Одно дело в шести странах побывать. Другое — в шести странах пожить. И не во всех — по доброй воле. Один этот факт биографии Ивана Солоневича говорит о его любопытной судьбе.
Текст: Михаил Быков
Не сказать, что о писателе, философе, публицисте и издателе Иване Лукьяновиче Солоневиче совсем уж забыли. Его книги, прежде всего "Россия в концлагере", "Народная монархия", "Диктатура сволочи", время от времени переиздаются. И не только в России. Например, его работа "Народная монархия", которую Солоневич завершил незадолго до своей смерти в 1953 году, впервые была издана на родине автора осенью 1991 года в еще сохранявшем последние остатки жизни Советском Союзе. Несмотря на то, что государство СССР и Солоневич испытывали друг к другу абсолютную ненависть. Книга вышла тиражом 40 тысяч экземпляров и быстро стала библиотечной редкостью.
О самом Солоневиче в нынешней России снят документальный фильм, написано несколько книг, в частности в известной "молодогвардейской" серии "Жизнь замечательных людей". Кстати, эта биография ЖЗЛ вызвала несколько жестких статей в периодике, в которых Солоневича назвали и агентом НКВД, и сотрудником Геббельса, и антисемитом. Мол, разве такой человек мог быть замечательным? Если взяться за толкование слова "замечательный" в словарях русского языка, то оно вовсе не является синонимом слова "хороший". У Ожегова это — "исключительный по своим достоинствам, выдающийся". У Ушакова в первую голову — "необыкновенный, возбуждающий удивление, восторг; выдающийся". В том, что Солоневич был именно исключительным и необыкновенным, сомневаться не приходится. Свидетельством тому — его книги и статьи, да и вся его сумбурная жизнь. А что до замечательных людей, то создатель атомной бомбы Роберт Оппенгеймер, безусловно, относится к числу замечательных физиков-теоретиков. Если, конечно, не найдутся аргументы, доказывающие, что физики-теоретики — не люди.
В ЦАРСКОЙ РОССИИ
Иван Солоневич родился 14 ноября 1891 года в Гродненской губернии. Большинство биографов сходятся на том, что в местечке Цехановец Бельского уезда. Семья самая что ни на есть простая. Сам Солоневич писал об этом так: "Я вырос в очень консервативной и религиозно настроенной семье. Никогда, ни с какой стороны ни к каким привилегированным классам не принадлежал и не принадлежу: мой отец в детстве свинопас, впоследствии, в годы моего детства, он стал сельским учителем (окончил учительскую семинарию за казенный счет). Потом статистический чиновник в Гродно, потом редактор "Гродненских губернских ведомостей" при П.А. Столыпине, потом издатель газеты "Северо-Западная Жизнь" на деньги того же П.А. Столыпина, тогда уже премьер-министра". Про мать не упомянул. Видимо, оттого, что семья распалась довольно быстро. Хотя Лукьян и Юлия Солоневич успели до "периода распада" произвести на свет еще двух сыновей: Всеволода в 1895-м и Бориса в 1898-м.
Отец с сыновьями перебрались в Гродну. Лет в 18 Иван увлекся спортом. Тогда были в моде возникшие в Чехии и распространившиеся по Восточной Европе спортивные кружки, имевшие общее название "Сокол". В них занимались "сокольской" (коллективной) гимнастикой, а также тяжелой атлетикой, борьбой, боксом. Подоплека видна невооруженным глазом. Что американские скауты, что славянские "соколы" — подростков и молодежь готовили к войне. В то же время в местечках и городках западной окраины Российской империи это был один из немногих способов сохранить здоровье и веру в личную перспективу. Солоневич писал: "...для "нравственного и физического внешкольного воспитания молодежи" было организовано только одно: дома терпимости. Те, кто не хотел шататься по домам терпимости, начинал шататься по всякого рода революционным подпольям".
Несмотря на все усилия, создать полноценный клуб "Сокол" в Гродне не удалось. 20-летний Солоневич экстерном получает среднее образование в гимназии города Вильны. Прицел — получить высшее образование, вырваться из рутины. Примерно в то время Иван начал печататься в изданиях отца, получил первый опыт редактирования. Поступил, однако, на юридический факультет Петербургского университета. Молодого человека профессия юриста нисколько не привлекала, но общее университетское образование представлялось ему обязательным условием для реализации в журналистике.
