Россиян в Чехии много, статистики называли цифру в 45 тысяч человек. Все живут по-разному, но преимущественно неплохо. Благополучия тоже достигают по-разному. Многие держатся на базе, созданной еще когда-то на родине. Кто-то старается удержать баланс здесь. Но главной чертой я бы назвала определённую обособленность. Как-то осторожны все очень.
С Андреем (все имена в этой истории изменены, все события и места действия – подлинные - ред.) я познакомилась случайно, когда со своей знакомой заглянула в нашу местную пивную. Местные пивные в Чехии – господы – это небольшие забегаловки, которые по вечерам заполняются завсегдатаями, большинство гостей знает друг друга и разговоры начинают с полуслова, не заканчивают дискуссии, потому что понимают, что завтра снова соберутся вместе. К новичкам относятся настороженно – такая уж черта у этого маленького народа. Но любопытство порой оказывается сильней, а потому в конце концов сами завязывают беседу, знакомятся, изучают. С другой стороны, господа – это своеобразный деловой центр – место, где решаются все вопросы. Вот нужно вам холодильник починить или стену в комнате утеплить, зайдите на пиво – завсегдатаи «завсегда» посоветуют бюджетный проверенный выход, сведут с нужным человеком.
ЧЕШСКИЙ ГРАЖДАНИН
Но это в небольших пивных, где-то на окраине Праги, где на улицах тихо по вечерам уже часов с восьми и живого человека можно только «на пиве» и увидеть. В этот раз среди гостей и был Андрей. Он сидел отдельно ото всех, склонившись над книгой. Собственно, я бы никогда и не знала, кто это, если бы сосед по столику не сообщил: «Соотечественник твой, умный, в университете преподает». Было это десять лет назад.
Соотечественник себя не раскрывал: разговаривал только по-чешски, даже, когда узнал, что я русская, к тому же еще толком не освоившая чешский. Как-то гораздо позже он разоткровенничался и признался, что стыдится того, что сам он русский, поэтому, приехав в Чехию и женившись на чешке, взял ее фамилию. Андрей с гордостью показывал свое удостоверение личности на имя Ондра Поспишил: теперь он был гражданином этой страны, а от российского гражданства «избавился, как от кабалы».
На пражских окраинах жизнь совсем иная, чем в центре столицы. Особенно там, где заканчиваются многоэтажные кварталы. Здесь люди здороваются с каждым, узнают друг друга, потому что ездят по утрам на одном автобусе и электричке, ходят в один и тот же магазинчик, который называют «самошкой» – самообслуга. Продавцы в магазинчике, в который я обычно хожу, – чешская семья, что на сегодняшний день удивительно, потому что в такие магазины давно втерлись трудолюбивые вьетнамцы. Преимущество нашего магазина в том, что его хозяева местные и потому владеют всей информацией, какую только удается собрать. Хозяйка охотно вступает в разговор в надежде, что почерпнет что-то новое, и так же охотно и эмоционально делится тем, что не может удержать в себе.
«А вы знаете, что пан Андрей умер? Ну тот, русский...», – сообщила она мне месяц назад. И, видимо, удовлетворённая произведённым эффектом – а новость меня просто ошеломила, быстро-быстро начала рассказывать, что вот как обычно, утром, пока все питейные заведения еще закрыты, он взял у нее бутылочное пиво и спокойно попивал его, стоя на улице. А потом отправился в господу, просидел там целый день у нескольких пив и пары рюмок «Бехеровки». По дороге домой просто упал и так и лежал неизвестно сколько, пока не натолкнулся на него кто-то из прохожих. Вызвали скорую, а на следующий день в больнице он умер. В 40 лет. Что стало причиной – никому неизвестно. Возможно, организм не выдержал каждодневного ритуала жертвоприношения себя пиву.
Собственно, так и оборвалась его история, на пару дней внеся оживление в местные «очаги культуры». Особенно в господах, где он был неотъемлемой частью.
НА РАЗНЫХ ПОЗИЦИЯХ
В последнее время мы с Андреем почти не общались. Пару раз мне было очень стыдно за него, и я ему об этом сказала. Он признался, что ему нет дела до чужого мнения, и мы практически перестали общаться, но обязательно при редких встречах предельно вежливо здоровались. В память о том, что до этого выстроили даже приятельские отношения – все-таки соотечественники. В течение года мы вместе ездили на работу, попадая на один автобус, и по дороге можно было поговорить о том, как жизнь, как работа, как отношения с местными и стоило ли оно того – взять и уехать далеко и надолго.
Но это с моей стороны, а у Андрея не было никогда и следа сомнений в том, что выбрал правильную страну – тихую, не агрессивную, с недорогим пивом.
Он жил в Чехии много лет, хотя в Москве, где его мама занимает неплохой пост и получает немалую зарплату, а дядя ещё и в девяностые был очень популярным эстрадным исполнителем, проблем получить хорошую работу у него наверняка не было.
