Дмитрий Быков, писатель, автор нашумевшего романа «Июнь», теоретик литературы, великолепный лектор, радиоведущий и колумнист, советует лучшие образцы современной русской прозы. Подборка составлена на основе материалов книги «Один: сто ночей с читателем» и предоставлена издательством «АСТ».
1. Ненастье. Алексей Иванов
Роман «Ненастье», мне кажется, подтвердил, что Алексей Иванов (простите опять за сравнение) – это такой Алексей Толстой нашего времени, которому одинаково хорошо удаются и исторические повествования, и современные. Он написал «Хмурое утро» Толстого. Вот есть «Хмурое утро», и есть «Ненастье». Роман, совершенно замечательный, о том (правильно Иванов говорит), как русский человек ищет себе корпорацию.
2. Это я - Эдичка. Эдуард Лимонов
Ранний Лимонов написал «Это я – Эдичка» – книгу, которая полна такой боли и такой обнажённой плоти (действительно не просто обнажённой, а плоти с содранной кожей), такой человечности! Это книга, полная самых горячих детских слёз, детской сентиментальности.
3. Московский Гамбит. Юрий Мамлеев
Юрий Мамлеев написал очень хорошую книгу о московском кружке, где замечательно передана атмосфера тех лет. Я имею в виду, конечно, «Московский гамбит». Там эта атмосфера подпольной Москвы... Я её застал и очень хорошо помню: эти ксероксы, эти перепечатки, эти сборища интеллигентские, бесконечные дискуссии на религиозные темы, страшная помесь йоги, оккультных сочинений, передаваемых из рук в руки, интеллигентских версий христианства. Это всё было очень интересно и насыщенно.
4. Делай, что хочешь. Елена Иваницкая
Елена Иваницкая – мой любимый критик, человек очень острого, очень критического ума, автор лучшей, я думаю, книги об Александре Грине. Она написала роман в гриновском духе «Делай, что хочешь», который имеет подзаголовок «Эскапистский роман».
5. Серебро Господа Моего. Борис Гребенщиков
Гребенщиков, «Серебро Господа моего» – не о добре и зле, это очень важно. У Гребенщикова совершенно нет традиционной морали, точнее – у него нет моралистики, морализирования. Он свободен, его всякий может понимать как пожелает.
6. Хроники Харона. Энциклопедия смерти. Александр Лаврин
Александр Лаврин – один из самых значимых для меня людей в современной литературе... Его трёхтомник «Энциклопедия смерти» для меня был самым сильным художественным потрясением за последнее время.
7. Лестница. Плывун. Петербургские повести. Александр Житинский
Почему я считаю, что «Лестница. Плывун. Петербургские повести» Александра Житинского надо читать сейчас? Тогда человек тоже был беспомощен, и тоже тогда казалось, что всё катится в бездну, но кислород человечности кто-то должен был выделять. И этот кислород человечности, которым мы все дышали тогда, – это проза Житинского.
8. Книга Фурмана. Александр Фурман
Книга Фурмана написана Александром Фурманом, конечно, в основном о себе. Это титанический замысел – там шесть томов, почти прустовский масштаб... Если вы где-то эту книгу найдёте, то прочтите. Так что писать про себя – это не хуже, чем писать про других.
9. Номер один, или в Садах других возможностей. Людмила Петрушевская
Я сразу хочу сказать, что Людмила Петрушевская представляется мне крупнейшим современным российским прозаиком, не драматургом, но великолепным прозаиком, сказочником, нашим русским Андерсеном (а Андерсен должен быть жесток, чтобы пробить сопротивление ребёнка). <...> Петрушевская – это в чистом виде ожог, ожог жизнью, страшное, безутешное, нарочито усиленное переживание трагедии. <...> И если бы Петрушевской достался Нобель, это было бы очень хорошо. «Номер один, или В садах других возможностей» – она не зря так назвала эту книгу, потому что автор этого романа, безусловно, номер один в современной российской прозе, может быть, и в фантастике тоже, потому что это фантастическая история.
10. Странствия по поводу смерти. Людмила Петрушевская
Людмила Петрушевская работает со страхами («Странствия по поводу смерти»). И именно то, что она не боится вглядываться в эти страхи, вытаскивает их наружу, – это и спасает читателя от ублюдочного эгоизма, это заставляет его избавиться от страха и посмотреть на страдающих рядом людей. Поэтому это великая литература.
11. Другой путь. Борис Акунин
«Другой путь» Бориса Акунина – вот там самые интересные рассуждения о любви, очень интересные. И сам тип любви, в котором сочетается влечение ума, влечение тела, влечение сердца, – это очень точно описано. Мало у нас о любви хороших текстов.
