“Это было в Венгрии, под Будапештом, в 1945 году. Командуя артиллерийским дивизионом в 52-й стрелковой дивизии, я отвечал за стык между Вторым и Третьим Украинскими фронтами.
По уставу участки между частями, соединениями или фронтами обороняет сосед справа. Это очень ответственная боевая задача. Потому что неприятель всегда ищет эти места, как менее защищенные, чтобы через них попытаться прорвать оборону. Поэтому меня командование целый месяц не отпускало с передовой в тылы, чтобы элементарно помыться в бане. Но в конце концов все же выделили пару часов на гигиену.
Баня-душ была устроена на открытом воздухе, на морозе в пятнадцать градусов. И состояла она из дырявой бочки на четырех высоких кольях, обернутых плащ-палаткой. Из этой бочки струями лилась горячая вода. Только я намылился, как на передовой загрохотали орудия.
Гитлеровцы прорывались сквозь стык наших соединений. Находясь в тылу своего дивизиона, я испугался сильнее, чем в самом страшном бою. Как же там без меня, кто подаст нужные команды в соседние дивизии, чтобы открыть шквальный огонь по противнику? Быстро натянув на мокрое тело ватные штаны и фуфайку, я сунул ноги в валенки и кинулся в стоявшие наготове санки-фаэтон, чтобы мчаться к месту боя. Через горный хребет мы с ездовым свернули налево и понеслись в поселок Гант — к границе фронтов.
На линии огня
Скакать на лошадях по передовой целых четыреста метров на виду у противника — неимоверно опасно. Решаясь на такой шаг ради сокращения времени, я надеялся, что враги не сразу увидят нас на заснеженном фоне хребта. Дескать, уже вечереет, кони и фаэтон у нас белые. Проскочим!
Но, к моему ужасу, вертикальная стенка хребта оказалась чернее китайской туши, и пулеметчик сразу же заметил нас. Он только что перезарядил на ночь оружие трассирующими боеприпасами и был полностью готов к стрельбе, поэтому сразу дал очередь по мчавшейся во весь опор упряжке.
И вот, не веря своим глазам, я с удивлением замечаю, как прилетевшая справа от нас смертельная огненная струя пуль воткнулась не в лошадей, как целился стрелок, а повисла под их животами. Я тут же догадался, почему так случилось. Пулеметчик видел только вершину огненной трассы. Ее он и направлял в животных. Но дело в том, что пули летят не по прямой линии, а под действием силы тяжести в середине своей траектории начинают снижаться.
Больше всего я боялся, чтобы лошади не пересекли эту огненную змею копытами. Тогда бы мы точно погибли. Но все обошлось. А пулеметчик, наверное, так и не поняв, почему не попадает в лошадей, прицелился в ездового. Но тот успел откинуться назад, положив голову мне на колени. Тогда противник решил уничтожить меня. Но спас сильный попутный ветер, дувший вдоль ущелья. Он снес хвост трассирующих пуль вперед, и я увидел их перед своими глазами. Но какое это страшное зрелище! Огненная струя шипела, как сотни змей, и выдавливала глаза из орбит. Спрятаться я не мог: голова упиралась в спинку укрытия от дождя. И я от боли и страха упал в обморок.
Эти страдания продолжались не более тридцати секунд, но не дай Бог кому-нибудь испытать такое. Трассирующие пули вот-вот могли попасть мне в голову, а я, мчась в упряжке, ничего не мог предпринять для спасения собственной жизни, потому и упал в обморок.
Из всех стволов
Но вот лошади вскочили в поселок, и стрелок потерял нас из виду, пулеметный огонь прекратился. А я тут же пришел в себя. Наверное, сработало сильнейшее стремление выполнить боевую задачу. Соскакиваю с санок и кидаюсь к телефону. А тем временем наступавшие гитлеровцы приближались к Ганту. Поселок полыхал в мощном артиллерийском огне.
Я вызвал огонь всей артиллерии двух соседних дивизий в то место, где находились фашисты. По истечении нескольких минут сотни стволов обрушили совместный ураганный шквал по наступавшим танкам и пехоте противника. На стыке фронтов, а это сотни метров, творилось что-то невообразимо страшное. В короткое время враги были уничтожены — стык мы отстояли. Не смогли они прорваться в окруженный Будапешт, чтобы вывести оттуда свои войска”.
Петр Михин, участник Великой Отечественной войны