Из его рассказов во время наших коротких встреч было ясно, что что-то произошло в семье. Ушел отец, мама сильно опекала сына и, видимо, из опасений, что он станет маменькиным сыночком, на семейном совете его было решено отдать в престижное военное училище. Годы обучения в нем Андрей вспоминал с горечью и даже с раздражением. Было очевидно, что отношения с курсантами не складывались. Думаю, их задевала его демонстрация превосходства надо всеми. Нам-то, занесенным издалека в Чехию и оказавшимися здесь равноправно одинокими, делить было нечего, но и я ловила в его рассказах о прошлом гордость, которую он испытывал, когда в гости к нему приезжал по-настоящему знаменитый дядя. Ему было важно произвести впечатление и тем, какое положение занимает мать, а вот с собственной позицией, наверное, были проблемы.
Пару раз он был на грани исключения из-за драк, но доучился. Видимо, осознание того, что его есть кому «прикрывать», давало ему повод быть высокомерным с товарищами. В любом случае, в институте он получил хорошее образование, но трудится по специальности не пошел. Знание истории, особенно военной, блестящий английский предполагали далеко идущие перспективы. Но чем он занимался в России, я так никогда и не узнала.
ИНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Однажды в той же господе я слышала, как он с надрывом говорил кому-то из чехов, что они не могут его понять, они в Сербии под обстрелом не были. И военнопленных не расстреливали. Все вокруг сочувственно кивали головами. Потом спустя пару месяцев я поинтересовалась у Андрея, зачем ему, человеку из благополучной семьи, нужно было в Сербию? Он удивился, сказал, что съездить в Сербию очень хочет, но пока это только в планах.
Намного позже я пришла к выводу, что здесь, в Чехии, он словно доигрывал игры, в которые не наигрался в детстве. Он и сам едва не плакал, излагая душещипательную историю о том, как хотел покончить с собой из-за несчастной любви, но его спасли. Он все время рассказывал какие-то новые истории – о любви, о войне, о том, какой он верующий человек и что готов после того, сколько крови он пролил, идти в монахи отмаливать грехи. Так складно и красиво у него получалось, что первое время я даже сама верила во всякий новый сюжет. Но потом он вдруг начинал увлекаться иной тематикой, и старые легенды предавались забвению и, по-моему, забывались им самим.
Реальность заявляла о себе: Прага такой маленький город, что мне казалось, все здесь как на ладони.
Он говорил, что преподавал в одном из пражских университетов, что работал над темой по православию в Чехии, находится там на хорошем счету и его ждет завидная карьера. Позже, когда случай свел меня с преподавателем этого университета, выяснилось, что он знает «этого русского», который и правда работал у них, но лишь в качестве ассистента и пишет докторскую. Мне было неловко особо выпытывать малознакомого человека о своем соотечественнике – какое, в конце концов, мое дело, но получалось, что и здесь что-то не складывалось.
Однажды лет пять назад дорогой на работу я обратила внимание, что пару месяцев вообще не видела русского Поспишила. Я знала, что периодически Андрей летает в Москву к матери. Местные поговаривали, что там она его сразу упекает в какой-то наркологический центр, а возвращаясь оттуда посвежевшим и ухоженным, он тут же направляется в местную пивную.
Своим товарищам по застолью он жаловался, что не может отказать в этом матери, хотя для него все мучительно, поскольку он слишком любит пиво, чтобы позволить кому-то его от этой любви вылечить. Но откажись он дома от этих процедур, она снимет его с дотаций, аренды от купленной ею квартиры на Жижкове, в которой он не смог жить. Да и дом, в котором он жил потом, тоже купила любящая родительница.
ВНИЗ ПО ЛЕСТНИЦЕ
Не знаю, сколько мы не виделись, но в тот день я машиной отправилась за покупками в ближайший супермаркет. На переходе затормозила, пропуская еле идущего пешехода с костылем. Андрей! Я остановилась и спросила у него, что случилось. Не хочет ли, чтобы я ему что-то купила в супермаркете? Подумав, он сел в машину.
«Мне продукты не нужны, мне их пани Новакова покупает. Я бы книги купил какие-нибудь, а то мне читать нечего, а она ничего в этом не понимает: она только по уборке специалист. Еще сварит, постирает, а так – дура деревенская». «Так, может, проще женщину в дом привести», – усмехнулась я. «Мне моей чешской жены хватило. Она уже через два месяца начала в квартиру на Жижкове мужика водить прямо на моих глазах. Ни стыда-ни совести», – сгоряча оборвал меня он. «Где же вы это все пособирали?», – пыталась как-то разрядить обстановку я. «Это все мама. Это она мою жизнь решает». «А с ногой что? Я вас долго не видела. Вы на больничном?».