В 1914 году в жизни Солоневича случились два важных события. Во-первых, он женился на полковничьей дочери Тамаре Воскресенской, выпускнице Донского Мариинского института благородных девиц. Во-вторых, занял второе место в первенстве России по тяжелой атлетике.
Едва началась Первая мировая война, Солоневич получил призывную повестку. Но медики забраковали силача по причине близорукости. В 1915 году у Солоневичей родился сын Юрий. Приблизительно тогда же Иван стал активно сотрудничать с консервативной газетой "Новое время". Пожалуй, этот период стал для Солоневича временем утверждения в своей философской позиции. Ведь одним из самых ярких публицистов "НВ" был Михаил Меньшиков, правый консерватор по убеждениям, один из создателей Всероссийского национального союза, который при довольно радикальных взглядах находился в переписке с такими политически разноплановыми гениями, как Лев Толстой, Михаил Нестеров, Дмитрий Менделеев и Антон Чехов.
Когда в 1916 году Русская армия стала испытывать нехватку солдат, здоровых тыловиков стали перебрасывать на фронт, а на их место в запасные батальоны начали призывать ограниченно годных. Призвали и Солоневича. В лейб-гвардии Кексгольмский полк. Тамошние офицеры никак не могли пристроить солдата, чье зрение составляло весьма скромные проценты от нормы. Решение подсказал сам новобранец: он взялся проводить различные спортивные занятия для солдат. График занятий позволял большую часть дня проводить за письменным столом и в редакциях. Да, настало время, когда солдат, находясь на действительной службе, мог позволить себе публиковаться вовсю. Несколькими годами ранее такое и офицерам дозволялось в исключительном порядке и, как правило, под псевдонимом.
В канун Февральской революции Солоневича комиссовали.
В СОВЕТСКОЙ РОССИИ
Между революционными Февралем и Октябрем Солоневич жил весьма энергично. Он восстановился в университете, продолжал печататься, но на жизнь зарабатывал грузчиком. Попытался вместе с отрядом студентов-спортсменов принять участие в событиях, связанных с противостоянием премьер-министра Александра Керенского и Верховного главнокомандующего Лавра Корнилова, разумеется, на стороне последнего. Однако находившийся в Петрограде лидер Союза казачьих войск генерал-майор Александр Дутов отказал семи сотням студентов, сославшись на силу и боевую подготовку подчиненных ему казаков. Сильно ошибся тогда Александр Ильич...
Одно из первых мероприятий, проведенных пришедшими к власти большевиками в сфере СМИ — закрытие "Нового времени". Солоневич, понимая, чем это может кончиться для него лично, с семьей двинулся в Киев, где примкнул к Белому движению. Из-за слабого зрения в боях участия не принимал, но много трудился на ниве пропаганды и... разведки, перебравшись в Одессу. Семья оставалась в Киеве, а когда воссоединилась в Одессе, Солоневича свалил сыпной тиф. Уйти в Крым, к Врангелю, не получилось. Зато получилось угодить в руки чекистов. После трехмесячной отсидки семью выпустили. Поспособствовал за что-то обязанный старый знакомец, ставший какой-то шишкой в одесской ЧК.
Судя по реалиям начала 20-х годов, Железному Феликсу не сразу удалось расправиться с врагами, инакомыслящими, равнодушными и сочувствующими, но классово чуждыми. Кого-то убили еще в 1918-м, кому-то удалось просочиться через сито первых репрессий. А некоторым посчастливилось выжить и спастись уже в 30-е. Среди них — Солоневич. Да не один, а с женой, сыном и братом. Второй брат, Всеволод, умер от тифа в 1920 году.
За четырнадцать лет, разделивших первый арест и последний побег, в жизни Ивана Лукьяновича случилось многое. К примеру, в 1920-м ему удалось получить комиссарский мандат для работы в городке Ананьев. Солоневич с юмором вспоминал: "Я почему-то был инструктором по кооперации. В кооперации я не понимал ничего, но, с другой стороны, и кооперации-то никакой не было. Так что мои функции особенной трудностью не отличались". Но прежде ему довелось побродить по Одесской губернии, давая с братом представления в селах по части борьбы и бокса. Бывало, с Солоневичами бродил Иван Поддубный.
