Оказывается, изготовление мумий не требует тысячелетней истории, метафизических прозрений и целого класса бездельников, общающихся с богами. Вот папуасы—из одежды у них один фаллокрипт, в архитектуре придерживаются исключительной простоты, папуасские портики и ордеры исполняются из жердей с соломой. Оказывается, с мумификацией предков они легко справляются—а ведь колонизаторы их за людей не считали, англичане в соседних Австралии с Новой Зеландией именно на таких охотились, черепушки их на стену вешали рядом с оленьими рогами.
Вот, если с большим удовольствием глядите, нежели читаете - вам сюда:
Вообще, путешествовать, конечно, надо с британским паспортом, с СНГшными лучше выбирать себе хобби, связанное с алкоголем—потреблением или нелегальным производством; чтоб, значит, умом, а не плотью преодолевать расстояния и пронзать вселенную.
В Папуа-Новую Гвинею получить визу можно либо в их лондонском посольстве, либо за день-два на индонезийской границе—проще во многих случаях действительно через Лондон. Хотя в Порт-Морсби можно и не ехать, если вам за первобытной культурой, а не, скажем, вписать свое имя в книгу криминальных рекордов в качестве жертвы какого-нибудь изуверского смертоубийства—если за впечатлениями, стоит ограничиться индонезийской Папуасией. Добираться до нее не в пример проще: из Джакарты, с посадками, до Джаяпуры, а потом дряхленьким самолетиком до Вамены, которая и есть столица посконно-кондовой Папуасии. В Джаяпуре, которая является столицей штата Ириан-Джая, застревать не стоит: вроде, и прибрежный город, а кроме мусорных равелинов и бастионов вдоль дорог, домов и полосы прибоя здесь ничего примечательного.
Беда в том, что пластиковая революция случилась для папуасов прежде, чем они научились жить в мире одноразовых быстроживущих вещей и упаковки: бросил банановую корку—она стала удобрением, а вот бросил пакет—он лег вечным кирпичиком в Великую мусорную стену. Еще из интересного: в Джаяпуре газеты при мне печатали известия про существо размером с корову, по описанию—динозавра: оно похищало собак. А еще—именно здесь надо обязательно получить пермит на право доступа во внутренние области штата: там еще недавно папуасы вовсю партизанили.
К нам сразу прибился мужик, жевавший бетель беспрерывно: он водил нас по Джаяпуре, показывал город и неуклонно косел. Через час он люто клял индонезийцев, а через два не вязал лыка и обещал ураново-нефтяной остров в обмен на оружие для повстанцев—после победы папуасской освободительной революции.
На случай, если индонезийская охранка это посмотрит—я не сообщаю о нем никаких подробностей, однако, спешу успокоить людей в погонах: парень ничего страшнее бетеля в руках не держал и опасен только для себя.
Вамена расположена в центральной части острова, на горном плато и там вас сразу ошеломляют две вещи: бесштанность значительной части граждан и неуместная для субтропиков прохлада. Прохлада—это хорошо, а к бесштанности быстро привыкаешь: их заменяет мужчинам длинная тыква, которая срам не столько прикрывает, сколько вмещает; не целиком, но в изрядной степени.
Вамена, по правде говоря, хоть и врата в неведомое, но все-таки изрядная дыра. Мальчик без штанов и мальчик в штанах—они еще у Щедрина представители разных вселенных, мира порядка и мира хаоса. Ваменцы в брюках по части дикости своим одетым в тыковки братьям легко фору дадут: в городе поводом для конфликта может быть все. Меня с камерой возле кладбища чуть не разорвали.
Но безопасная первобытность начинается за околицей—хоть кино по Энгельсову «Происхождению семьи, частной собственности и государства» снимай
Папуасский род-племя—это святыня: мы наняли водителя и проводника (в одном лице), а он привез с собой двоих из ларца—неустановленных лица. Кто такие, зачем они сидели в собачьем багажнике джипа, кто им платил—до сих пор не знаю. Сопровождали…
С наблюдательной вышки папуасской деревни нас попытались достать стрелою—и, кстати, совсем не было чувства, будто лучник хотел промазать. На дорогу к деревне вывалила веселая гурьба охотников и собирателей того, что удалось подстрелить. Корявыми копьями они норовили пощупать нас совершенно всерьез и гомонили недружелюбно—учитывая их традиции, легко было представить себя на рогатине прожарки «велл-дан» с золотистой поросячьей корочкой.
Не-е-е, это представление все-таки, художественная самодеятельность: «Вампука имени Миклухо-Маклая». «Вэриор дэнс» продолжается минут пять, затем вождь уважительно стреляет сигаретку и подымливает себе у ограды.
Рубленная кайлом из уголька физиономия без всякой мимической трансформации начинает лучиться добротой—кстати, я потом в минский банк зашел как-то, листал тамошнюю рекламную продукцию: с одного фото—«наши кредитки работают всюду!»--улыбался мне старый мой знакомый папуасский вождь.
Употребление людей в пищу здесь больше не практикуют – ну, или, как минимум, хорошо скрывают. Последним съеденным считают одного из Рокфеллер, который приехал сюда с филантропическим желанием одеть и накормить людей – но, кажется, только накормил: пропал он еще в конце 70-х и даже косточек его не нашли.
Это и понятно: каннибалы – они совсем не дураки и прекрасно знают, что пучок петрушки может быть знатной особе сколь угодно к лицу, но начальство почему-то пресекает все попытки так украсить человека. Особенно, если у родственников опетрушенного миллиардов больше, чем в вашей стране миллионов населения.
Папуасы от былой дикости давно отошли: огонь зажигают трением только если им прилично заплатить – курят здесь поголовно и применять дедовский способ для прикуривания как-то некомильфо. Пойди, выкури пачку, если прежде полчаса надо практиковать ЗОЖ с трутом и всякими палочками-веревочками
Вместе с тем, многие из паралюдоедских обрядов и традиций еще вполне живы – скажем, женщинам полагается рубить по фаланге пальца по смерти близкого родственника: у пожилых теток, вроде этой, от принуждения к скорби руки, как у учителей труда в былые времена – словно они не очень трезвыми что-то фрезеровали или пилили.
В общем, лайкайте, если не заскучали: я тотчас же вторую часть этого опуса сооружу:)