Он слушал его в пол уха. Даже не слушал, а скорее просто смотрел на то, как открывается и закрывается его рот, не слыша ни слова. Он знал все, что тот мог ему сказать. Ничего нового, одно и то же. Каждый раз. Одно и то же.
Было противно, на душе было тяжело. Игра не шла, и чем дальше, тем труднее становилось тут находится. Смотреть на эти лица, слушать эти голоса. Смертельно хотелось убежать куда-нибудь. Туда где никто его не знает, и понятия не имеет, что он тот самый, тот самый, который разучился играть…
Хотелось стать кем-то другим, кем-то простым… как все эти… вокруг... Разрисовать лицо, взять флаг, затеряться среди тысяч таких же на трибуне и просто поорать, во все горло, до хрипоты, до потери голоса... А потом весь вечер сипеть, хрипеть и смеяться в каком-нибудь баре, празднуя победу с такими же сипящими и хрипящими. Мда..
Никогда всерьез не думал, что этот момент наступит, ан нет, вот он, четвертый десяток. Все-таки наступил. Счет открыт. Хм.. Правду говорят, что после тридцати не весело праздновать. А они торт, какой то, в человеческий рост сделали. Ну, вот кому пришла в голову эта мысль. Издеваются, да?
В воображении сразу возникла картина того, как красивая девушка под общее улюлюканье начинает отрезать от торта по кусочку. Всем по кусочку, на память, от меня. Ухо, рука, нога, кусочек задницы…
Он криво усмехнулся. Тренер замолчал и уставился на него. Поднял голову, посмотрел на тренера, покачал из стороны в сторону головой и устало махнул рукой. Тренер помедлил и продолжил свою речь.
Опять эти бесконечные «надо» и «ты должен». Ему даже не нужно поднимать голову, он и так знает на кого тренер смотрит, когда раз за разом повторяет эти слова.
Как же так вышло, что «я хочу» перестало иметь хоть какое-то значение, осталось только «ты должен». Кому я должен? Почему я, стал кому-то что-то должен? Я на это не подписывался… Я всегда хотел просто играть в футбол, и все.
Какой в этом во всем смысл? Если футбол давно перестал приносить радость. Машина для денег, неодушевленный бренд. Вот кем я стал…
Вчера она позвонила, рассказывала о каких-то мелочах, о детях. Смеялась. Но голос ее подвел. Я почувствовал, как наигранна эта ее веселость. Переживает, хочет помочь и поддержать, отвлечь, но это не помогает. От этой фальши становилось только хуже. Дала трубку сыну, он сказал, что очень любит меня и что я самый лучший на свете. А мне, почему то стало стыдно, какой там, самый лучший…..
