Семь лет прошло, а я все еще тебя люблю.
Извини. Глупо начинать рассказ с этих слов - почти так же глупо, как смотреть фильм с финальных титров, минуя начало, развитие, ударные моменты.
Лица актеров - по памяти, и к черту грим!
Капрал: Америго да Корсо.
Старший сержант: Франко Соренте.
Сержант: Рауль Моралес.
Рени, Рени, Рени…
В роли мертвого лейтенанта Рамиреса - мертвый лейтенант Рамирес.
* * *
- Сержант Соренте, - доложил я. - Прибыл на военный совет.
- А где лейтенант?
- В заречном квартале, - пояснил я любезно. - Чем занят? Лейтенант украшает собой дерево. Лицо у него почернело, язык - вывалился. Хотите знать что-нибудь еще?
- Что... что случилось?
- Он мертв. Его повесили, если быть точным.
- Как?
- За шею, полковник. Веревка пережимает дыхательное горло и человек умирает. Очень просто. Как говорили в старину: вас повесят, и вы будете висеть до тех пор, пока не умрете, не умрете, не умрете...
- Сержант!
- Полковник.
- Ваши шутки неуместны... и оскорбительны! Рамирес был хорошим офицером.
- Он был идиотом. Только идиот отправится за реку без охраны.
- В одиночку?!
- Хуже, полковник. Он взял с собой капрала Денсини и рядового Гомеса. Их повесили веткой ниже. Жаны уважают субординацию. Хорошее рождество - правда, сэр? Вы же англичанин, у вас принято уважать традиции. Жаны, за неимением ели, обошлись ясенем... или тополем? Простите, полковник. Я плохо разбираюсь в лиственных породах.
* * *
- ...мы окружены, - подвел итог начальник штаба.
- Сержант, а как вы оцениваете обстановку?
Я скривил губы. Военный совет, мать вашу! Мы действительно в отчаянном положении, раз армейцев интересует мнение какого-то миротворца.
- Хватит играть в молчанку, сержант, - раздраженно сказал Джанелли. - Мы можем победить? Ответьте как специалист - вас же этому учили.
- Хорошо. Я отвечу. Вы знакомы с тактикой партизанской войны? - я оглядел присутствующих, - Вижу, что нет. Существует единственный способ победить гверилью - один единственный. Это в наших силах. Но, боюсь, он вам не понравится.
- Что за способ?
- Лишить партизан базы.
- Продовольствия, оружия? Денег?
Я помолчал.
- Людей, - сказал наконец. - Все остальное - мишура, следствие... Без населения, поддерживающего партизан, последние обречены.
- И что вы предлагаете?
- Я не предлагаю. Я констатирую факт. Наш путь к победе называется неприятно. Очень неприятно. А выглядит и того хуже.
- Геноцид, - тихо обронил О'Коннор. На него стали оборачиваться - артиллерист сидел бледный, ладони стиснули кружку. - Это же так просто... этот псих говорит о геноциде. Так просто...
Я ухмыльнулся.
- Совершенно с вами согласен, майор. Лучшие решения - простые решения.
Глухой стук. Майор уронил злосчастную кружку.
* * *
- Вы забываете, полковник, - сказал я с издевкой, - миротворцы не подчиняются армии.
- Но лейтенант Рамирес...
- Лейтенант мертв. Теперь моим начальством на этой планете является Господь Бог. Вы, - я шагнул к Джанелли и ткнул пальцем в грудь, - не он. Что, как ни странно, меня радует.
Полковник побледнел; рука поползла к кобуре. Последнее время я многих пугаю.
- Вы - маньяк, сержант, - тихо сказал Джанелли. Ты смотри, что значит академия генштаба - душа в пятках, а осанку держит. И голос почти не дрожит. - Свихнувшийся сукин сын.
- Я оставлю ваши слова без последствий, полковник. Спишу на стресс. Вы расстроены, и я могу понять, почему. Однако в следующий раз советую хорошенько подумать, и только потом - говорить.
- Вы мне угрожаете, сержант?!
