Читайте Главу 1, Главу 2, Главу 3 романа "Ночь, чтобы проснуться" в нашем журнале.
Автор: Валерия Горбачева
Я поднимаю глаза. И молчу. Молчу потому, что он оказался прав: он не Коля и не Петя, имя у него действительно необычное. И взгляд совершенно нормальный – веселый.
- Не Пантелеймон, конечно, - усмехается парень.
- А почему Эльнар? Ты, что, нерусский?
Я спрашиваю и удивляюсь себе. Нет, сам вопрос очень логичен, потому что этот Эльнар имеет совершенно европейское лицо. Мой взгляд выхватывает основные черты: волосы, конечно, темные, но не жгуче-черные, скорее темно-русые, кожа довольно светлая, и глаза светлые, то ли серые, то ли голубые, при электрическом свете трудно разглядеть. Я машинально отмечаю про себя, что парень был бы даже красивым, если бы не шрам, пересекающий левую бровь и деформирующий этим правильные черты его лица. Нет, он не восточный тип, скорее славянский. Так что вопрос логичен. А удивляет меня мое собственное поведение. Разве можно вот так спрашивать человека – русский он или нерусский? Что за национализм? И вообще, тебе-то какое дело? Но вопрос задан.
- Я-то? Русский. – Парень молчит немного, делая непонятную паузу и почему-то уставившись в темное окно, потом встряхивает головой и продолжает, как ни в чем не бывало, - родители так назвали.
- А меня назвали Леной, - почему-то говорю я. – Что ж теперь, не жить? И не знакомиться ни с кем?
Я вижу, как он вздрагивает и неопределенно хмыкает, то ли удивиться хотел, то ли рассмеяться.
- Главное, не как тебя назвали, а как ты сама себя называешь, - неожиданно серьезным голосом говорит Эльнар. Что-то смутно знакомое послышалось мне в его интонации. Я вспомнила почти сразу. Ксения вчера мне сказала почти то же самое – главное, не кому-то понравиться, а самой себе. Конечно, ей легче: у нее имя редкое, звучное. Когда она произносит «Ксения», вспоминается что-то дворянское, подзабыто-трогательное. «Балы, красавицы, лакеи, юнкера…».
- Сменить имя? – я качаю головой. – Но мне нравится мое.
- У тебя красивое имя, - голос у парня становится каким-то другим, я не могу объяснить, что именно поменялось, но в нем вместо насмешки и снисходительности появляется какая-то заинтересованность, даже можно сказать какой-то азарт, что ли. Так бывает, когда человек решает интересную задачу или головоломку.
- Красиво имя, - размеренно повторяет он, - Лена. Это же Елена. Да?
Я молча киваю головой.
- Абсолютно у всех еще со школьной скамьи, с пятого или там какого класса, ну, когда историю древнего мира проходят, имя Елена ассоциируется с Еленой Прекрасной. – Эльнар снова усмехается, и пожимает плечами, - ты вполне симпатичная, и если перед ответом на банальный вопрос «как Вас зовут?» выдержать легкую паузу, а потом, чуть улыбнувшись уверенной улыбкой, произнести с достоинством «Елена», - Эльнар довольно смеется, как будто решил свою интересную головоломку, - то, поверь, детка, любой мужчина вслух или про себя, но обязательно дополнит «Прекрасная». И посмотрит на тебя совсем другими глазами.
Неожиданно я тоже смеюсь. У меня двойственное чувство, с одной стороны, он вроде как учит меня жизни, выставляя меня не слишком умной, дескать, даже имя свое правильно назвать, и то не может. А с другой стороны, его слова кажутся такими простыми и такими правильными, что спорить с ним трудно. И обижаться совершенно не на что. Хорошо бы еще научиться смотреть уверенным взглядом и выдерживать «легкую паузу».
- Я постараюсь научиться, - звучит, пожалуй, не очень остроумно, ну а что я еще могу ему сказать?
