В середине 90-х годов прошлого века, когда у власти в Мьянме находился возглавляемый военными Государственный совет мира и развития, один мьянманский юрист, родом из дельты Иравади, искал работу. До 1988 года его карьера складывалась на удивление удачно – в 33 года он стал барристером Верхового Суда. Для юриста в Мьянме, где до сих пор господствует прецедентное колониальное британское право, и где надо поплавать в юридической практике несколько десятилетий, чтобы хоть что-то в ней понимать, это был на самом деле стремительный рост.
Но в 1988 году в стране начались массовые студенческие выступления, вызванные неудачной экономической политикой правительства, пытающегося по-своему строить социализм. Протестное движение студентов получило достаточно широкую поддержку в обществе. Юрист Верховного Суда тоже стал одним из тех, кто не боялся требовать перемен.
А потом был переворот 18 сентября 1988 года и приход к власти военных, в результате которого этот юрист получил запрет на профессию. Семья отчаянно нуждалась – его жена Чо Чо была вынуждена продавать доставшиеся от родителей ювелирные украшения, чтобы накормить двоих детей, мальчика Тан Вин Тхайка и девочку Пхью Пхью Тин, а потом - дать им достойное образование. Конечно, состоятельная семья жены оказывала помощь, но не для того они выдавали свою дочь за смышленого юриста из простой семьи, чтобы потом она пришла к ним за деньгами. Юрист прекрасно это понимал, и поэтому отчаянно искал работу, обходя контору за конторой.
А в это время другой человек, на 13 лет его старше, решил круто изменить свою жизнь. Военные власти объявили курс на создание рыночной экономики, начав ликвидацию многого из того, что ассоциировалось с социализмом. В страну пошли первые инвестиции. Генеральный менеджер мьянманского Внешторгбанка, одного из четырех «системообразующих» государственных банков Мьянмы, ушел со свой должности и основал собственную юридическую фирму, которая затем стала эксклюзивным мьянманским партнером всемирно известной PricewaterhouseCoopers. Ему нужны были толковые юристы, и он был готов рисковать при подборе кадров – тем более, что для генералов у власти привлечение инвестиций в разоренную страну были одной из первостепенных задач, а значит, цель оправдывала средства. Ему покровительствовал тогдашний министр национального планирования и экономического развития бригадный генерал Давид Оливер Абель – автор движения экономики к рынку и многих тогдашних преобразований в стране. Прагматизм генерала Абеля, который многие выводили из его еврейской крови, сделал свое дело. Именно генерал Абель дал добро на привлечение к работе в интересах дела любых юристов, в том числе с клеймом «оппозиционеров».
Этого юриста зовут Вин Мьин – в конце марта 2018 года он стал президентом Мьянмы. Человека, который когда-то помог ему с работой, зовут Со Вин – самым первым значимым кадровым решением президента Вин Мьина стало назначение Со Вина на должность министра планирования и финансов. То есть, Со Вин получил почти ту же самую должность, которую при военном режиме занимал генерал Абель. А если проще – стал «экономическим царем Мьянмы».
Снятая вывеска в переговорной комнате
В нулевые годы нынешнего века самым престижным офисным центром Янгона (а значит и всей страны) несомненно была башня Сакура, построенная японцами в конце 1990-х годов. Строили ее японцы с учетом всех тогдашних представлений о современных офисных центрах мегаполисов – за неимением отдельной автостоянки, в башне был даже лифт для подъема машин на первые этажи, где размещался паркинг. И хотя янгонские расценки на аренду недвижимости были очень дешевыми, для многих мьянманских компаний стоимость офисов в башне Сакура казалась заоблачной. Именно поэтому основная масса арендаторов были представительства зарубежных структур, а мьянманские компании можно было пересчитать по пальцам.
Одной из немногих мьянманских компаний, работавших в здании, была юридическая фирма Myanmar Vigor. В тогдашнем выглядевшем как после бомбежки Янгоне все офисы башни Сакура казались перенесенными если не с другой планеты, то точно из другой страны. Не была исключением и юридическая фирма.