В 1921-м Иван вернулся в Одессу. Здесь он в течение двенадцати лет подвизался на физкультурном поприще. Одессу сменила Москва: Солоневич все служил в каких-то спортивных советах, секциях, отделах. Из автобиографии: "Осенью 1926 года я переехал из Одессы в Москву. В Одессе я был раньше преподавателем гимнастики, потом стал инструктором спорта в местном профсоюзе. В Москву я попал уже на более высокий пост, пост спортивного бюрократа в Центральном союзе служащих. Мой брат занимал пост инспектора спорта в военном флоте. И в качестве человека, имеющего почти адмиральский чин, получил крохотную комнату на Тверской улице в доме 75. Брата сослали на Соловки, и комната осталась в моем полном распоряжении. Я из нее сбежал. <...> Мои жилищные поиски в Москве <...> закончились полным и безнадежным провалом. Я устремил свои надежды на московские пригороды. На другом полюсе столичной жизни вел свое странное полупризрачное бытие подмосковный пригород — станция Салтыковка, на 17-ой версте Нижегородской железной дороги. Я прожил там почти все года моей московской деятельности".
В Салтыковку мы еще вернемся, а пока отправимся в Подпорожское отделение Беломорско-Балтийского комбината НКВД СССР. Сам ББК, можно сказать, владел огромной территорией — чуть ли не всем Русским Севером. В его ведении был не только Беломорско-Балтийский канал, но и множество различных предприятий "на воле" и в лагерях. Империя была создана в 1933 году, и одними из первых ее подданных стали братья Солоневич, получившие за организацию контрреволюционного общества, антисоветскую агитацию, шпионаж и попытку вооруженного перехода границы по восемь лет. Сыну Ивана, Юрию, которому только исполнилось 18, дали три года. Из всех перечисленных статей виноваты Солоневичи были только в одной — в попытке перехода границы. Побег не удался, так как в группе оказался стукач.
Это была не первая попытка. Годом ранее Солоневичи пытались пересечь советско-финскую границу. Готовились тщательно, но подвело незнание особенностей местности. Карельская магнитная аномалия сбила стрелки компасов, и группа заблудилась. Иван Солоневич серьезно заболел, и все вернулись по домам. Без последствий. В первый раз стучать было некому. Казалось бы, свободному человеку сбежать легче, чем подневольному. Но именно третий эксперимент по преодолению границы оказался удачным. Летом 1934 года отцу и сыну понадобилось 16 дней, чтобы перебраться в Финляндию. В который раз Солоневичу помог спорт. Нет, не бицепсы, а связи со спортивным обществом НКВД — "Динамо". За несколько лет до того он подготовил и издал 10-тысячным тиражом брошюру "Самооборона и нападение без оружия" для издательства НКВД РСФСР, куда включил свои представления об использовании смеси бокса и джиу-джитсу в прикладных условиях. Распространять тираж, в том числе среди спортсменов "Динамо", запретили, даже авторские экземпляры изъяли. И не потому, что плохо. Было б плохо, арестовали бы еще в 1928-м. Именно потому, что уж больно полезная книжка получилась.
Так вот, специфические связи помогли устроиться на ББК так, что Солоневич мог разъезжать по Карелии и присматривать место перехода. Брат Борис уходил один, по другому маршруту. И тоже успешно. Жена ушла двумя годами ранее. Но другим путем. Через фиктивный брак с немецким инженером.
ОТ ФИНЛЯНДИИ ДО УРУГВАЯ
К этому времени Солоневич еще не отметился ничем внушительным ни в публицистике, ни тем более в философии. Не до того было. Чтобы концепция окончательно сформировалась, требовались время, опыт, знания. А еще — относительно спокойная жизнь. Да, в эмиграции о нем кое-кто помнил по "Новому времени" и связям, образовавшимся во время журналистской карьеры в Петербурге—Петрограде. Но не более того. Но после заметки о его побеге в парижской газете Павла Милюкова "Последние новости" Иван Лукьянович стал истинно популярен. На контакт с ним начали выходить люди различных убеждений и из различных эмигрантских структур. От Александра Гучкова до председателя Русского общевоинского союза (РОВС) генерала Евгения Миллера.