12. Земля - Сортировочная. Алексей Иванов
Ой, «Земля–Cортировочная» гениальная повесть! Она такая смешная! Особенно эти литературные ремарки мальчика безграмотного, которые он пишет между главами. Вот уже по этой повести было ясно, что Алексей Иванов – блистательный писатель и из него получится огромный толк.
13. Свечка. Валерий Залотуха
Роман Валерия Залотухи «Свечка» – это замечательная хроника девяностых годов, очень точная, по-сценарному компактная, невзирая на огромный объём.
14. Перевод с подстрочника. Евгений Чижов
«Перевод с подстрочника», кстати, действительно очень хороший роман. Прекрасная книга о том, как переводить восточного тирана. <...> Интересно то, что Евгений Чижов написал отлично сделанную книгу с грамотной и цельной композицией, с живым героем, с удивительно точно переданной атмосферой этого сладкого страха.
15. Каменный мост. Александр Терехов
Я очень высоко ценю этот роман, который изначально назывался «Недолго осталось», а потом стал называться «Каменный мост». Не Крымский – Каменный. Роман Александра Терехова непосредственно отсылает, конечно, к Трифонову, к его «Дому на набережной» – и стилистически, и по названию. Это его продолжение, как река времени, наступившего после.
16. Девочки. Людмила Улицкая
Лучшим, что написала Людмила Улицкая, явлением действительно выдающимся мне представляются её рассказы из сборника «Девочки». <...> Почему «Девочки»? Потому что там сошлись три главные черты прозы Улицкой, которые придают ей неповторимое своеобразие.
17. Казус Кукоцкого. Людмила Улицкая
Пока высшим свершением Улицкой мне представляется «Казус Кукоцкого» и рассказы.
18. Зеленый шатер. Людмила Улицкая
Мне нравится «Зелёный шатёр», который не просто мозаика, а такая, я бы сказал, перекладка в технике Юрия Норштейна, когда кусочки повествования накладываются друг на друга: где-то мы видим повторения, где-то мы видим куски, изложенные из разных точек зрения.
19. Даниэль Штайн, переводчик. Людмила Улицкая
Мне кажется, что упрощенчество всегда омерзительно. Вот Улицкая настаивает на том, что человек способен предпочесть сложность, что дикость не есть норма. И в этом смысле «Даниэль Штайн, переводчик» – книга о том, как человек приподнимается над своими врождёнными данностями, и эта книга для меня очень серьёзная.
20. И не только Сэлинджер. Десять опытов прочтения английской и американской литературы. Андрей Аствацатуров
Я очень люблю Андрея Аствацатурова («И не только Сэлинджер. Десять опытов прочтения английской и американской литературы») – и как человека, и как лектора, и как писателя. <...> Он может играть в те или другие мировоззрения, но думаю, что единственная религия, которую он исповедует, – это гуманизм, гуманизм в версии просвещения. И это мне в нём очень симпатично.
21. Дура. Дина Бурачевская
Важно уметь назвать книгу. Мне кажется, что «Дура» Дины Бурачевской это очень удачная книга с удачным названием.
22. Суд. Айгель Гасина
«Суд», Айгель Гайсина. Почему я люблю эти стихи? <...> Меня здесь подкупает прелестная интонация. И, кроме того, это сделано в таком огден-нэшевском духе – знаете, с этой длинной прозаической строкой, которая взрывается рифмой под конец. Мне кажется, это ещё не разработанная традиция в русской поэзии.
23. Улица красных зорь. Фридрих Горенштейн
Фридрих Горенштейн («Улица Красных Зорь») подтверждает всей своей прозой давнюю закономерность: русский писатель (а он именно большой русский писатель), начав с разоблачения порока, «полюбляет» этот порок в конце концов. <...> Горенштейн писатель того же класса, что и Трифонов, я думаю. И даже иногда кажется, что он выше Аксёнова, например. <...> Это не тот писатель, который вам будет повышать настроение, но он срезонирует с вашим отчаянием и в этом смысле будет целителен.
24. Спокойной ночи. Андрей Синявский
Язык – такая вещь, что либо она есть, либо её нет. Вот у Синявского язык был, удивительная способность создавать собственную речевую, языковую маску. <...> Это всё ужасно смешно. Поэтому читайте Синявского, «Спокойной ночи».
25. Осень в карманах. Андрей Аствацатуров
Я очень люблю Андрея Аствацатурова («Осень в карманах») – и как человека, и как лектора, и как писателя. <...> Он может играть в те или другие мировоззрения, но думаю, что единственная религия, которую он исповедует, – это гуманизм, гуманизм в версии просвещения. И это мне в нём очень симпатично.
Всегда ваш, ReadRate (www.readrate.com) - сайт о книгах и чтении