приехать сюда на церемонию - так бывает почти со всеми». Нил, кстати, сказал, что с удовольствием повторил бы – в отличии от меня, он от приятия напитка ощутил исключительно покой и умиротворение.
Перед самым нашим отъездом, как назло, начался тропический ливень. Мы надели дождевики, чтобы не намочить вещи, вызвав бурю веселья у толпы внучат Рохелио, бегавших вокруг дома, радостно плещущихся в реке и не обращающих ровно никакого внимания на дождь. Рохелио сам отвез нас к причалу, крепко обнял и еще раз пообещал, что со мной все будет хорошо. Несмотря на весь испытанный в его доме страх и дискомфорт, уезжать от старика было немного грустно.
К настоящему моменту со дня церемонии прошло 2 недели. На восстановление у меня ушли еще два или три дня; обещанной энергичности я так и не почувствовала, но общее настроение действительно в последнее время куда лучше, чем обычно, хотя не могу сказать наверняка, связано ли это с аяуаской.
Несмотря на мой скорее негативный опыт, я не стала бы отговаривать кого-либо от попыток его повторить. Воздействие напитка на каждого человека строго индивидуально, и можно найти немало свидетельств того, как аяуаска на порядок улучшала качество жизни, а сама церемония проходила легко и безболезненно. Главное, что нужно понимать, решившись на это - что проводить церемонию обязательно должен опытный шаман, который сможет гарантировать вашу безопасность на протяжении всего процесса.