Добрый день, уважаемые коллеги, дорогие друзья! Тема моего сообщения посвящена восприятию одного народа другим. А именно русскими немцев. Мне кажется, что тема эта весьма актуальна. Зная механизмы функционирования в нашем сознании и подсознании образов «Другого» (в данном случае другого народа), мы можем более адекватно (правильно) понимать друг друга. Более того, стараясь понять «Другого», мы лучше познаем себя. Понятие «мы», «свои», появляется только, когда мы пониманием, кто такие «они», кто такие «чужие».
Почему я для изучения восприятия русскими немцев взял именно 1813 год? Во-первых, потому, что стереотипы (тем более архетипы) сознания и подсознания являются феноменами «большой длительности». Они формируются и функционируют десятилетиями, а то и столетиями. Открытые для традиционного сознания русских со времен Петра I «немцы» («немые» - не говорящие по-русски), стали символом Запада. Увлечение Францией, «галломания» второй половины ХVIII в. сделала образ «немца» еще более аморфным, собирательным, синонимичным «иностранцу». Но в 1813 г., в эпоху заграничных походов русской армии против Наполеона, в эпоху освобождения Германии от французского засилья масса русских людей (не только офицеров, но и унтер-офицеров, и солдат) вступила в самый непосредственный контакт с населением Германии. Я говорю «с населением Германии», потому, что немцы еще слабо осознавали себя «немцами». Пруссаки, саксонцы, вюртембержцы, баварцы (не говоря уже об «австрийцах») бывало и воевали друг с другом волею судеб по разные стороны баррикад. Но, с точки зрения восприятия «Другого» (другого народа), для русских было важно, что, во-первых, вчерашние противники (в 1812 г.) стали союзниками. И, во-вторых, появилась возможность воочию убедиться, действительно ли «за морем житьё не худо»…
Русские отлично отдавали себе отчет о вынужденном характере участия немецких контингентов в кампании 1812 г. против России. Например, М.И. Кутузов в 1812 г. полагал, что Пруссия – противник, который «по несчастным обстоятельствам завлечен в сию войну»[1]. Если и существовала недоброжелательность, то она исчезла с вступлением русских войск в Пруссию. Местное население встречало их как братьев и освободителей. О том, что русским оказывался очень теплый прием (с иллюминацией, цветами и лавровыми венками), свидетельствуют как официальные документы, так и личная переписка, воспоминания участников похода 1813 года.
Попробуем выделить основные составляющие образа Германии и немцев по воспоминаниям русских участников похода 1813 года.
Во-первых, конечно, женщины… Авторы мемуаров (нижних и средних чинов) отмечают статность и высокий рост саксонских женщин, их трудолюбие и вежливость. Женский костюм жителей Саксонской земли весьма странен: корсет и короткие по колено с чистыми борами исподницы, складные ножки в белых чулках и с широкими подвязками с большим бантом показывают легкость, проворство и щегольство его обладательницы[2].
Другой участник похода 1813 года, подполковник-артиллерист Илья Раджицкий, находясь в Силезии, также заинтересовался поведением, бытом и нравами немецких женщин. Автор вспоминает, что местные девушки были весьма любезны, остроумны и довольно строги в своей нравственности, так что неблагопристойность или какая-либо дерзость при них были непозволительны. Радожицкий отмечает, что на женском поле, в Силезии (да и в Саксонии, как и в России) оставалось вообще все домашнее хозяйство: «их дело было смотреть за чистою в комнатах, готовить кушанье, мыть белье, чистить посуду, кормить дворовую птицу, и косить траву для коров, которые всегда содержались в стойлах. Пожилые бабы занимались легкою работою, сидели за вязанием чулок, за самопрялкою, или за шитьём»[3].
Естественно, одними женщинами дело не ограничилось. В перечне составляющих образа Германии я их поставил на первое место не по частоте упоминаний в мемуарах и не по глубине анализа мемуаристом предмета наблюдения, а из уважения к самим женщинам…
Мемуаристы дружно отмечают особенности быта местного населения. Особенно импонирует им трудолюбие немцев. Как свидетельствует автор «Походного журнала 1813 года», саксонец ни малейшего часа не сидит в праздности: рукоделия и мануфактуры, находящиеся «в цветущем состоянии» являются подтверждением вышесказанного. Сельские жители заняты в хлебопашестве и садоводстве, аллеями по дорогам разбросаны фруктовые деревья. Автор «Походного журнала 1813 года» подчеркивает опрятность и гостеприимство местного населения, а также уважение к русским[4]
Офицер И.Ф. Соловьев не без зависти к природно-климатическим условиям Европы, так отзывался о быте немцев: «Мужчины возились более с лошадьми. По недостатку сенокосных лугов, поселяне не держали много скота; каждый имел не более пары лошадей и двух коров. Для продовольствия их они сеяли траву клевер, которые рос так скоро и густо, что за продолжение лета раза три ее скашивают; таким образом, небольшой участок земли, засеянный клевером, достаточно служит для скота и лошадей на годовое продовольствие».
Особенности внешнего вида (как и в случае с женскими нарядами) так же отмечаются мемуаристами: «Иногда посещали нас пожилые крестьяне, в светло синих куртках, в треугольных шляпах, с длинными на затылках косами, в кожаных панталонах и в длинных ботфортах; разговаривали они протяжно, с почтительностью и всегда были рассудительны: кротость их характера показывала людей, по своему званию и понятиям довольно образованных».
В исследованиях, посвященных взаимным восприятиям одного народа другим, давно подмечено, что образ «Другого» всегда является проекцией собственных проблем. Не давая оценок, просто констатирую: в мемуарах русских офицеров – участников заграничного похода 1813 года часто сквозит удивление образованностью немцев. Приведу слова того же Соловьева: «Мы удивлялись достоинству народа, который в сельском быту мог достигнуть такой степени просвещения и благосостояния».
Помимо бытовых, хозяйственных зарисовок важное место в образе Германии и немцев у русских мемуаристов занимает описание властных отношений в обществе, природно-климатических условий, наконец, пресловутого «немецкого характера». Но эти сюжеты требуют отдельного обстоятельного разговора. Пока же можно констатировать, что поход 1813 года означал для многих русских открытие немцев. Открытие немцев не как собирательного образа иностранцев, говорящих на непонятном языке, а как собственно немцев. И, соответственно, это открытие «Другого» способствовало лучшей самоидентификации русских: все познается в сравнении!
Спасибо за внимание!
[1] М.И. Кутузов. Т. 4. Ч. 2. С. 455.
[2] Походный журнал 1813 года. - С. 477.
[3] Походные записки артиллериста с 1812 по 1816 год. – С. 162.
[4] Походный журнал 1813 года. - С. 477.