На выходе из метро Якова поджидала толпа. На лицах читалось ожидание чуда или по крайней мере сенсации. Солнце мерцало, как пережившая свой век лампа накаливания, озаряя грубые бетонные ступени под мрамор, и ржавые ряды крыш, подкрашивающие подтёками выцветшие жёлтые стены. Между высотными зданиями церкви имени Высшей Борьбы с заляпанными окнами и собора Внутреннего Преодоления седьмого созыва показался исполинский дирижабль с портретом на борту. Портрет настораживал отеческой улыбкой и всматривался в каждого прохожего. Воздух интенсивно пах архаичной кёльнской водой и стиральным порошком с агрессивными цветочными добавками.
А толпа неистово шумела. Причём кроме возгласов приветствия, зачитываемых по бумажке, слышались оживлённые споры о ценах на коммунальные услуги и раздражение на отказавшихся прийти на встречу. Якову стало неловко, он даже оглянулся, надеясь, что масса встречает кого-то позади него. Но позади оставались лишь затемнённые двери выхода из станции метро Центральная из поликарбоната и алюминия Е173, оранжевая тень уборщика и сотрудники в костюмах. По серым ступенькам торжественно поднялась телеведущая с мохнатым, как полагается, оператором и красным кабелем в стразах. Стразы привлекли внимание и напомнили что-то из детства. Кажется, секретики в земле, которые он с друзьями безжалостно разорял, похищая драгоценные цветы и вырезки из журналов. Яков улыбнулся телеведущей в самый подходящий момент, как по сценарию.
- Оксана, - твёрдым голосом представилась девушка. – Независимый канал четыре.Б.одиннадцать.
- Яков. - улыбка тут же уступила место настороженному ожиданию вопросов. – Вышел из метро.
- Как съездили? Вы – первый пассажир, вышедший из станции всего за один день!
Толпа в ожидании достала что-то поесть. Практически вся толпа, хотя никого особенно не готовили к подобной реакции, видимо, вполне естественной.
- Я, собственно, ещё не доехал, - осторожно начал Яков.
- Вы не пересели?
- Я и посидеть то не успел.
- Всё в пути, значит? - залихватски подмигнула телеведущая. – Ни минуты на отдых? Это по-нашему!
- Да не совсем. Мне ведь нужно было пересесть на шестнадцатый.
- Но вышли на Центральной, чтобы своими глазами увидеть? – попыталась помочь девушка, недвусмысленно ожидая правильный ответ.
- Такой был план. - нехотя согласился Яков, но, вздохнув, добавил. – К тому же, я всё таки пока не разобрался в схеме метро. Оно как-то изменилось за эту неделю.
Окружающие снисходительно улыбнулись. Приезжие. Предположения эти читались по глазам, по рукам и даже по губам.
- Нет, я же метрополитен хорошо знаю, все станции. Просто он меняется быстро.
- Метросеть. Мы избавляемся, возвращаемся к корням. И как она вам, Наша, обновлённая?
Яков задумался, даже закрыл глаза. Пауза задержалась. С ней надо было что-то делать, но так не хотелось. «Такая прекрасная пауза», - думалось ему. – «Разве нельзя её потянуть? А вот бы ещё присесть?»
- И всё же, - пробудил его бряцающий голос: – Как вам? Вы знали, что под землю это самое высокое человекопересаживающее сооружение в Европе? Это же стройка кафкианских – простите – федеральных масштабов. Телеведущая ещё пару раз открыла рот в попытках что-то добавить, да так с ним и застыла.
Произошло что-то явно разрушительное и неоперабельное. Где-то по периметру площади образовались пробоины, и она дала течь, сперва едва заметную, деликатную, а через пару минут масса хаотично, хотя и с привычной динамичностью вытекла на улицы, чтобы затеряться в лабиринте переулков. Лицо телеведущей, бледное, жалкое от испуга, самостоятельно спустилось по ступенькам и позволило себя отвезти вместе с оператором. Даже дирижабль неуклюже пятился, тарахтя всеми моторами, пока не скрылся за стенами церквей, уступив место низким тучам.
