13 июня 1611 года войска польского короля Сигизмунда III ворвались в город. Началась резня.
… шёл двадцатый месяц осады. От 5-тысячного гарнизона осталась горстка: неполных 2 сотни воинов — дворян, стрельцов, пушкарей и ратников-ополченцев. Из довоенного населения города, достигшего 45 тысяч человек, выжили всего несколько тысяч — остальных выкосили голод, холод и болезни. В последнюю зиму осады в день умирало не менее 50 человек. Смоленск продолжал сопротивляться, хотя по всем меркам должен был давно уже пасть.
Польский король Сигизмунд III Ваза был в бешенстве. Победоносный поход на Москву для восшествия на русский престол из-за упорства смолян превратился в чёрт знает что. А ведь король собирался идти другим маршрутом — через Северскую землю, будущие Брянскую и Калужскую области, где не было мощных крепостей. Но магнаты Великого княжества Литовского жаждали смоленских земель — и убедили Сигизмунда, что Смоленск немедленно откроет ворота при появлении королевского воинства.
Не открыл. Ни при появлении под его стенами гусарских хоругвей, ландскнехтских рот и сотен запорожских казаков, ни после катастрофического разгрома главных сил русской армии при Клушино. А ведь это поражение, одно из страшнейших в русской истории, означало для Смоленска смертный приговор. После Клушино всем было понятно — помощь не придёт. Выбор оставался между смертью и капитуляцией.
Смоляне выбрали смерть. И тем самым дали шанс на жизнь всей России.
Ведь к осени 1610 года казалось, что потеряно всё. Бояре большей частью спят и видят, как бы выгоднее продаться Сигизмунду или его сыну Владиславу. Дворяне и казаки растеряны, часть из них тоже присягает польскому королю. Всё. Шансов нет. Самостоятельная история России окончена — теперь это «кресы всходные» Речи Посполитой.
А Смоленск держался. И показывал своим примером, что ничего не решено и ничего не окончено. Более того — смоленские дворяне сочиняли и рассылали по всей Руси грамоты с призывами к сопротивлению:
Поревнуем и подивимся великому оному нашему граду Смоленску, его же стояние к Западу, како в нём наша же братия, православные христиане, сидят, и великую всякую скорбь и тесноту терпят, и стоят крепце за Православную веру, и за святые Божии церкви, и за свои души, и за всех за нас, а общему нашему сопостату и врагу, королю, не покорятся и не сдадутся.
Сами ведаете, с коего времени сидят и всякое великое утеснение терпят, и ни на которую меру не поползнутся и никакову их вражию прелесть и на обещание не прельстятся, что им обещает и сам наш сопостат. И все стоят единодушно, и непреклонно, и неподвижно умом и душою на их прелестное ложное обещание. И душ своих не потопят и вовеки ими погибнути не хотят, а хотят славно умрети, нежели бесчестно и горько жити.
И каково мужество показали и какову славу и похвалу учинили во всё наше Росийское государство! Да не токмо в нашу во всю пресловущую землю, но и во иншия орды, в Литовскую, и Польскую, и во иные многие; чаят, и до Рима, или будет и дале паки же, ту славу и хвалу пустили, яко же и у нас.
Да и самого того короля, лютого врага, супостата нашего, и его способников (таких же безбожников, яко же и он, которые с ним тамо, подо оным градом стоят и град тый, аки злые волки, похитити хотят и которые у нас зде, в великом нашем граде Москве живут и на сердцах наших стоят и аки лютые львы всегда поглотити нас хотят), и Сотворителя нас всех ещё удивили.
И ужасали ещё и до самого их злокозненного и злоестественного сердца им досадили, понеже у них многих доброхотных их, а наших врагов, перерубили, и перегубили, и позорныя смерти многим давали, да и ныне Божиею помощию всегда их, врагов, губят и зелне им грубят.
Чаем, яко и малым детям слышавше, дивитися той их, граждан, храбрости, и крепости, и великодушию, и непреклонному уму… Аще бы таких крепкостоятельных и поборательных по вере градов в Росийском государстве хотя и немного было, не токмо что все, никако же бы тем нашим врагам и злым волкам было в нашу землю входно, отнюдь, просто рещи, – и повадно.
С зимы 1611 года в русских землях началось массовое освободительное движение — собиралось Первое ополчение. Всем стало слишком ясно — польско-литовское господство несёт русскому народу только порабощение и угнетение. Магнаты и шляхта Речи Посполитой не собирались делиться властью и землями с «варварами-схизматиками». К русскому Сопротивлению стали массово примыкать даже те, кто ещё недавно соблазнился посулами польского короля.
В январе 1611 года смоленские дворяне, ради сохранения поместий присягнувшие Владиславу, были отправлены польским королём сражаться против разгорающегося сопротивления. Отъехав от польского лагеря, смоленские дворяне перерезали бывших с ними поляков и литвинов, и вернулись под русские знамёна. А их командир, Иван Салтыков, отправил королю издевательское письмо — где требовал немедленно убираться из Руси и обещал расквитаться за разорение и резню уже на литовских землях.
В марте у Смоленска снова появился призрачный шанс на спасение — отряды Первого ополчения собрались у Москвы, горожане столицы восстали против польских оккупантов. Но освободить весь город повстанцы не смогли, а затем и вовсе увязли в политических интригах и разборках. А до победного Второго ополчения Смоленск продержаться шансов уже не имел — его гарнизон и жители почти все погибли, и последние месяцы город держался лишь чудом. И страхом противника — слишком хорошо помнившего, какими жертвами оборачивались все попытки штурма его стен.