Человек, пришедший сюда с тускло освещенной душной янгонской улицы с минимумом наружной рекламы и уличной иллюминации, видел, что на электричестве тут не экономят. Клиент попадал сначала в кондиционированную большую комнату, где рядами за компьютерами сидели юристы – все в корпоративных юбках и чисто выстиранных белых рубашках. И, что нехарактерно для Мьянмы, они не болтали друг с другом, а работали – сосредоточенно листали папки с документами, или печатали на клавиатурах.
А потом клиент попадал в комнату для переговоров – такую же чистую и вылизанную, как и большая комната, но при этом обставленную без излишеств. Вышколенная секретарша приносила чай, кофе или воду. Самым главным украшением комнаты была большая вывеска из ценного дерева с медными буквами – PricewaterhouseCoopers. Эту вывеска когда-то висела около входной двери, но затем, после введения санкций, всемирно известная компания вынуждена была формально уйти из Мьянмы. Но ее наличие в переговорной комнате ненавязчиво намекало клиенту, что далеко она не ушла, и что Myanmar Vigor – по-прежнему ее добрые друзья и партнеры.
А потом в комнату входил владелец фирмы – Со Вин, пожилой улыбчивый джентльмен с безупречным английским, всегда в солидной юбке-лоунджи и в традиционной бирманской ослепительно-белой рубашке с глухим воротничком-стойкой, поверх которой часто была надета тоже бирманская черная курточка. В таких курточках бирманцы обычно ходят на официальные торжественные приемы, и единственное сословие Мьянмы, которое носит ее в повседневной жизни – это юристы. Именно такими – немолодыми, в черных курточках и недешевых юбках, выглядят на колониальных фотографиях бирманские юристы времен британского правления. Со Вин казался вышедшим из той эпохи, и клиент сразу понимал, что за ним стоят десятилетия знаний и опыта. Между прочим, именно в юридических традициях Мьянмы старая эпоха до сих пор сильна как никогда. Если вам нужно нотариально заверить документ – его вам выдадут весь в цветастых ленточках, скрепленных круглой наклейкой из фольги в виде солнышка с множеством лучей. А если вы хотите заключить гражданско-правовой договор, то для этого вы должны купить олдскульную гербовую бумагу с узорами, завитушечками и водяными знаками.
Офис Myanmar Vigor представлял собой разительный контраст с кабинетами Внешторгбанка Мьянмы (MFTB), откуда Со Вин ушел в свободное «юридическое» плавание. Этот банк расположен в самом центре Янгона, в старом ветшающем колониальном здании, отделенным парком Маха Бандулы от пагоды Суле. Я был в том самом кабинете генерального менеджера банка, который занимал Со Вин с 1993 по 1996 годы. Во время моего визита у этого кабинета давно был новый хозяин, но вряд ли обстановка в нем изменилась. Если сказать деликатно, этот кабинет был «без евроремонта» - и скорее похож на чулан, в который стащили самую разную по габаритам и по цветовым оттенкам деревянную мебель. Посередине кабинета, в окружении огромных непонятных шкафов, стоял массивный письменный стол. Угол кабинета был отгорожен ширмой, из-за которой выглядывала раскладушка – непременный атрибут многих офисов больших начальников того времени в Мьянме. Тусклое желтое освещение кабинета завершало ощущение того тупика, в котором тогда была банковская система страны.
В этом банке Со Вин проработал 35 лет – он пришел в него в 1961 году, когда ему было 22 года, на должность заместителя менеджера. Способного сотрудника начальство оценило, и в 1976 году послало на стажировку в Великобританию - в National Westminster Bank и Bank of England. С 1990 года Со Вин – главный контролер валютных операций, а с 1993 года – генеральный менеджер.
Конечно, Со Вин, поездивший в своей жизни по зарубежным странам, прекрасно знал, как должны выглядеть солидные конторы. Но я не берусь сказать, насколько просчитанной была его модель офиса в башне Сакура – с проходом через общую комнату упорно работающих юристов и с одинокой доминантой переговорной – вывеской PricewaterhouseCoopers, гипнотизирующей клиентов и заставлявшей постоянно на нее оглядываться. В новые времена, когда Myanmar Vigor стала компанией-партнером другой всемирной юридической сети Deloitte и переехала в только что построенный современный центр Strand Square, ее офис уже был устроен иначе. От стойки секретаря клиент сразу же попадал в переговорную, без необходимости идти мимо юристов. А в переговорной же не было никаких вывесок. Впрочем, в новое время ничего из этого набора уже не было нужно.
