— Так держать! — весело приговаривал Локтионов, наблюдая за движением конников.
Вместе с Прокаевым он стоял у пулеметного окопа. Отсюда перед ними, подсвеченная лучами солнца, открывалась широкая панорама боя.
Из окопа раздался чей-то пронзительный голос:
— Ложись!
Поднимаясь минуту спустя с земли, Локтионов увидел распластавшегося рядом Прокаева. Он был без шапки, с окровавленной головой. В нескольких метрах от них зиял косяк свежевспаханной земли — след от разорвавшегося снаряда.
Двое дюжих пулеметчиков осторожно подняли своего командира, усадили на «стульчик» из рук, понесли к хате. Жизнь покидала Прокаева...
В дождливую ночь с 7 на 8 февраля 1944 года не умолкая гремели орудия и минометы. Обстреливали Селище. Туда отходили остатки разбитых немецких частей.
К утру дождь перестал. Облака раздвинулись. Выглянуло холодное февральское солнце. С высотки стало видно далеко-далеко. А Кубанцева и Бабешко, ушедших в разведку, все еще не было.
Я обошел огневую. В неглубоких, наспех отрытых окопах сиротливо стояли минометы. Бойцы кольцом сомкнулись вокруг Кириченко. Шел разговор о героической обороне Квиток.
Беседу парторга прервала команда Ченчика. Расчеты бросились к минометам. Батарея возобновила стрельбу по лесной дороге, выходившей из Селища.
Короткие огневые налеты повторялись несколько раз. По соседству оказался корпусный минометный дивизион.
Стреляли и пушечные батареи. Артиллерия работала на совесть.
Вернулись Кубанцев и Бабешко, принесли с собой новости: казачьи полки овладели Валявой, вышли к Завадовке и соединились с войсками 52-й армии. Положение окруженной группировки гитлеровцев стало катастрофическим.
— Самое главное! — Володя сделал паузу, картинно поправил каштановый вихор и сообщил доверительно: — Командование фронта предложило немцам сложить оружие. Капитулировать! Запомни сегодняшнее число — восьмое февраля...
— А предложение-то как, принято?
— Пока неизвестно.
— А ты думаешь?
— Вроде должны принять,— не совсем уверенно ответил Кубанцев.— Сам посуди, куда им деваться?.. Петля затянута. А впрочем...
На рассвете наша батарея вместе с 214-м кавалерийским полком подошла к высоте с отметкой 234,5 метра.
Обыкновенная, ничем не приметная высота. Бесснежная. Умытая дождем. Подсушенная ветром. Но она находилась на выгодном для нас рубеже — между Квитками и Валявой.
Занять высоту приказали «на всякий случай», если противник будет проявлять активность. Пока было тихо...
Стали рыть окопы — работа застопорилась. Пошел от расчета к расчету. Спрашиваю:
— В чем дело?
— Даром землицу кидаем,— признался Писарев, вертя в руках черенок лопаты.
Сержант выражал мнение многих. Со вчерашнего дня только и было разговоров: примут немцы предложение о капитуляции или нет? Здравый смысл подсказывал: должны! От разгрома им не уйти, а условия капитуляции гуманные.
Мы находились далеко от штаба своего полка. О дальнейшем развитии событий не имели понятия. И сама предосторожность подсказывала: «А вдруг получится наоборот? Вдруг восторжествует безумие? Отпетые головорезы, верные своему фюреру, способны на любую авантюру... Что тогда?»
Я вызвал командиров минометов. Прибежали все — с нетерпением ждали новостей. Мне нечего было говорить, я лишь приказал быстрее рыть минометные окопы.
В ответ Писарев, как обычно, с апломбом заявил:
— Считайте, боям под Корсунем конец, крышка,— сержант эффектно сделал крюк рукой. Его литая узкоплечая фигура поворачивалась из стороны в сторону. Писарев искал поддержки у товарищей. Не найдя, продолжал:— Попомните мое слово: двинут теперь казаков к Южному Бугу. Немцы, поди, скучают там...
Командиры направились к расчетам. Работа пошла дружнее. Батарея зарывалась в землю. Я ждал от Ченчика команды...
Наконец вечером комбат по радио связался с Падалко. Начштаба передал, что противник отклонил предложение о капитуляции. В конце разговора Падалко предупредил о постоянной готовности к открытию огня.
Я снова собрал сержантов.
— А что я сказал? — невозмутимо пробасил Писарев, выслушав меня.— Бить их, иродов, надобно, к Бугу гнать! Иначе...
— Будет тебе. Илья-пророк,— перебил его Заваляев, командир первого миномета.— А еще «попомните мое слово»...
Все грохнули от смеха.
Среди ночи разразилась перестрелка. В эскадронах, захлебываясь, трещали пулеметы. Дошла очередь и до нас.
Темными причудливыми машинами выглядели минометы на фоне фиолетового неба. Дышали огнем. Высекали искры. Влажный ветер раздувал искры и быстро гасил.
Понравилась статья? Поставь лайк, поделись в соцсетях и подпишись на канал!