Откуда появился язык? Как люди смогли договориться, что каким словом называть? Ведь в Библии все понятно: людей языку научил Бог, а потом разгневался и придумал для каждого свой язык
На самом деле, это просто неправильная постановка вопроса. Люди никогда не договаривались между собой, что каким словом называть (разве что в самое последнее время иногда договариваются о научных терминах). Точно так же, как не договариваются между собой куры о том, что значит их «куд-куда», а кошки — что значит их «мяу». Тем не менее и куры, и кошки, и другие животные друг друга прекрасно понимают. У кур, например, есть специальный звук, которым они сообщают о том, что в небе появился опасный хищник — ястреб. А другой звук обозначает, что, мол, тут есть еда — куры, когда его слышат, начинают тщательнее смотреть себе под ноги, стараясь выискать зёрна.
Но это, конечно, не значит, что Бог дал свой язык курам, кошкам и всем остальным. Сигналы, при помощи которых животные общаются друг с другом, точно так же возникали в ходе эволюции, как и сами животные. И ученые во многих случаях умеют показывать, что такой-то сигнал вида-потомка произошел из такого-то сигнала вида-предка. Или даже не из сигнала, а просто из какого-то действия. Например, чистит утка перышки, расправляет, жиром смазывает — это примерно так же, как мы зубы чистим, чтобы служили дольше и не портились. Но вот селезень стал чистить оперение перед самкой-уткой, мелькнули яркие перышки на крыле (так называемое «зеркальце»), и утка их заметила — получился сигнал: теперь утка знает, что селезень хочет поухаживать за ней. Вернее, сигнал получился только тогда, когда все селезни привыкли, задумав поухаживать, чистить перед самками перышки, все утки привыкли, увидев «зеркальце», готовиться к «свадьбе», и (самое главное!) привычки эти закрепились в генах.
Человек (как и верветки) относится к отряду приматов. А приматы — животные очень умные и наблюдательные. Человекообразные обезьяны наблюдательнее других. Они видят, что делают сородичи, и понимают, что у тех на уме. Они даже могут создавать «сигналы» по ходу дела. Джейн Гудолл, долгое время наблюдавшая за поведением шимпанзе в природе, однажды стала свидетельницей такого случая: самец шимпанзе (которого она назвала Фиган) очень хотел добыть себе на обед поросенка кистеухой свиньи, но понял, что в одиночку сделать это было совершенно невозможно, и обратился за помощью к другому самцу, Жомео. Фиган посмотрел на заросли, где исчезла свинья с выводком, обернулся к Жомео и качнул ветку. Этот знак — качание ветки — самцы шимпанзе используют, чтобы подозвать к себе самку. Но у Фигана в данном случае были совершенно другие намерения. И хотя к Жомео никто никогда не обращался с таким сигналом, он быстро догадался, что имелось в виду, и вместе с Фиганом устремился в заросли. Охота удалась.
Некоторые из сигналов, однажды созданных по ходу дела, могут запоминаться надолго и переходить из поколения в поколение. Например, шимпанзе, живущие в горах Махале, ухаживая за самками, с громким звуком обгрызают листья — и самки всё прекрасно понимают. В других местах самцы шимпанзе ухаживают за самками по-другому (например, шимпанзе, живущие в национальном парке Таи, постукивают костяшками пальцев по стволу небольшого деревца), но самки, опять же, понимают — привыкли. Эта привычка совсем другая, чем у кур и даже чем у верветок. В генах у шимпанзе не заложено даже заготовок такого поведения — запрограммировано лишь стремление понимать, что делают другие и чего они хотят. Поэтому и могут шимпанзе создавать новые сигналы — в первый раз сородичи, увидев сигнал, подумают и догадаются, а после какого-то количества повторений просто привыкнут. Люди даже сумели обучить выросших в неволе шимпанзе пользоваться языком жестов — конечно, не очень хорошо, примерно на уровне двухлетнего ребенка, но всё-таки. А шимпанзе, научившись, стали учить жестам своих детенышей!
Отсюда до человеческого языка — один шаг. Нужны были такие условия, при которых стало очень важно и нужно замечать очень много разных вещей в окружающем мире. Кто заметил — воскликнул что-то (может быть, даже не нарочно, просто «вырвалось», как говорится), остальные поняли, соотнесли одно с другим. И запомнили: такой-то звук бывает, когда в мире происходит то-то и то-то. Когда это в следующий раз произойдет, можно будет не думать, какой звук издавать, а издавать тот же самый: ведь его все запомнили и теперь поймут. Привыкли. Привычка эта не врожденная, поэтому каждому детенышу приходится учиться. Но у крупных обезьян детеныши взрослеют долго, так что выучиться вполне успевают. У предков человека взросление становилось всё более долгим — в том числе и затем, чтобы выучить все необходимые сигналы.