Хорошие юристы нужны любым правителям
На встречи с клиентами Со Вин обычно брал с собой парочку своих старших сотрудников, которые являлись специалистами по интересующему клиента вопросу. Те клиенты, кто понимал по-бирмански, отмечали, что эти сотрудники называли своего босса не «сайя» («господин»), а на британский манер «uncle» - этим подчеркивался не только «семейный» характер отношений в компании, но и уважение к Со Вину как к специалисту международного уровня.
Если Со Вин мог дать совет с ходу – он чаще всего не брал деньги. Платить клиенту приходилось лишь тогда, когда от служащих конторы требовалась рутинная работа – например, по подготовке контракта, или по составлению справки о той или иной юридической ситуации. Я не знаю, что в этом было больше – обычной житейской мудрости (клиент часто всего приходил повторно – уже с серьезным заказом), или нежелания походить на многих своих коллег, которые на встречах засекали время, несли бесполезный для клиента глубокомысленный бред, а затем за эту «консультацию» деньги.
Когда в 2011 году Мьянма начала открываться внешнему миру, компания Myanmar Vigor, в отличие от других мьянманских подобных структур работавшая «выше мьянманского горизонта», оказалась самой востребованной среди тех иностранцев, кто хотел начать бизнес с Мьянмой, или инвестировать в ее экономику деньги. Западные юридические компании, открывавшие свои офисы в Янгоне и Нейпьидо, откровенно паразитировали на боязни приехавших из-за рубежа «белых обезьян» иметь дела с непредсказуемыми и непонятными аборигенами и искавшими в консультанты людей «одной крови» - а сами, получив от них заказ, бежали к Со Вину и к юристам Myanmar Vigor.
Были и случаи, когда вопрос касался скорее бухгалтерских или аудиторских проблем. В этом случае Со Вин рекомендовал обратиться к своему другу, с которым они многие десятилетия идут по жизни – Вин Тину. И, приходя в офис Вин Тина на улице Пагоды Ботатхаун, клиент видел перед собой такого же улыбчивого пожилого джентльмена в черной курточке и с прекрасным английским, который был готов решать его проблемы. Только вместо юристов в его офисе (более простом и «традиционно-бирманском», чем у Со Вина) сидели аудиторы и бухгалтера.
Сколько тайн прежних и нынешних властей знают эти два человека, через которых шли многие сделки людей, близких к прежнему военному и нынешнему гражданскому правительству, вряд ли можно даже представить. Некоторые министры (тот же генерал Абель) считали за правило спрашивать советы Со Вина по многим вопросам, даже не имеющим прямого отношения к юриспруденции, а иногда – использовать его для деликатных поручений за рубежом.
Как-то, обсуждая проблему пришедшего к нему российского клиента, Со Вин заметил: «Подобный вопрос мне в свое время задал генерал Абель». Конечно, в этом был некоторый элемент самопиара, как и вся обстановка офиса Myanmar Vigor в башне Сакура, но ни у кого не вызвало сомнений в том, что тогдашний «экономический царь Мьянмы» действительно интересуется его мнением. В ответ на подобное воспоминание Со Вина я спросил: «И что, генералы, вместо того, чтобы просто отменить не нравящийся им закон, идут советоваться с юристом о том, как все сделать в его рамках?» Воображение человека, начитавшегося книжек про военные диктаторов, творящих все, что им взбредет в голову, рисовало в моем воображении картину тогдашней Мьянмы в виде тотального беззакония и произвола. Со Вин в ответ улыбнулся: «Законы принимают не для того, чтобы их нарушать. А если их будут постоянно принимать и тут же отменять – их просто никто не будет соблюдать. Поверьте, все руководители страны это прекрасно понимают».
Собственно, в этом и кроется причина того, почему такие люди как Со Вин нужны любой власти – даже той, которую за пределами страны упрекают в беззаконии. Лично я для себя считаю это феноменом профессора Преображенского. Любым правителям нужны хорошие доктора. И, как оказывается, хорошие юристы тоже.
«Но позвольте, как же он служил в очистке?»