К лету на стенах Смоленска вместо сильных отрядов остались лишь одиночные наблюдатели, да и то не везде. Полное истощение сил города стало совершенно очевидным. Только тогда король приказал штурмовать город. И даже против считанной горстки защитников Смоленска польско-литовская армия предприняла все возможные предосторожности. Ведь под стенами города уже было похоронено почти 30 тысяч самозванных «покорителей России».
Штурм почти что незащищённых уже стен готовился в глубокой тайне. Четыре штурмовые группы должны были ворваться в город с разных сторон. Главный удар наносился литовской пехотой с северо-востока, у Крылошевских ворот близ Рачевки и башни Веселуха — где предатель-перебежчик указал на слабое место в стене. Вспомогательные удары наносились польской пехотой в двух местах у Авраамиевских ворот, где осадная артиллерия пробила брешь в стене; ландскнехты атаковали с запада через пролом, где ныне находится Королевский бастион.
Крохотный гарнизон Смоленска сумел отбить первую атаку ландскнехтов на западном участке — но на других участках стены остались только отдельные дозорные, которые были бессильны против хлынувших в город тысяч вражеских воинов. Солдаты короля Сигизмунда, взбешённые долгой осадой, огромными потерями и невыплатой жалования из давно опустевшей королевской казны жаждали мести и золота. Дожившие до последнего штурма смоляне безжалостно вырезались. Лишь часть из них сумела добраться до последнего рубежа — древнего Успенского собора, построенного ещё Владимиром Мономахом. Когда и в него ворвались жолнеры и ландскнехты, принявшиеся резать собравшихся в соборе — дворянин Андрей Беляницын схватил факел и бросился в пороховой погреб на соборном холме. Чудовищной силы взрыв наполовину разрушил собор и убил тысячи человек.
Воевода Шеин с семьёй и 15 бойцами забаррикадировался в Коломинской башне, что стояла на месте дома 12 по улице Бакунина. Его пытались выбить оттуда ландскнехты — воевода лично застрелил десятерых из них. Шеина уговорили сдаться жена и сын. Его немедленно отправили на зверские пытки — Сигизмунд был в бешенстве на непокорного воеводу и презрел все тогдашние приличия, предполагавшие рыцарское отношение к побеждённому противнику. Особенно сражавшемуся отважно и достойно.
И неудивительно — упорство смолян и полководческое искусство Шеина похоронило все грандиозные планы Сигизмунда. Его казна опустела полностью, король не мог продолжать войну — войскам было нечем платить. Вместо славы покорителя России он получил 30 тысяч трупов своих солдат и разгорающееся русское сопротивление. Весь большой и хитрый план Сигизмунда, оказавшегося на польском престоле после того, как его за католицизм выгнали из родной Швеции, рухнул. А ведь Россия была нужна ему только для усиления Речи Посполитой — чтобы разгромить Швецию, вернуть престол предков и огнём и мечом возвратить непокорных шведов в лоно католической церкви.
Так что своей стойкостью Смоленск спас от порабощения не только Россию, но заодно и Швецию.
И даже с пленением Шеина сопротивление продолжалось. Ещё 10 дней держал оборону гарнизон Днепровских ворот — самой большой и мощной башни крепости. Повреждения от огня польских пушек были таковы, что починить её так и не удалось. Поэтому сейчас на её месте — постройка XVIII века с надвратной церковью, с балкона которой по отступающим русским войскам стрелял из пушки Наполеон.
Воевать дальше Сигизмунд уже толком не мог. Спустя год капитулировал польский гарнизон в Кремле. Россия потеряла Смоленск и Северщину — но восстановила свою государственность и заимела на Речь Посполитую огромный зуб. Счета за Смуту были оплачены разве что тогда, когда польское государство исчезло с карты мира, а над Варшавой на сто лет поднялся русский флаг.
Практически полностью вымерший и вырезанный Смоленск польский король заселил колонистами из Речи Посполитой, шляхтой и мещанами. Православие было запрещено, церкви были разрушены или переданы католикам и униатам. Население города не превышало 12 тысяч человек, а управление им вместе с землями Смоленского воеводства отличалось редким бардаком. Формально для жителей Смоленска и окрестностей предусматривалось множество льгот и привилегий — но на деле это оборачивалось жестоким самодурством панов-землевладельцев, выкачивавших из крестьян всё до нитки, и самоуправством городских властей на фоне полной неспособности хотя бы поддерживать оборону города. В итоге население бежало на восток в русские пределы, а оставшиеся при малейшей возможности учиняли восстания и примыкали к разным мятежным казакам.
История трагедии повторилась фарсом. Высокий героизм и запредельная стойкость защитников Смоленска 1609-11 годов ярко контрастирует со стремительной капитуляцией польского гарнизона Смоленска перед русскими войсками в 1654 году. Мещане в гробу видели пана круля и его интересы, шляхта и европейские военспецы откровенно прикидывали, что у русского царя оклады повыше, а последний польский командующий гарнизоном Смоленска после прибытия в город чуть не запил горькую — увидев, в какие руины с дырами в человеческий рост превратилась когда-то могучая крепость за десятилетия пребывания в составе Речи Посполитой.
Ну а саркастичный литвинский публицист Циприан Комуняка долго и со вкусом упражнялся в остроумии по поводу того, как лихо доблестная и рыцарственная шляхта сдала русскому царю Смоленск, стоивший Речи Посполитой десятков тысяч погибших и полного провала плана покорения России.
Если вам нравятся наши статьи - подписывайтесь на нашу группу: vk.com/forpost863