Почему-то в ответ разговорчивый Эльнар промолчал. Ну и ладно. Пойду я все-таки схожу за одеялом. Сейчас в вагоне вроде тепло, даже жарковато, можно сказать, но опыт показывает, что уже посреди ночи будет прохладно, а к утру так и вообще замерзнуть можно будет. Так что лучше запастись одеялом. Я встаю.
- Ты куда?
Странный вопрос, произнесенный настороженно-грубоватым тоном, меня удивляет. Что это за контроль такой? Я что, отпрашиваться должна? Как в первом классе? «Можно мне выйти в туалет?»
- За одеялом. – Вот почему я не могу никогда поставить никого на место? Почему я послушно отвечаю на такие дурацкие вопросы? Почему я не могу, дернув плечом, спросить, дескать, а тебе какое дело?
- Ладно, иди.
Я иду по длинному вагонному проходу и … улыбаюсь. Мне смешно, что я такая трусиха. Я ведь всегда знаю, что нужно ответить, и, в общем-то, довольно быстро придумываю ответную фразу, пусть она не всегда остроумна или изящна, но мнение мое отражает верно, но я никогда этих ответных фраз не произношу. Всего-то и делов – задержаться на доли секунды с ответом, чтобы ответ этот всплыл в голове, сформулировался, и выплескивай его. А пауза в доли секунды придаст этому ответу значимость. Все вроде ясно. Делай! Ан нет, я отвечаю сразу, отвечаю послушно, неумно и робко, или не отвечаю вовсе, принимая как должное «руководящие указания» или проглатывая обидные намеки. Почему я такая? Безответная, как корова. Не заметили – ну и ладно, гладят – стою, хлестнули – пошла. Образ коровы мне, конечно, не нравится. Но я все равно старательно улыбаюсь, хоть и настроение у меня просто ниже плинтуса. Так тебе и надо, раз не умеешь отбиваться. Получив у проводницы разрешение взять одеяло, я стаскиваю его с полки и на секунду задумываюсь, может и соседу прихватить? Ну, уж нет, это мужчина должен приносить одеяла, доставать матрац, ухаживать, одним словом, а не женщина, нужно будет – сам сходит и принесет, тем более такой грубиян. Обойдется. И я двигаюсь в обратный путь. Странный этот Эльнар. Вроде, как только что разговаривал со мной по человечески, заинтересованно, даже, можно сказать, по-приятельски, и тут же снова грубит. Странный.
Вернувшись на свое место, я для начала попросту укладываю одеяло под подушку, чтобы ночью можно было легко его достать и укрыться, если замерзну. Потом, положив опять-таки под подушку свою сумочку, начинаю расстегивать сапоги.
- Ты, что, спать собралась, что ли? – Эльнар сидит, опершись спиной на стенку, и крутит в руках сигаретную пачку.
- Да, надо ложиться, одиннадцатый час уже. – Я стараюсь говорить спокойно и вежливо. Пусть я корова, но корова вежливая, вполне интеллигентная такая корова, правильная.
- «Уже»? Всего! Всего только начало одиннадцатого, - Эльнар смотрит на меня почти с презрением, - пойдем, покурим лучше.
- Я не курю.
Я снимаю сапоги и забираюсь на полку с ногами. Хорошо, что джинсы у меня стрейнч, тянутся хорошо, так что, в крайнем случае, можно их и не снимать. Вообще-то я всегда брюки снимаю в поезде, оставаясь в колготках, так удобнее спать, и махры от белья не так пристают, но при Эльнаре мне как-то неудобно. Уж больно пристально следит он за каждым моим движением, так что мне не хочется возиться с джинсами даже под простыней, как я обычно делаю. Впрочем, уляжется же и он когда-нибудь, тогда можно будет и джинсы стянуть.
- Да я помню, что ты не куришь, - Эльнар поднимается, - ладно, я быстро, только ты не спи.
- Почему? – я сижу на полке, подтянув колени почти к подбородку и обняв их руками, это моя любимая поза.