Выборы в ноябре 2015 года во многом изменили политическую реальность в стране - к власти пришла Национальная лига за демократию (НЛД) во главе с Аун Сан Су Чжи. Эта партия ассоциировалась у избирателей с надеждами на перемены, но возглавлявшие ее люди (за исключением, может, ее патрона, отставного генерала Тин У, которому на момент выборов было уже 88 лет) никогда не были в числе тех, кто имеет опыт управления государством. При этом подбор на министерские посты осуществлялся скорее по принципу наличия заслуг в многолетней борьбе за «демократию» и личной лояльности, чем исходя из соображений профессионализма.
Именно поэтому министром сельского хозяйства, ирригации и животноводства стал бывший ректор Янгонского университета, профессор математики Аун Ту, ни образованием, ни предыдущей деятельностью с сельским хозяйством не связанный. Министром информации стал Пе Мьин, который всю предыдущую жизнь был врачом и писателем. Министром промышленности был назначен Кхин Маун Чо, трудившийся до этого исполнительным инженером в представительстве KIA Motors.
Но самое противоречивое назначение случилось в экономическом блоке правительства. На пост министерства планирования и финансов (оно было создано в результате объединения двух ведомств – министерства финансов и доходов и министерства национального планирования и экономического развития) был назначен человек по имени Чжо Вин. Не сказать, что это имя было не было известно среди активистов НЛД. Он участвовал во многих экономических тусовках «демократов», и его статус многолетнего лоялиста этой партии никем не оспаривался. Был лишь один вопрос – почему именно он, в то время как среди людей, лояльных к НЛД, имелось много других, более достойных кандидатур. На этот счет ходило много слухов, но все они сводились к близким родственным связям с кем-то из высших руководителей партии, чуть ли не с самой Аун Сан Су Чжи. По крайней мере, без ее решающего слова это назначение точно не могло состояться.
Уже потом мьянманские газеты будут пытаться ответить на вопрос – что это было, и почему должность главы ключевого министерства экономического блока правительства в течение двух лет занимало недоразумение по имени Чжо Вин. Журналисты даже ездили на окраину Янгона, где в дешевом полупустом хаузинге Yuzana Garden City, с толпами крыс и грязными обшарпанными лестницами, семья Чжо Вина снимала жилье более 17 лет – до конца 2015 года. Они пытались найти его бывших работодателей, и один из них в ответ на вопрос журналистов пожал плечами: «Как они вообще могли подумать, что этот человек может управлять экономикой?» При этом, целые десятилетия его биографии вызывают вопросы – например, в своем резюме он пишет, что работал многие годы в частном секторе, но почему-то не называет приютившие его конторы. В его не обновлявшемся с 2016 года профиле на Linkedin указано, что он несколько лет консультировал Mottama Holdings, ltd, но по поводу этой компании широко известно только то, что она попала под санкции США, поскольку на ее строительных проектах трудились северокорейские рабочие. Точно можно сказать лишь одно: когда-то-то, в начале своей карьеры, Чжо Вин действительно был госслужащим – но клерком самого низкого уровня. Кто и как выдвинул его с таким скудным бэкграундом в министры – до сих пор непонятно.
Первый звонок по поводу того, что представляет из себя Чжо Вин, прозвенел в момент назначения его министром. Выяснилось, что диплом магистра и степень Ph.D у Чжо Вина - филькина грамота, выданная какой-то самозваной пакистанской шарашкиной конторой по имени Brooklyn Park University, штамповавшей подобные дипломы в массовом масштабе по сходной цене. В нормальных странах после таких художеств с министрами прощаются пинками, но Чжо Вин спокойно продолжал занимать свою должность. Фактически, он отделался лишь легким испугом, торжественно поклявшись никогда больше не именовать себя «доктором».
Став министром, Чжо Вин сразу же продемонстрировал боязнь появляться на публике и нежелание встречаться с кем бы то ни было, или давать комментарии СМИ. В июне 2016 года UMFCCI (торгово-промышленная палата страны) провела специальное совещание с участием ведущих бизнесменов Мьянмы, представлявших 18 секторов экономики. Чжо Вин покинул это совещание после шестого выступавшего. В том же месяце Чжо Вин поехал с делегацией UMFCCI в Сингапур – но и там не выступал, и ушел с середины пленарного заседания.