Яков уже хотел было сделать первый шаг, искренне переживая за телеведущую и браня себя за то, что не помог ей выбраться из этого кошмарного недоразумения, как к нему приблизились, сразу трое. Приблизились и, поделившись огорчением за такое нелепое происшествие, весьма прилично и совершенно ненавязчиво попросили помочь им разобраться в нём, всячески извиняясь за то, что им приходится отрывать его от поездки и заранее благодаря за помощь, которую он несомненно окажет им, если поделится своим независимым взглядом, после чего пообещали лично помочь разобраться в маршруте следования.
Пошёл редкий дождь, смывая запахи парфюмов, валерьянки и стирального порошка.
- Хорошо, что сейчас пошёл, - зачем-то заметил Яков.
- Да, - одобрительно отметили ему и что-то записали в чёрной папке. – Массе вреден и дождь, и другие похожие метеорологические явления. Пойдёмте, это близко.
Яков вздохнул пред тем, как вновь погрузиться в чрево Центральной, и нехотя последовал в двери служебного входа, преследуемый тяжёлым сознанием необходимости отказаться, повернуться и выбраться, даже убежать – пусть смеются и осуждают, но бежать прочь.
За дверью стояла обаятельная девушка в форме, лет семнадцати, с запахом утюга и картонных папок. Она поделилась радостью, что Яков вернулся, незатейливо улыбалась, выжигая любые сомнения, и предложила понести сумку.
- Она не тяжёлая, что вы? – удивился Яков, растерянный от волнительного прикосновения её ладони.
- Туда с багажом нельзя, - с пониманием объяснила юная сотрудница. - не волнуйтесь, вы его непременно получите обратно. Возьмите жетон.
Яков, провожая взволнованным взглядом лёгкую походку, обнаружил в руке потёртый гардеробный жетон с пятизначным номером. Далее его путь в сопровождении пролегал по коридорам различных отделов, управлений, подразделений и секций, пересекал широкие и узкие коридоры с бетонными стенами разнообразной высоты, огибал охраняемые стратегически важные тела исполинских трансформаторов и неуклонно спускался по холодным лестницам самого высокого человекопересаживающего сооружения под землю в Европе. Спуск продолжался несколько часов, и всякий раз, когда сопровождающие замечали, что степень раздражения Якова подступает к теоретической конфликтной границе, его поили чаем с сахаром и кормили супом в специально отведённых бетонных помещениях без окон с репродукциями Шишкина, Мортена Мюллера и Лессера Ури. Суп был вкусным. Яков насчитал четыре присеста с супом и два – только с чаем. Но от предложения последней заминки он уже сухо отказался. Скорее покончить с этим наваждением и снова оказаться под открытым небом.
Между тем было занятно наблюдать изменения в обстановке, сопровождающие его погружение на нижние уровни. Под наружными, находящимися непосредственно под землёй этажами, отделанными фанерой и местами крашенным гипсокартоном, переплеталось несчётное множество бедных переходов, в голых бетонных стенах и на потолке которых местами не были до конца удалены формовочные швы, а освещение скорее походило на шахтёрское. В то же время на глубине убранство смущало неестественным богатством оформления, конечно, безвкусным, но, кажется, непоказным.
Якова оставили в небольшой прихожей со скамейками ожидания, расставленным вдоль стен, и попросили обождать ещё совсем немного. Секретарь за сложной системой столов с покоящимися на нём дисплеями и телефонами ободряюще кивнул в подтверждение этим увещеваниям, добавив новую запись в отдельном устройстве, на котором тут же высветились паспортные данные новоприведённого. Кто-то из ожидающих поинтересовался, по какому параграфу его пригласили, другому стало любопытно, в который раз он на собрании, а третий спросил, на какое расстояние от места размещения действует его временный пропуск, и вообще, в какой секции он живёт, и есть ли там допуск к библиотеке и новостям. Якову стало тошно, в глазах чернело, а сердце не могло подобрать безопасный ритм. Перед ним оказался стакан воды с таблеткой на блюдце.