А когда в 1935 году в газете "Последние новости" началась публикация первых глав книги "Россия в концлагере", популярность превратилась в уважение и авторитетность. Во второй половине 30-х годов прошлого века все события и всюду развивались с невероятной скоростью. Планета торопилась, будто знала, что край пропасти близок — 1 сентября 1939 года. Торопились в Испании республиканцы и Франко. Торопился Гитлер в Австрии и Судетах. Торопились финны и советская сторона. В Европе частенько поглядывали на восток, где торопились японцы в отличие от сонных китайцев. Торопились русские эмигранты. Торопились тайные агенты НКВД и гестапо.
Солоневич тоже торопился. Большая Европа визы не давала. Визу удалось получить только в Болгарское царство. Солоневич выкупил убыточную газету и довольно скоро поднял ее тираж с 2 тысяч до 9 тысяч. Другие источники говорят о том, что тираж "Голоса России", первый номер которой вышел в Софии в 1936 году, достигал в лучшие годы 15 тысяч. Для русских эмигрантских СМИ это очень хороший результат. Параллельно вокруг издания начал складываться неформальный круг людей, которых Солоневич определял термином "штабс-капитаны". Термин военный, но под ним Иван Лукьянович видел всю ту эмигрантскую массу бывших средних служащих, мелкопоместных помещиков, интеллигенции, студентов, младших офицеров поневоле, всех, кого он называл "наш "средний слой", миттельштанд, позвоночный хребет всякой нации". Впервые идея была вброшена через газету уже летом 1936-го.
Само собой, тезис вызвал недовольство в эмигрантской партийной среде и особенно среди военных, входивших в РОВС. Потому как РОВС — это не штатские штабс-капитаны, живущие в эмиграции тише воды, это боевые генералы и полковники, капитаны и поручики, прошедшие горнило Гражданской войны. И кому как не им определять будущее России, после того как "красный режим" падет? Уменьшилось число поклонников Солоневича и в монархических структурах. И это несмотря на то, что о своих монархических убеждениях он искренне заявлял более чем часто. Однако кому из вхожих некогда в императорскую свиту понравится такое: "Было время, когда мы, русские, были велики и сильны. Это было тогда, когда физическая и духовная боеспособность сливались в одно. Когда монархия не была только политической вывеской, а православие не было только молебнами и панихидами. Когда мы по-суворовски были "русские", а, следовательно, "с нами был Бог". Сейчас пытаются строить без православия — и из великолепных кирпичей получается чорт его знает что: что-то среднее между Дворцом Советов, уборной и просто кучей отвратительного мусора". Солоневич напечатал эти строки в 1939 году, когда уже оправился от трагедии, постигшей его в феврале 1938-го. В доме, где располагалась его квартира и редакция газеты, взорвалась бомба. Не сама по себе взорвалась, разумеется. Теракт готовился агентами НКВД несколько месяцев. Но злополучную посылку взял в руки не Солоневич, а его секретарь. Жена стояла рядом. Погибли оба.
Как ни цинично это звучит, но убийство жены открыло Солоневичу визовые двери в большую Европу. Он выбрал Германию. А может, она его выбрала. Некоторые источники сообщают, что книга "Россия в концлагере" очень понравилась Геббельсу и Герингу. Нет людей, не совершающих ошибки. И выбор Солоневича в пользу Германии был из разряда крупных ошибок. Хотя в каждой конкретной ситуации то, что впоследствии окажется ошибкой, может показаться спасением. На Солоневича в Москве объявили охоту, а мастерство охотников в эмиграции после странной смерти барона Врангеля, похищения лидеров РОВС Кутепова и Миллера не вызывало сомнений. Кто мог защитить? Помимо Германии...