Два года пребывания Чжо Вина в должности министра сегодня многие называют «упущенными возможностями» - давно назревшие важнейшие экономические реформы не проводились, и более того, многие наблюдатели выражают сомнение в том, что Чжо Вин вообще представлял себе, о каких реформах должна идти речь. При нем министерство лишь выпустило трехстраничный документ из 12 пунктов, состоявший из общих фраз. Общавшиеся с Чжо Вином отмечали его «отрешенность» - он обычно сидел с таким видом, что было непонятно, слушает ли он вообще собеседника, или нет. Злые языки поговаривали, что у министра прогрессирует цирроз печени, и в этом причины его странного поведения.
Когда Чжо Вин пытался говорить с инвесторами, многие хватались за головы. Мемом стало его лирическое сравнение экономики Мьянмы с самолетом, который стоит на взлетно-посадочной полосе и вот-вот взлетит («Ну, полетели?» - часто спрашивают друг друга перед первой кружкой пива чиновники, собравшись после работы в пивбаре). А рассуждая о развитии экономики, Чжо Вин вдруг заявил, что Мьянма не стремится быть ни львом, ни тигром (сделав отсыл к «азиатским тиграм», под которыми понимают несколько быстро поднявшихся в экономическом развитии стран Азии). Вместо этого, согласно заявлению министра, Мьянма должна стать Годзиллой. После таких слов СМИ долго издевались, публикуя карикатуры с монстром, одетым в розовую курточку члена правящей Национальной лиги за демократию.
Все эти случаи могли бы быть милыми чудачествами Чжо Вина, если бы не суровая реальность: экономический рост замедлялся, многие назревшие реформы откладывались, а принятие кардинальных решений в министерстве откровенно «буксовало». На этом фоне позиция Аун Сан Су Чжи, сохранявшей Чжо Вина на его должности, казалась странной и непонятной. По каким-то одной ей известным причинам она была уверена в его компетентности и надежности. Именно поэтому для отстранения Чжо Вина от должности потребовалась самая настоящая спецоперация, проведенная новым президентом Мьянмы Вин Мьином.
Аппаратная спецоперация президента Вин Мьина
Став в конце марта президентом, Вин Мьин почти немедленно продемонстрировал, что он не намерен быть декоративной фигурой как его высокий и статный предшественник Тхин Чжо, школьный приятель Аун Сан Су Чжи, чья роль в основном заключалась в участии в церемониях и поездках по стране, где его каждый раз обряжали во все новую и новую национальную одежду и приглашали водить хороводы с местными жителями. Вин Мьин же пришел с твердым намерением заняться разгребанием правительственной «текучки», до которой у Аун Сан Су Чжи просто не доходили руки.
В своей инаугурационной речи Вин Мьин в качестве одной из главных задач своей деятельности выдвинул борьбу с коррупцией, и почти сразу же после избрания главой государства встретился с назначенным за полгода до этого главой Антикоррупционной комиссии отставным генерал-майором Аун Чжи. Главе комиссии был задан конкретный вопрос: при том уровне коррупции, который до сих про существует в Мьянме – где посадки? И посадки вскоре начались – через пару недель, 20 апреля, был арестован глава агентства по контролю за продуктами питания и лекарствами доктор Тан Тхут, вымогавший у победителя тендера на обустройство территориальных офисов агентства откат «борзыми щенками» - он требовал, чтобы ему бесплатно построили дом в столице, а также даром привезли стройматериалы для еще одного дома, бассейна и забора.
А в середине мая начали циркулировать слухи о том, что Антикоррупционная комиссия начала расследование против министра Чжо Вина и его сына по неким восьми эпизодам. Журналисты множили версии относительно того, какие обвинения могли быть предъявлены министру. Члены комиссии аккуратно намекали на то, что расследование действительно ведется, и что они даже посетили дом Чжо Вина с целью некоего «осмотра» и «бесед» с ним и с его сыном, но сообщать подробности, и тем более предъявлять обвинения пока рано.
