Эмоциям Михаила Дмитриевича Скобелева (1843-1882) находился выход во время сражений. Упоение боя, уже идущего или только приближающегося, мгновенно завладевала Белым генералом – так, что, по воспоминаниям великого русского художника-баталиста В. В. Верещагина (1842-1904), краска бросалась ему в лицо. «В деле», как тогда было принято говорить о бое, Михаил Дмитриевич забывал обо всем. В Кокандской кампании, как вспоминает художник В. В. Верещагин, участник и очевидец тех событий, «Скобелев ... поспевал всюду и рубил, рубил, рубил с азартом, с упоением, рубил без устали, без конца...». Под Шипкой-Шейновым, напутствуя идущие в бой части, Михаил Дмитриевич сказал, обращаясь к солдатам: «С Богом, братцы, да пленных не брать!»; и, хотя на следующий день он не мог вспомнить об этой фразе, которая, возможно, просто сорвалась у него с языка, туркам из-за произнесенных Скобелевым слов «не поздоровилось».
Близкие к М. Д. Скобелеву люди не раз удивлялись тому, как Белый генерал держал себя под неприятельским огнем. Обычно на поле боя его видели «в сюртуке и пальто нараспашку, как он, широко расставив ноги,– сабля, отброшенная наотмах,- следит в бинокль за ходом битвы. По временам, не переменяя позы, отдает приказания или, когда делается очень жарко, т.-е. (так в тексте – Д. П.) по нему начинают крепко стрелять, снова посылает «к черту» жмущихся в кучку казаков с лошадьми; значок крепко привлекает выстрелы – и значок послан «к черту».»
Умение держать себя под пулями Михаил Дмитриевич демонстрировал еще во время первого своего пребывания в Туркестане, когда он на случившейся тогда дуэли «держался с большим достоинством, ранил одного противника ... , а другой пожал Скобелеву после поединка руку».
Михаил Дмитриевич всегда был в самом пекле, и лошади под ним не могли служить долго, т. к. он ни единым движение не позволял себе укрыться от неприятельского огня. В. В. Верещагин, бывший со Скобелевым во время перехода через Балканы, вспоминает, что после боя под Шипкой-Шейновым Михаил Дмитриевич «уверял ... , что он был умница, держался вне огня, но, очевидно, это надобно понимать относительно: нас просто обсыпало гранатами. Турки стреляли сначала по резервами, но потом заметили нашу группу, и с полдюжины гранат ударилось так близко от Скобелева, что он потерял терпение и сердито закричал на столпившихся около него казаков с лошадьми: «Да разойдитесь вы, черт бы вас побрал, перебьют вас всех, дураков!»
Про Михаила Дмитриевича говорили, что он ничего не боится, но он сам отнюдь не был согласен с этим: «... меня считают храбрецом и думают, что я ничего не боюсь, но я признаюсь, что я трус. Каждый раз, что начинается перестрелка и я иду в огонь, я говорю себе, что в этот раз, верно, худо кончится ... Когда на Зеленых горах меня задела пуля и я упал, моя первая мысль была: «ну, брат, твоя песня спета!» Такое внешнее пренебрежение опасностью М. Д. Скобелев демонстрировал на поле боя, потому что «взял себе за правило никогда не кланяться под огнем», и следовал этому правилу всегда. Некоторые ставили последнее в упрек Белому генералу. В. В. Верещагин по этому поводу в своих воспоминаниях пишет: «Никогда (подчеркнуто Верещагиным - Д. П.) не рисковал Скобелев жизнью попусту, всегда (подчеркнуто Верещагиным - Д. П.) он показывал пример бесстрашия и презрения к жизни, и пример этот никогда не пропадал даром: одних он приводил в совесть, других учил, увлекал, перерождал!»
Здесь необходимо отметить, что Белый генерал легко относился к боевым потерям в личном составе. Возможно, что эта черта Михаила Дмитриевича связана и с безоглядной храбростью самого Скобелева, и с нетерпимым отношением к лицам, не проявлявшим должной, как представлялось ему, отваги. Он не щадил трусов вообще: под Плевной Михаил Дмитриевич заставил одного полковника, несмотря на то, что тот жаловался на нездоровье, идти в атаку впереди полка. Бездельники, визитеры «от нечего делать», праздношатающиеся высокопоставленные особы так же всегда сильно действовали М. Д. Скобелеву на нервы.
На поле боя Михаил Дмитриевич был артистом, виртуозом, профессионалом, но он «понятия не имел о тонкостях разводов и парадных учений, и, ... старался подучиться, куда надобно встать, как командовать, и т. п.». По воспоминаниям В. В. Верещагина, М. Д. Скобелев всегда имел «жалостливую физиономию, когда ему приходилось встречать высокопоставленных лиц; очевидно, ему было очень тяжело в это время, он мучился о том, что ему скажут, как его примут»; перед высокими чинами Белый генерал всегда терялся.