- Поговорим. – Интонация у него, прямо скажем, издевательская. Уж не знаю, что он имел в виду под своим «поговорим», но я не собираюсь ему подыгрывать. И отвечать не буду. Просто, когда он уйдет, лягу и отвернусь к стенке, и сделаю вид, что сплю.
- Я быстро, - Эльнар чуть наклоняется ко мне и покачивает головой, - не спи.
- Угу, - довольно неопределенно бурчу я в ответ.
Эльнар уходит. Как же, не буду спать ни за что. Ждать тебя буду, пока ты придешь и снова начнешь грубить. Все это я вслух, конечно, не произношу, но мысленно звучит просто здорово: в меру издевательски, в меру уверенно, в меру воспитательно. Я с наслаждением вытягиваюсь на своей полке, укрывшись простыней. Можно, конечно, и сейчас джинсы снять, пока попутчика нет, но почему-то не хочется двигаться. Стучат колеса, чуть покачивается вагон, за окном темно. На боковых полках никого нет, это хорошо, тихо. В соседнем купе тоже, похоже, улеглись, потому что и там тихо. И вообще, по проходу никто уже не ходит. И пусть еще горит свет, но вагон уже засыпает. Мои глаза тоже закрываются, мысли начинают немного путаться. Андрей не пришел на вокзал, но это ничего, может, он и хотел прийти, но я же сказала «не приходи». А имя у меня и в самом деле красивое. Елена. Эльнар произнес его как-то очень необычно. И нежно и торжественно одновременно. Странный парень. Интересно, сколько ему лет? Я поворачиваюсь к стене. Лет тридцать, наверное, почти ровесник. Впрочем, мне уже за тридцать. Только бы никто не сел на боковые или наши верхние места где-нибудь посреди ночи. Хорошо бы поспать ночь спокойно….
- Эй, детка, я же сказал – не спать! – Эльнар произносит эти слова не очень громко, даже немного приглушенно, видимо, все-таки какие-то представления о приличиях у него остались: не орет на весь вагон. Вот и чудненько. Я не шевелюсь. Я сплю.
- Даже не думай притворяться - заснуть за полторы минуты невозможно, - да, поторопилась я с выводами насчет приличий, сглазила. Мой попутчик не просто произносит эти слова, он еще сильно и бесцеремонно трясет меня за плечо, - повернись, детка, спать я тебе не дам все равно.
- Эльнар, - я впервые называю его по имени и, странное дело, мне это почему-то даже приятно, - я хочу спать. У меня завтра будет трудный, напряженный день, мне нужно очень много успеть, завтра будет….
- Не будет.
Я замолкаю, удивленно глядя на него.
- Не будет завтра у тебя дня.
- В каком смысле?
- Ты только представь, что сегодня последняя ночь в твоей жизни, - Эльнар присаживается на полку рядом со мной, и я, инстинктивно подтягивая колени, непроизвольно сажусь, - последняя ночь – неужели ты ее проспишь?
- Чего это вдруг она последняя? – пожимаю я плечами, - с какой стати?
- Да мало ли чего, - парень смотрит на меня, странно усмехаясь, - авария, катастрофа, метеорит упадет….
- Землетрясение, цунами, инопланетяне, - продолжаю я, - не смешно, извините. Так вообще можно считать каждый день последним.
- Так и нужно считать. Нужно. – Странный парень, серьезен настолько, что появляется ощущение, что он и в самом деле так думает.
- Ага, - я подчеркнуто неинтеллигентна, - и не спать вообще.
Я даже говорю не «вообще», а «вааще». Что это на меня нашло? Я разговариваю так, как будто веду разговор сама с собой. Как-то очень легко, свободно и не жалею ни об одном своем слове.
- Лучше бы, конечно, не спать, - соглашается сосед, - но это нереально.
- Вот именно, - я снова пытаюсь лечь, - поэтому, давайте укладываться.
- Совсем не спать нереально, но одну ночь, особенно, если ты точно знаешь, что она последняя….