- Нет, сэр. Я вас предупреждаю. Будьте осторожней - у жанов повсюду снайперы. Случайная пуля обрывала карьеру и не таких блестящих военачальников, как вы.
Терпение полковника лопнуло. Джанелли схватился за кобуру, взглянул мне в глаза и - понял. Отдернул руку, словно обжегся... пальцы дрожат.
- Полковник, сэр, - я отдал честь - впервые за долгое время. Из-за снайперов воинское приветствие отменили месяц назад. - Старший сержант Франко Соренте, 8-ая бригада коммандос, ООН, ВКС. Разрешите идти?
- Идите.
* * *
- Рауль?
Рауль аккуратно закрыл книгу. Выпрямился, заложил руки за голову - ноги в огромных ботинках вылезли далеко за спинку кровати. Рост Рауля два метра десять, сложение пропорциональное - я, только увеличенный в полтора раза.
- Да, Франко?
- Как думаешь, зачем Рамирес пошел за реку? - сказал я. - Причем в компании всего двух солдат? Он, конечно, не гений - но и не дурак. По крайней мере, связать "заречный квартал", "без охраны" и "дырка во лбу" он мог.
- Это ты можешь. А у Рамиреса всегда было плохо с логикой.
- С головой у него было плохо, - буркнул я. Рауль запрокинул голову и расхохотался. - Чего ты ржешь?!
- Кто бы говорил, кто бы говорил. Ты давно к психологу заглядывал?
- У нас и психолог есть? - приятно удивился я, - Вот уж не знал. Или предлагаешь обратиться к армейцам? Так они диагноз без всякого доктора поставят - псих и маньяк. Скоро на входе в штаб у меня будут отбирать оружие.
- Давно пора, - согласился Рауль, - А насчет психолога... Чем отец Пабло хуже? У него, между прочим, ученая степень по психологии.
- А у меня степень по психопатии.
- Нет у тебя степени, - сказал Рауль, - У тебя даже психопатии нет. Выпендрежник чертов. Все твое безумие - отыгрыш роли. Талантливый отыгрыш, признаю, но ты - не психопат.
- Пока еще нет. Но буду.
- Послушай меня, Франко, - сказал Рауль. Я стер улыбку. Когда Рауль хочет быть убедительным - ему это удается. - Это не шутка. Я настаиваю, чтобы ты поговорил с отцом Павлом. Когда нормальный человек стремится сойти с ума - это ненормально. Такая вот игра слов.
- Знаешь, почему быть психопатом - лучше?
- Судя по тону, ты во мне сомневаешься, - Рауль выпрямился. - Да, я хочу знать. Смотреть, как твой друг слетает с катушек, и не понимать: почему... Давай, Франко, ты сам напросился на исповедь.
- Когда нормальные люди творят то, что творим мы - поневоле хочется сойти с ума... И уж лучше я буду считать себя психом, чем дерьмом.
* * *
- Рауль?
- Да, Франко.
- Армейцы попробуют договориться с жанами. За нашей спиной, естественно. Жаны пообещают им свободный выход из города, - я помолчал, - И, скорее всего, не обманут. Только нам их верность слову до одного места.
- Нас не выпустят?
- Нет, Рауль. Мы же миротворцы, кровавые псы...
- Плюшевые кролики с ножами, Франко. Мы приходим и...
- Начинается праздник, - закончил я. - Ты прав, Рауль. Я что-нибудь придумаю.
* * *
- Майор О'Коннор?
- Какого черта вы меня вызвали?! Я кажется, ясно сказал...
- Не надо скрывать свои чувства, майор. Я вам неприятен? Или это еще мягко сказано?
- Ты - чертов нацист!
- Правильно, майор, - я улыбнулся. Артиллерист замолчал. В последнее время моя улыбка странно действует на людей. - А еще я псих. Думаете, ваш маленький тет-а-тет с жанами вас спасет? И вас пропустят к космодрому? Да, да, я все прекрасно знаю.
- Полковник Джанелли...
- Вопрос в другом, - мягко вклинился да Корсо. Молодец, капрал! - Вы доверяете жанам?