А сигналов предкам человека нужно было чем дальше, тем больше. Они были всеядны — значит, надо было уметь добывать самую разную пищу, надо было помнить множество всего того, что позволяет эту пищу обнаружить, добыть и съесть. Например, одно дерево можно потрясти — и упадут вкусные плоды, а другое трясти бессмысленно, поскольку ничего съедобного на нём не растет. Доесть остатки львиного обеда можно, если улучить момент, когда лев уже наелся и ушел, а другие любители мяса еще не появились. И так далее. Если тот, кто заметил что-то важное, сумеет донести свои наблюдения до других членов группы, всем им будет жить лучше, и детеныши в этой группе будут более успешно доживать до взрослого возраста, чем в той, где каждый за себя.
А когда предки человека стали делать орудия, понадобилось замечать еще больше всего. Один камень годится для орудия, а другой — нет. Из одного вида камней хорошо делать орудия для одного, из другого — для другого. Значит, камни надо различать. Когда делаешь орудие, надо обращать внимание на множество разных моментов — иначе только время зря потратишь. И всё это надо хранить в памяти, а если понадобится, то — хотя бы «на пальцах» — объяснять другим. Еще больше всего надо было учитывать тем, кто стал жить не в тропиках, а в умеренном климате. Им приходилось пользоваться огнем, делать одежду, строить жилища... Да и поддержание дружеских отношений с сородичами требовало немалого ума, надо было принимать во внимание множество особенностей их характера, поведения, настроения. Вот и появлялись всё новые и новые сигналы.
Когда сигналов очень много, в них трудно ориентироваться, если нет никакого порядка. И порядок, конечно же, возник. Таково свойство человеческого ума — пытаться всё, что можно, упорядочить. Появились правила, как из одного сигнала сделать другой и какой смысл при этом добавится. Появились правила, какой сигнал за каким должен следовать, если они оказались рядом, — и как изменится смысл, если этот порядок поменять, и еще множество других правил. Стало можно делать новые сигналы не «с нуля», а просто немножко изменяя уже известные. Хотя, конечно, лучше не строить всякий раз сигналы заново, а запоминать те, что уже построены — так надежнее, если хочешь, чтобы тебя поняли не только правильно, но и быстро.
У предков человека мозги постепенно увеличивались — увеличивалась и память. В итоге в человеческом языке «сигналов» — слов, их частей (корней, приставок, суффиксов), а иногда и целых сочетаний, которые надо запоминать целиком, — стало гораздо больше, чем у любого вида животных. И упорядоченность у языка гораздо выше — в любом языке, даже у самого маленького племени с самым нехитрым жизненным укладом, правил столько, что ученым, чтобы описать их все, приходится писать толстую-претолстую книгу — грамматику. И еще одну толстую книгу — словарь. В нём десятки тысяч слов — это не считая тех, которые можно быстренько образовать по ходу дела, добавив какой-нибудь суффикс или приставку.
Самое, пожалуй, примечательное свойство человеческого языка, отличающее его от всех других известных в природе коммуникативных систем, — это то, что очень многое в нём можно достроить. Большинство предложений и словосочетаний мы строим прямо во время разговора (если, это, конечно, не что-нибудь вроде «куй железо, не отходя от кассы»), иногда строим слова, легко (даже сами не замечаем, как) достраиваем формы слов. В какой-то момент это свойство появилось — и тогда язык не надо стало выучивать целиком наизусть. Ну, а раз не надо — никто и не будет мучиться.
И получилась забавная вещь: в языке всё время что-то чуть-чуть менялось — то произносилось немножко не так, то сочеталось не с тем... Дети и родители, конечно, всегда друг друга понимали, но уже за какую-нибудь тысячу лет язык изменялся довольно сильно. Если группа разделялась (а если группа успешно выращивает потомство, это с ней произойдет непременно, потому что в какой-то момент в ней станет слишком много народу), то изменения шли в разном направлении — так и получились со временем разные языки. А теперь ученые-лингвисты сравнивают языки между собой и понимают, у каких языков был общий предок, когда он распался на языки-потомки и как (примерно) выглядел.