Судя по всему, авторы этой спецоперации, сделав достоянием общественности факт расследования Антикоррупционной комиссии, добились поставленной цели: фигура Чжо Вина стала «токсичной» для НЛД. То есть, если раньше его пребывание на посту министра было бесполезным, то теперь все более и более оно становилось вредным. Узнав об обвинениях против Чжо Вина, имевшие счастье с ним общаться ведущие бизнесмены Мьянмы разводили руками: «Оказывается, он вдобавок еще и воровал!».
Дальнейшие события были похожи на перетягивание каната. В прессу вбрасывались слухи о том, что Чжо Вин подал в отставку, но эти слухи тут же опровергались его помощником, который сообщал, что министр спокойно работает у себя в кабинете и ни в какую отставку не собирается. Похоже, что в руководстве НЛД, которое давно уже у журналистов и экспертов считается «черным ящиком», шла какая-то странная подковерная борьба, а достоянием общественности становились лишь ее отголоски. Тем не менее, в итоге отставка Чжо Вина стала реальностью. Аун Сан Су Чжи при всем ее хорошем отношении к этому человеку, видимо, поняла, что так будет лучше для партии и для нее лично.
Что касается Чжо Вина, то почти сразу после его отставки Антикоррупционная комиссия объявила о том, что расследование против него закончено, и что комиссия официально не имеет к нему претензий. Фактическая синхронность отставки и этого заявления выглядела забавной и наводила на мысли о некоем «пакетном соглашении» влиятельных сил внутри партии. При этом, председатель комиссии Аун Чжи, видимо, предупреждая тех, кто хотел бы после прекращения расследования развернуть ситуацию вспять, по-военному прямо добавил: «Это не значит, что он (Чжо Вин) невиновен. Это значит лишь, что мы пока не имеем достаточно доказательств». Из уст отставного генерала эта фраза прозвучала достаточно зловеще.
В поисках нового «экономического царя»
Если правильно предположить, что отставка Чжо Вина – аппаратная победа президента Вин Мьина, то, получается, что именно он должен был получить и карт-бланш на назначение преемника главы минфина. Бесспорно, Аун Сан Су Чжи всей своей деятельностью на посту госсоветника Мьянмы воплощает в жизнь свое намерение «быть выше президента», высказанное еще до выборов 2015 года. Но понятно и то, что декоративным президентом Вин Мьин быть не намерен. При этом речь не идет о каких-то противоречиях с Аун Сан Су Чжи (если бы был хотя бы намек на них – она бы давно ему сказала «до свидания»). Скорее, он получил от нее эксклюзивное право на несколько ключевых кадровых назначений. И должность министра планирования и финансов в этом перечне для сегодняшней Мьянмы по определению является важнейшей.
Еще когда шли разговоры об антикоррупционном расследовании против Чжо Вина, журналисты пытались предсказать, кто мог бы стать его преемником. Именно тогда неоднократно звучала фраза, что это должен быть «экономический царь Мьянмы» – который был бы «мотором» экономического блока с широким кругом полномочий и смелостью в принятии решений. Титул «экономический царь» (именно так, с транскрипцией русского слова) впервые был применен журналистами к бригадному генералу Давиду Оливеру Абелю (так он назван даже в посвященной ему статье в Википедии), который в условиях жесточайших санкций сумел удержать от коллапса экономику страны и даже провести некоторые реформы. После перехода к демократии новым «экономическим царем» в правительстве Тейн Сейна называли тогдашнего министра промышленности, а затем министра президентского офиса, отставного вице-адмирала Со Тейна – действительно интересную и нестандартную фигуру среди тех военных, которые управляли Мьянмой.
Именно такую фигуру нового «экономического царя» искали журналисты и бизнесмены, перебирая кандидатов. Вот, например, заместитель главы минфина, хорошо образованный технократ Сет Аун, бывший замгубернатора Центробанка Мьянмы. Но он слишком молод, и его назначение может стать сигналом для следующего поколения потенциальных лидеров НЛД о том, что нынешние партийные начальники при подборе своих преемников готовы через них перескочить. К тому же у него нет никаких заслуг перед демократическим движением Мьянмы – а пост министра, по мнению многих руководящих деятелей партии, должен быть именно наградой за такую многолетнюю преданность (и опыт Чжо Вина, похоже, их ничему не научил). Плюс у Сет Ауна отец был замминистра еще в социалистической Бирме времен генерала Не Вина. И еще, говорят, что он на самом деле не бирманец, а этнический китаец. В общем, он неплохой кандидат… но, может быть, лет через пятнадцать.