С минуту О'Коннор молчал.
- Нет.
* * *
Дикая горечь. Боль.
- Сержант?
Так, попробую встать. А, черт! Почти ведь получилось...
Я вытер губы рукавом и посмотрел на да Корсо снизу вверх.
- Что, капрал, первый раз видишь, как человек выблевывает свою совесть?
Молчание.
- Значит?
- Значит, я обманул нашего доброго майора. Понятно, капрал? Обвел вокруг пальца. Кинул. Облапошил.
- Сержант, вы же дали слово?
- Верно, капрал. И тем самым подставил ребят из шестой мотопехотной. Это хорошие парни... мне жаль. Но мне в сто раз дороже один зануда Джиро из второго взвода, чем вся их шестая мотопехотная.
Понимаешь, да Корсо? Есть свои и есть чужие. Нельзя любить все человечество - можно любить конкретных людей. И все. Весь мать вашу гуманизм.
* * *
- Рауль?
- Да, Франко?
- Мне нужен человек, с которым говорил Рамирес перед смертью.
- Подожди! Значит, переговоры все-таки были? Ты уверен?
- Уверен. Первым этапом армейцы сдали жанам... угадай, кого? Правильно. А лейтенант думал, что идет на переговоры... Полковник прав, Рамирес был хорошим офицером.
Я отхлебнул кофе, поморщился. Черт, опять желудок ноет...
- Рауль? Делай, что хочешь, но - мне нужен этот человек.
* * *
- Сержант! Мы ее нашли.
- Ее?!
* * *
Семь лет, Рени. И вот я здесь. Сорок второй этаж, "Тур-д'Эфель", Новый Лиссабон - а за окном идет дождь и сверкают молнии. Бутылка. Коньяк. Ты же знаешь, я почти не пью. Ты все обо мне знаешь. Пусть я хреновый рассказчик, но ты отличаешься редким умением слушать, не перебивая. Да, и я нашел твоего сына. Это было нелегко, но я нашел. Беженцев с Ла Либерти... впрочем, это уже неважно. Я видел его сегодня, но не смог подойти. Прости. Я сделаю это завтра, хорошо?
Мальчишке девять лет и у него твои глаза.
Как думаешь, хороший бы из меня получился отец?
Иногда я представляю, что мы с тобой - муж и жена. Смешно, правда? У меня работа с восьми до пяти, серый галстук, у тебя - домашние заботы и смешные белые носочки, которые сводят меня с ума. Иногда мы занимаемся с тобой любовью на кухне - и это еще лучше, чем в первые дни после свадьбы. Наш сын играет в футбол с ребятами да Корсо и ухаживает за дочкой О'Коннора - Марсией. У нее рыжие волосы и смешной короткий нос...
Да Корсо убили во время прорыва, а О'Коннор застрелился.
К нам приезжает в гости Рауль, которого все мальчишки нашей улицы зовут "дядей". Он смеется так, что грохочут стекла, и затевает с пацанами игру в супергероев...
Рауль стал большим начальником.
А вчера звонил Рамирес, которого мы за глаза зовем... Впрочем, он действительно хороший офицер. И неплохой человек, хотя и зануда.
Знаешь, меня уволили по состоянию здоровья... Впрочем, ты все обо мне знаешь.
Я помню твой смех - хотя ни разу не видел тебя смеющейся. Я помню твою улыбку, твои глаза... да я помню. Помню, как ты откидывала прядь волос и ворчала "Франко, ты невозможный!". И еще помню, что знал тебя всего двадцать семь минут. Наверное, это бред. Это точно бред.
...уж лучше я буду считать себя психом, чем дерьмом.
Я подойду к твоему сыну завтра, хорошо? Скажу: привет! Я смогу. Он вырастет и изменит мир. За да Корсо и О'Коннорса, за Рамиреса и Джиро, за нас с тобой...
И тогда у меня, старшего сержанта Франко Соренте, 8-ая бригада коммандос, ООН, ВКС, останется одна привилегия...
Любить конкретных людей. И все. Весь мать вашу гуманизм.