Видимо, пришло его время исповедаться, и я оказалась как раз рядом. По крайней мере, казалось, что в этом его рассказе выдуманного было мало. Он сгоряча признался, что из университета его уволили по нехорошей статье. Да он и не ждал от них ничего другого, потому что все они строили против него козни. А ему было все равно, и потому он ездил на свои семинары с двухлитровой бутылкой кока-колы, в которую наливал черное пиво. Он так радовался своему изобретению, потому что, хоть все и предполагали, что он пьет прямо на работе, доказательств ни у кого не было. Пока он не упал с лестницы. Я уж не стала уточнять, был ли он и вправду так пьян или просто оступился, но в больнице, куда его привезла скорая, подтвердилось, что в крови у него был алкоголь.
Университет тут же расстался с ним, о больничном не было и речи. Пребывание в больнице пришлось оплачивать самому (по всей видимости, маме). А теперь вот возникла необходимость искать работу.
В тот раз я даже заглянула в дом, в котором жил Андрей. Небольшая терраса, цветы вдоль забора, чисто и уютно. «Как же на костылях со всем справляетесь?», – попыталась похвалить я хозяина дома. «Так Ганка Новакова приходит три раза в неделю», – небрежно бросил он.
Уже позже выяснилось, что Ганка, живущая в двух улицах от Андрея чешка, была и домработницей, и садовницей, и опекуншей. Она всегда была на связи с его матерью, которая должна была платить ей немалые деньги, держала ситуацию под контролем и, по всей видимости, посылала ей сигналы SOS в случае необходимости. С момента падения с лестницы работы ей прибавилось.
А мы с Андреем снова потерялись, но однажды утром, обнаружив, что у меня нет кефира, я заскочила в «самошку» в непривычное для себя утреннее время. «Не могу устроиться на работу, вот уже полгода каждый день хожу на биржу труда. Ничего не предлагают, – жаловался кассиру Андрей. – Завтра снова пойду», – прощался он, упаковывая в рюкзак пиво и «Бехеровку». «Конечно, устраиваться ходит. Он с утра сюда за пивом идет, а как господа откроется, так сидит там до закрытия. Все время с книжкой, – сообщила мне всезнающий продавец. – А еще каждый месяц на почту ходит забрать деньги, которые ему мать посылает». Такая осведомленность местного населения особенно не удивляла. Удивляло то, что взрослому мужчине мать обеспечивала такой образ жизни.
Падение с лестницы, видимо, стало символом, потому что он и вправду словно падал все ниже и ниже. Однажды уже года через три после того, как Андрей перестал работать, я увидела его около своего дома. Привела его ко мне довольно странная просьба. «Мне нужен компьютер, я должен написать маме, она ждет, а со своего не могу», – он начал лепетать какие-то странные объяснения, что у него украли и телефон, и ноутбук, и ему только нужно предупредить маму, что завтра он в Москву не прилетит. Он был трезв и, впрочем, как обычно, очень опрятно одет. На фоне многих чехов, которые о своем внешнем виде особо не задумываются, он всегда был пострижен и хорошо одет и на алкоголика, особенно с утра, никогда не походил.
Я от такой просьбы немного растерялась, но все-таки вынесла ему в коридор ноутбук, не предлагая зайти, и он прямо с моего адреса написал письмо своей матери. Убедившись, что оно отправлено, он поблагодарил меня и вышел.
Вечером среди писем в почте оказалось одно с незнакомого адреса. Понадеявшись, что это не спам, я открыла его. Писала его мать. На английском. Мое среднее знание английского позволило прочесть довольно бесцеремонное послание ко мне. Отправитель, не здороваясь, не прощаясь, просто писал, что деньги Андрею пошлет, но предупреждает меня, чтобы я не надеялась, что она будет оплачивать и мою веселую жизнь...
Если бы мы встретились в ближайшие дни, я бы не удержалась, чтобы отчитать его за то, что стала объектом нападок его мамы. Но пути наши снова надолго разошлись. Где-то раз в полгода я видела Андрея в господе, когда заходила туда, а иногда из окна автобуса или машины. Он либо пил пиво стоя у магазина, либо спешил в господу, которая открывалась в 10 утра. В господе мы только здоровались и оба делали вид, что не знакомы.
На работу он так никогда и не устроился. Последние пять лет все время начинал день одинаково – спешной походкой шел в магазин. Со стороны казалось, что человек спешит на работу. Под мышкой у него всегда был пакет, в котором была книга.
К моему удивлению, Ондра Поспишил оказался похороненным на местном кладбище, которое, жаловались местные жители, уже долгое время было закрыто. На памятнике написано по-чешски «Дорогому сыну от мамы». «Он ей и вправду дорого обходился», – прокомментировал эту новость один из чехов.
У нас будет еще много интересного. Подписывайтесь на канал Русский следопыт, ставьте лайки