Однажды Сталин слушал радио на своей даче в Кунцеве. Транслировали 23-й фортепьянный концерт Моцарта. В десять вечера в Радиокомитет позвонили. «Сегодня передавали концерт Моцарта в исполнении пианистки Юдиной. Осталась ли пластинка?» — спросил Сталин. Генсек не знал, что оркестр играл в прямом эфире и запись не велась. Но как сказать об этом вождю? «Да, Иосиф Виссарионович», — соврал мокрый от страха дежурный чиновник. «Тогда пришлите мне её завтра к девяти утра», — распорядился хозяин Кремля.
В Радиокомитете началась паника. Оставался только один выход: записать концерт ночью. Однако время было военное, и многие оркестранты уже уехали из Москвы. Их заменили случайными музыкантами, но от чудовищного волнения те никак не могли сыграться. Дирижёр упал в обморок, и его отправили домой. Нашли второго, но тот всё путал. Когда третий маэстро, Александр Гаук, встал за пульт, работа закипела. Глядя на невозмутимых Юдину и Гаука, музыканты довели свои партии до финала. Запись сделали в единственном экземпляре.
Ровно в 9 утра пластинка легла на стол генсеку. Несколько дней вождь не показывался на людях. Сталин постоянно слушал Моцарта, лишь просил бутерброды с чаем. После этого Юдина получила конверт с 20 тысячами рублей по особому распоряжению Сталина. Пианистка тогда не имела своего угла, ночевала где придётся — у знакомых, а то и в подъездах. Марина Вениаминовна ходила в единственном чёрном платье, под которым, по воспоминаниям Пастернака, носила настоящие вериги.
Юдина написала главе страны признательное письмо. «Иосиф Виссарионович, благодарю вас за поддержку, — гласило послание. — Я буду молиться за вас день и ночь и просить Господа простить ваши огромные грехи перед народом и страной. Господь милостив, Он простит вас. Деньги я отдала в церковь, прихожанкой которой являюсь». Пианистку после таких откровений не тронули.
Вскоре Сталин принял в Кремле церковных иерархов, а из лагерей начали возвращаться священники. 5 марта 1953 года на патефоне в кабинете вождя нашли ту самую пластинку. 23-й фортепьянный концерт Моцарта — последняя музыка, которую Сталин слушал в жизни.