Наш герой Евгений Фатеев рассказывает о том, как случайно оказался в Екатеринбурге и возродил империю уличного искусства. Не без кризисов, конечно.
Креативного директора рекламного агентства «Стрит-Арт» легко спутать в толпе с обычным горожанином среднего возраста. Клетчатая рубашка с закатанными рукавами, темные брюки и кроссовки — в таком виде Евгений Фатеев каждый день идет к главпочтамту. Здесь, в соседнем доме восседают его монстры дизайна, рекламы и уличного искусства. А двадцать лет назад в небольшом киоске на пятачке у почты его чуть не сожгли.
О пути от студента-историка до креатора, искусстве и городском фундаментализме сегодня Фатеев рассказывает сам в нашей истории о «Свердчеловеках».
Мы, взрослые дяденьки, все испытываем кризисы среднего возраста. И выходов из них три: можно смириться, можно спиться, а можно попытаться что-то изменить. Пить пробовал и я, но организм оказался крепче, тогда я попробовал третий способ. Рядом оказались нужные, крепкие и проверенные люди, сейчас они составляют команду агентства «Стрит-Арт».
«Худых надо бояться»
В Екатеринбурге я оказался совершенно случайно. Школу заканчивал в северном поселке, но, будучи весьма амбициозным молодым человеком, поехал поступать в Москву. Это был 1992 год, тогда вступительные экзамены в столичных вузах начинались раньше, чем в других городах. В МГУ я не поступил, тогда отправился в Питер. Но и там не нашел места — местный университет слишком пах достоевщиной. Тогда я подумал: «Схожу в Эрмитаж, быстренько посмотрю картины, а потом на вокзал. Куда будет отъезжать первый поезд, туда поеду и я». Так я и приехал в Екатеринбург.
Поступил на истфак в УрГУ. Днем учился, ночью подрабатывал. Одна из моих работ — киоск рядом с Главпочтамтом, в нем продавали и шоколадки, и сигареты, и алкоголь. В этом киоске со мной приключилась абсолютно тарантиновская история, которую вспоминаю до сих пор. Видимо, мой хозяин кому-то задолжал — времена-то сами знаете, какие были — и вот к киоску подошли двое — толстый и тонкий. Говорят: вот мы сейчас раздербаним этот киоск, а с пацаном-то что делать? Толстый говорит: давай выпустим его, жалко ведь парня! А тонкий ему: нет, и точка. Но в итоге меня выпустили, а киоск сожгли. На всю жизнь запомнил лицо этого толстого пацана, если бы не он, наверно, меня бы и не было. Потому я сейчас всегда говорю: толстые — правильные люди. Худых надо бояться.
«Делами рулят другие, а я сижу и ворчу»
Я очень люблю Евгения Гришковца, но есть одно, с чем я не согласен. В «Письмах к Андрею» он говорит, что не верит в коллективное творчество. До того, как сделать «Стрит-Арт», я руководил отделом продаж в большой компании, но когда решил все поменять, подвернулись люди, которые до сих пор часть нашей большой команды. Мы нашли форматы истинного коллективного творчества — это обсуждение и воплощение. Потому сегодня я говорю «мы», а не «я».
Несколько лет команда «Стрит-Арта» не работала, а училась. И вот, наконец, мы стали умнее и, удивительно, не стали мизантропами. Сейчас же переходим на другой уровень: наша аудитория — это в том числе и дизайнеры, для них мы возвращаемся в премьерную повестку, а также начинаем публиковать новые кейсы. Раньше дела агентства сводились к рекламе и дизайну, но границы сдвигаются. Сегодня потребителю нужен другой, модицифированный продукт, и мы готовы его дать. Например, компьютерные игры.
Я — премудрый пескарь, моя работа заключается в том, чтобы ворчать. Делами рулят другие, а я сижу и ворчу, когда что-то не так. У агентства есть набор внутренних принципов, мы стараемся жить по ним, потому может и не такие успешные, как другие. Мы могли бы заработать миллионы на алкоголе или политике, но отвечаем таким заказчикам отказом. Эти решения принимаются за пару минут, сколько бы денег ни стояло на кону.
Мы не виноваты, что «Стенограффия» и стрит-арт сегодня стали ассоциироваться со мной, на самом деле без других людей это делаться не может.
Не скажу, что с уличным искусством у меня любовь. Как историк по образованию, я интересуюсь наивным искусством. В двадцатом веке фигура художника очень раздута, и многим уже не важно, что он делает. Меня же интересует искусство, порожденное функцией: тот же Микеланджело не только самовыражался через скульптуры и барельефы, но и выполнял заказ для Папы Римского. Сегодня в уличном искусстве осталась искренность: художникам не западло сделать что-то для детской площадки, украсить паршивую стену. За это, наверно, его и любят.
С этим фестивалем мы играли в долгую: сначала дали городу его узнать, почувствовать и понять. Город рос, и мы росли вместе с ним. Любые слова и картиночки — это продукт, они вроде и в книжке написаны, но порождают смыслы. Вместе с уличным искусством мы стараемся помогать людям. Вот стоит девочка, ей хочется признаться в любви, а кто это сделает за нее? Раньше была группа «Руки вверх», а сейчас? Вот поэтому на стенах появляются рисунки.
«Есть фундаменталисты исламские, я — екатеринбургский»
Мы в гордом городе живем. Что бы он в себе не породил — это будет правильно, это будет про него. Та же «Стенограффия» порождена городом. И это ценно. Потому что это проявление культуры, социальности, с которой у нас в целом напряг. Мы в кафе-то научились ходить только лет 15 назад.
Россия — страна здоровая, но есть у нас проблема — очень плохо работает класс производителей смыслов. Мне в этом плане повезло: я видел слом одной империи, и сейчас при мне рушится другой миропорядок. Сейчас происходит архаизация — скоро людей можно описать через романы XIX века. Мир будет непростой, злой, опасный, но мы уже выходим из большой иллюзии, которая появилась в 1991 году. В отличие от других стран, у нас чуть раньше случился кризис, мы чуть более готовы к новой реальности.
Есть фундаменталисты исламские, а я — екатеринбургский. И мне, как екатеринбуржцу, круто, когда здесь происходят разные события, а визуальная среда становится разнообразной. Я сторонник «большого луга», когда в одном пространстве сочетается всякое — и девочки с оранжевыми волосами, и католические монахини, и панки с фаерами на улице. Все они хотят самопрезентоваться через некую визуальную идентификацию. В Екатеринбурге это происходит, в том числе, и с логотипом. Говоря профессионально — айдентикой. И я, как екатеринбургский фундаменталист, всегда буду против, если такие нововведения будут извне.