В этот момент гаснет свет. Что-то мистическое было в этом, как он неожиданно погас, причем именно на этих словах – «она последняя», но я не желаю поддаваться мимолетному смущению – подумаешь, значит просто уже одиннадцать часов – и продолжаю, как ни в чем не бывало:
- Так это если точно знаешь, - легкий холодок все-таки пробегает по спине и плечам, и я чуть растираю плечи руками, - но это, слава богу, нам знать не дано.
Неожиданно Эльнар берет меня пальцами за подбородок и заглядывает мне в глаза. Я впервые смотрю ему прямо в глаза и от того, что я в них вижу, я теряюсь. Тоска. В полумраке вагона, в слабом отблеске какого-то отраженного света, я отчетливо вижу выражение его глаз. Тоска. Глубоко запрятанная, наверное, даже неосознаваемая. Я так ошеломлена, что даже не пытаюсь вырваться из его пальцев, сжимающих мой подбородок. А он неожиданно говорит, все так же странно усмехаясь:
- Играть, так играть. Вдвоем даже интереснее.
Он отпускает меня и откидывается к стене, но с моей полки не уходит, по-прежнему заставляя меня сидеть с поджатыми ногами. Впрочем, мне достаточно удобно пока. Еще бы понять, о чем это он говорит.
- Я хотел просто напиться и просто потрахаться с кем-нибудь, все равно с кем. Мне на все наплевать. - Его грубость коробит меня, но я молчу, потому что у меня ощущение, что он говорит сейчас не со мной, кроме того, я краснею от его неприличных намеков, и если сейчас скажу что-нибудь, то он заметит, что я покраснела, и скажет еще что-нибудь обидное, а так, может, и не заметит. Хорошо, что все-таки темно.
- Но просто почему-то не получается, но может и правда так будет поинтересней, - голос у него злой, совсем не совпадающий со словами про интерес и с выражением жуткой тоски в глазах. Парень поворачивается ко мне. Его глаза лихорадочно блестят, а губы улыбаются неприятной, кривой улыбкой.
- Знаешь, детка, сейчас я тебе кое-что покажу.
Я молчу, словно загипнотизированная его взглядом. Почему-то мне становится страшно. А он продолжает:
- Только ты должна дать мне слово, что не закричишь.
Чего я боюсь? Мы не в купе, дверей нет, кругом люди. Оружия у него в руках нет. Чего я боюсь?
- Смотря, что ты покажешь. Вдруг у тебя в сумке труп? – я пытаюсь пошутить, чтобы унять начинающие дрожать колени, - я не хочу смотреть на труп. И буду сопротивляться.
Он усмехается и быстро выглядывает в проход. Потом встает, приподнимает крышку своей полки и поворачивается ко мне:
- Вставай.
Мне не видно, что там, в отделении для сумок под его полкой, но его взгляд мне не нравится, и я пытаюсь отшутиться:
- Может, лучше не надо? Можно я просто буду спать? А то плохой сон потом приснится….
- Вставай, - Эльнар резко хватает меня за плечо и рывком заставляет подняться. Я возмущенно гляжу на него и начинаю тяжело дышать – верный признак, что сейчас я могу начать кричать или плакать – как он смеет так обращаться со мной?! Но ни того, ни другого я не успеваю. Потому что Эльнар крепко зажимает мне рот рукой и почти силой наклоняет меня к открытой полке. Свободной рукой он расстегивает молнию на стоящей там сумке и … хорошо, что он зажал мне рот, а то я бы точно заорала. Не вскрикнула, не всхлипнула, а именно заорала. Потому что в сумке была бомба. Я понимаю это с первого взгляда, потому что все время смотрю новости. И боевики люблю. Хорошие боевики, качественные, правдоподобные.
- Если будешь кричать, я взорву ее прямо сейчас, - тихо говорит мне на ухо Эльнар, - и все.
Продолжение следует...
Нравится роман? Поблагодарите Валерию Горбачеву переводом с пометкой "Для Валерии Горбачевой".