Или Мьо Мин, руководитель аналитического центра Renaissance Institute, проработавший 21 год в министерстве национального планирования и экономического развития, где он дослужился до должности замдиректора и ушел в отставку из-за участия в демократическом движении в конце 1980-х годов. Но аналитический центр, где собрались скорее исследователи, чем практики – это не так контора, глава которой с ходу может перехватить рычаги управления экономикой страны, а время не ждет, и через два с половиной года – новые всеобщие выборы. К тому же Мьо Мин, по слухам, сам отказался стать министром, сославшись на преклонный возраст и на желание спокойной жизни.
Были и другие кандидатуры, которые обсуждали журналисты, бизнесмены и чиновники. Но никто из тех, чьи голоса звучали в СМИ, так и не угадал, кого в конце концов предложит президент Вин Мьин. Хотя сегодня, уже после назначения Со Вина министром, этот выбор кажется вполне логичным и предсказуемым – как с профессиональной, так и с человеческой точки зрения. Хотя понятно, что журналистов смутил тот факт, что Со Вина уже давно сватали на должность главы Центробанка страны (эта должность освобождается 1 августа), а поэтому в списки номинантов на должность министра он не попал.
Минусом для Со Вина можно считать тот факт, что ему 79 лет. Но нужно при этом признать, что, во-первых, ему не надо входить в курс дела – он по своей юридической практике прекрасно представляет, какие дыры надо латать в мьянманских законах для того, чтобы обеспечить благоприятные условия для бизнеса и привлечь инвестора. Во-вторых, он обладает обширными связями за рубежом, и через своих партнеров (бывших – в виде PricewaterhouseCoopers и нынешних – Deloitte) имеет прямой выход на любую известную фигуру не только в мире бизнеса, но и политики, плюс доступ к мировому опыту и законодательной практике других стран. И, в-третьих, на него будет работать, вероятно, лучшая команда юристов в Мьянме, многие члены которой – люди с зарубежными дипломами, и координировать работу которой, скорее всего, будет один из его четырех сыновей, Эй Чо, уже занимающийся юридическим бизнесом вместе с отцом. У нового министра есть надежная опора - президент Вин Мьин, который еще совсем недавно был умелым спикером парламента – а это значит, что он без труда может задействовать не только обширный и административный ресурс, но и широкие возможности по работе с законодателями. Плюс у него есть безусловная поддержка бизнес-сообщества, встретившего его назначение с воодушевлением.
То есть, надежда на то, что экономикой Мьянмы наконец-то займутся всерьез, с приходом Со Вина достаточно велика. Со Вин с его богатым опытом и отличными знаниями мьянманских реалий прекрасно понимал, на что он соглашался, и если он все-таки стал министром – значит чувствует в себе силы сделать что-то полезное для Мьянмы. А иначе зачем ему, небедному человеку с заслуженной репутацией одного из лучших юристов Мьянмы, нужна эта должность?
Время Со Вина
Время юриста обычно стоит деньги, поэтому при общении с клиентами разговоры на отвлеченную тему как правило не ведутся. Однако, иногда бывает, что сама логика разговора выводит на темы, далекие от юриспруденции.
Как-то, уже в новые времена, на встрече с Со Вином зашел разговор о годах военного правления. Я прямо спросил, есть ли у него претензии к тому периоду в истории Мьянмы и к людям, которые тогда стояли у руководства страной – при том, что многих из них он хорошо знал лично. «Можно сказать, что я пострадал от генералов всего один раз, - ответил Со Вин. – У многих бирманцев бывают одинаковые имена, и во время военной власти у нас был такой премьер-министр, генерал Со Вин, против которого на Западе ввели санкции. Так вот, однажды за границей мне пришлось долго объясняться и доказывать, что я – это не он».
В Мьянме действительно многое изменилось. Теперь уже мало кто помнит премьер-министра генерала Со Вина. Зато хочется надеяться, что сейчас наконец пришло время другого Со Вина – нового «экономического царя Мьянмы».
Петр Козьма
