Мы стояли северо-западней Москвы и вели бои местного значения. Немецкие войска к этому моменту сильно истощились. Перед всей разведкой армии возникла главная задача постоянного наблюдения за войсками противника. С нас со всех требовали привести "языка". Требовалось узнать какие силы и какие войска противника находятся перед нами. Мы постоянно организовывали вылазки, но безрезультатно. Немцы близко к себе не подпускали. Они всё время ведут пулемётный огонь, не переставая пускают осветительные ракеты.
Я снова послал группу разведчиков на территорию немцев. К утру они возвратились с несколькими мешками каких-то документов. Мы хотели их сначала сжечь.
Но наш переводчик прочитал, а затем перевёл:
- Товарищ капитан, смотрите какую папку я здесь откопал!
- Ну и что в ней примечательного?
- Эта папка ветеринарного кабинета немцев. Здесь указаны и зарегистрированы все лошади, которых лечили. Описаны, чем лошадь болела, какое лечение получала. Но самое главное из какой военной части эта лошадь прибыла. А вот, даже адреса линейных и тыловых подразделений.
- Да, Егоров, у немцев ветеринарная служба работает лучше нашей медицины.
С этими ценными фактами я пошёл в штаб. Тут меня полковник встретил с недовольным видом:
- Ну, что, капитан, бумаги твои может и хороши, но они многого не дают. Нужен язык! В который раз тебе говорю!
- Языка мы добудем, но требую устроить для этого обстрел по немцу. Без артиллерийского огня взять языка практически не возможно. Немцы стали очень осторожны, не вылезают просто так.
- Ну и сколько выстрелов, капитан, предлагаешь сделать?
- Товарищ полковник, мы прикинули триста, триста пятьдесят снарядов надо на них обрушить.
- И где я тебе столько возьму, для твоей вылазки? Никто нам столько просто так не отвалит! Такой план я должен утвердить вместе с "хозяином" армии.
На следующий день просьбу мою утвердили. Артиллерийский огонь будет, но будет и наступление. Немцев должны выгнать с плацдарма.
Всё утро наша артиллерия бомбила фрицев. Мы воспользовались этой ситуацией, взяли языка. Какой-то немец вышел прямо на нас. Я схватился с ним, один на один. Он заехал мне в глаз, после чего даже синяк у меня появился. Ну а я стал его душить. Он что-то кричал, помню только его последние слова:
- Мир ист и ибэль! Мир ист и ибэль!
Когда мы его привели в штаб, то он оказался отличным языком. Служил писарем при штабе, а потом решил повоевать. Ему очень хотелось заработать медаль или орден.
Я же, в первую очередь, узнал у нашего переводчика, что он мне орал во время нашей драки. Оказалось:
- Меня тошнит, меня тошнит!
Да лошадей немцы лечат хорошо, но какая чувствительная нация. Тошнит их понимаете.