Издательское дело в Болгарии Солоневич вел заочно. Одну газету власти закрыли. Он открывает другую. С этой расправляются. Он выпускает журнал. Вся эта карусель крутилась до 1940 года. А через год Солоневичу стало не до издательских проектов. Гитлеровская Германия напала на СССР. Многие русские эмигранты с предъявленной дилеммой справлялись мучительно. Не только потому, что страдали от очевидного раздвоения личности, где на одном краю — ненавистные большевики, на другом — возлюбленная Родина. Страдали и от страха, особенно в тех странах, куда могла дотянуться рука гестапо. Сегодня можно найти упреки в адрес Солоневича в том, что он всю войну добросовестно служил германской пропаганде. В самом деле, в начале войны он высказывался в печати о роли большевиков в русской истории. Но довольно быстро разобрался, что к чему. Например, отказался от должности главного пропагандиста в оккупированной Белоруссии. После встречи с генералом Власовым прекратил всякие контакты с ним и его сподвижниками. Весьма недвусмысленно отреагировал на информацию о том, что в оккупированных советских землях огромными тиражами распространяется его антисоветский труд "Россия в концлагере". Обещал найти этого издателя, обосновавшегося в Риге, и вовсе не для того, чтобы стребовать гонорар за 400-тысячный тираж.
Последнее и главное. Уже в октябре Солоневича пригласили в берлинское гестапо, где ему указали отбыть в ссылку в Померанию. Он выбрал городок Темпельбург, ныне — Чаплинек в Западно-Поморском воеводстве Польши. Он уже знал, что 22 июня 1941 года его брата Бориса гестаповцы арестовали в Бельгии и отправили в концлагерь.
Когда Красная армия вступила в пределы Третьего рейха, Солоневич отправился на запад, под Гамбург, где после капитуляции Германии оказался под британской юрисдикцией. Союзники без особых проблем отдавали Смершу тех, кто не представлял для них ценности. Берегли ученых, разведчиков, носителей секретов из высоких кабинетов. А что Солоневич, какой с него прок? И какой англичанам прок от идей, которые он пропагандировал? Русская народная монархия... Русский национализм, обвязанный традициями православия... Русский особый путь, отрицающий любое серьезное воздействие со стороны других цивилизаций, в первую очередь англосаксонской...
Солоневич оказался в лагере для перемещенных лиц. Он выбивал себе и семье визы в Латинскую Америку. Дело осложнялось тем, что вторая жена Ивана Лукьяновича была немкой, вдовой погибшего офицера вермахта. Но визы все-таки дали. В 1948 году Солоневичи отплыли в Аргентину. И в том же году в Буэнос-Айресе вышел первый номер газеты "Наша страна". Угадать фамилию главного редактора и идейного вдохновителя проекта нетрудно. Газета газетой, но главной задачей Солоневич определил для себя работу над книгой "Народная монархия", в которой изложил свои взгляды на прошлое, настоящее и будущее России. И что особенно важно, предъявил те методы, с помощью которых теорию можно превратить в практику. С концепцией Солоневича можно соглашаться, можно — нет. Можно что-то использовать, что-то отвергнуть. Но знать его историко-философскую позицию не помешает. Тем более что, в отличие от большинства таких работ, "Народная монархия" написана крайне отчетливо.
Довольно быстро вокруг Солоневича сплотился круг единомышленников — тех самых "штабс-капитанов". Но безжалостная критика других эмигрантских структур вызвала ответную реакцию. Вряд ли тогдашний президент Аргентины, Хуан Перон, питал симпатии к Советской России и уж тем более к советским спецслужбам. После некоторых усилий группе заинтересованных лиц удалось убедить аргентинские власти в нелояльности Солоневича. Ему было предписано в трехдневный срок покинуть страну. Последнее пристанище предоставил Уругвай, где первое время Иван Лукьянович жил в Монтевидео, потом на ферме у знакомых, наконец, в прибрежном городке Атлантида. Несмотря на болезни, он оставался энергичным и сохранял авантюрность характера. Собирался переселиться в седьмое государство — в США. Не успел. Умер в Итальянском госпитале Монтевидео.
Солоневич вспоминал: "Лично для меня Салтыковка имела ряд неоценимых преимуществ: простор, тишина, почти полная невозможность мало-мальски путной слежки и, наконец, тот факт, что мансарду свою я снимал у частника..." Надо как-нибудь выбраться на улицу Луговую, посмотреть на эту мансарду. Благо от ворот автора этих строк до мансарды Солоневича менее километра по прямой.