Сильный ветер хлестанул лесную поляну огневым веником ливня. Она взяла меня за руку, и мы побежали. Её косы, которые она не стригла никогда, намокли и отяжелели. Мы бежали со всех ног. Она не отпускала мою ладонь. Я слышал сердцебиение близкого неба. Врозь - мы не смогли бы так стремительно двигаться. Где-то далеко раздалися удары в бубны. Макушки деревьев пригнулись от ветра и рвались сорваться с места. Так продолжалось с полчаса. Мы добежали до железнодорожной станции и под навесом отдышались, обнявшись, мокрые, как будто забытые на скамейке плюшевые игрушки. Сердцебиение стихало. Она спросила о часе моего возвращения назад, глубоко глядя мне в глаза. Я молчал. Она снова спросила. И когда перрон медленно поплыл, разделяя нас, она спросила опять, всё продолжая держать меня горячо за руку. Но я молчал. Наконец она отпустила меня, не в силах больше бежать... Холодная сталь рельсового полотна сверкнула на повороте. Она кричала мне вслед. Я смотрел на неё. Больше мы никогда не виделись.
Сильный ветер хлестанул лесную поляну огневым веником ливня. Она взяла меня за руку, и мы побежали. Её косы, которые она не стригла никогда, намокли и отяжелели. Мы бежали со всех ног. Она не отпускала мою ладонь. Я слышал сердцебиение близкого неба. Врозь - мы не смогли бы так стремительно двигаться. Где-то далеко раздалися удары в бубны. Макушки деревьев пригнулись от ветра и рвались сорваться с места. Так продолжалось с полчаса. Мы добежали до железнодорожной станции и под навесом отдышались, обнявшись, мокрые, как будто забытые на скамейке плюшевые игрушки. Сердцебиение стихало. Она спросила о часе моего возвращения назад, глубоко глядя мне в глаза. Я молчал. Она снова спросила. И когда перрон медленно поплыл, разделяя нас, она спросила опять, всё продолжая держать меня горячо за руку. Но я молчал. Наконец она отпустила меня, не в силах больше бежать... Холодная сталь рельсового полотна сверкнула на повороте. Она кричала мне вслед. Я смотрел на неё. Больше мы никогда не виделись.