- Это глубина. - с пониманием объяснил секретарь. – Примите, вам стане легче.
Таблетка оказалась ядовито-жёлтого цвета и пахла весьма остро. Яков кивнул в знак благодарности, но принял только стакан.
- Как пожелаете, - терпеливо отреагировал молодой человек в приятном костюме, кажется, даже с жилетом, – могу предложить вам суп.
Яков уже готов был взорваться и высказать всё, что он думает о супе, но соседи с обоих сторон схватили его за локти, когда Яков начал подниматься с места, и деликатно заверили секретаря, что гражданин не нуждается в поддержке, что они своими силами поддержат его ожидание и в вызове профессиональной поддержки нет никакой необходимости. Служащий станции недоверчиво изучал Якова, пока тот, окончательно сбитый с толку панической реакцией окружающих, не подтвердил, что он ни в чём не нуждается, всем доволен и готов ждать.
- Вы в первый раз? – осторожно поинтересовался пожилой гражданин в серой тонкой водолазке под стареньким пиджаком, когда секретарь возвратился за свои столы.
- А вы, видно, нет.
Сосед некоторое время молчал, потом всё же встал и хотел было пересесть, но оглянулся на входную дверь и в спазматическом вздохе вернулся на место.
- Извините. У меня был долгий день и очень длинный спуск.
- Это вы меня простите за назойливость. Здесь не желательно. - пространно пытался намекнуть собеседник. – Вы лучше скажите, вы видели кого-то с поверхности?
Секретарь тут же резко встал со своего высокого кресла. Пожилой человек виновато улыбнулся ему:
- Простите, я всегда забываю. Всё в порядке, - и закрыл глаза, скрестив руки на груди, словно собираясь задремать.
Дважды грязно провыла сирена из динамика и лампочка над массивной дверью, прежде не замеченная Яковом, сменила красный свет на зелёный. Секретарь встал у двери и с долей торжественности попросил зайти посетителей по одному.
Приглашённые оказались в небольшом, освещённом строгими флаконными люстрами зале, разделённом ровно на пустое пространство с истёртым паркетом и подиум с лестницей в шесть ступеней по всей длине. На этом искусственном возвышении протянулся стол с зелёной скатертью, за которым сидело пять мужчин и одна женщина на фоне икон, развешенных по всей задней стене. На ступенях лежало четыре овчарки и один пудель.
- Простите, что не можем предложить вам стулья, - развеял молчание мужчина в центре стола, когда дверь за последним посетителем неспешно закрылась, – мебели у нас внизу совсем немного, едва хватает на ваши апартаменты.
Яков заметил краем глаза, что кто-то из восьми приглашённых угрюмо улыбнулся. Остальные, похоже, слышат эту вступительную речь далеко не в первый раз. Они встали в ряд без всякой команды и по всем виду приготовились к продолжительному монологу. Подступила паника. Яков не слышал слов, не видел лиц, он хаотично перебирал возможности убежать. Чёрт с ней, с сумкой. Документы можно восстановить, телефон – купить новый. Он прикинул, что дня за три доберётся до поверхности своим ходом, только бы выбраться за дверь. Размышления разбились от непрерывного повторения его имени.
- Что же с вами? Глубина? – к нему обращалась женщина в затемнённых очках с хорошо поставленным голосом.
- Извините. Задумался.
- Скажите, пожалуйста, какие ваши действия, слова, выраженные в намёке, брошенные с безответственной случайностью, указывающие напрямую или косвенно, имеющие характер враждебной или не обусловленной деструктивной критики, необдуманной иронии или однозначного высмеивания, иные невербальные сигналы или в данном ключе не упомянутые формы взаимодействия могли вызвать у сотрудницы «Независимого телеканала четыре.Б.одиннадцать» мысли или размышления, эмоции или реакции другой формы, виновные в трагической оговорке, повлёкшей за собой последствия, упомянутые выше господином зампредседателя следственного отдела при главкоме по борьбе против нарушения статей §438-§459 и §481.3 б-г «Закона об Охране Этатического Соотечествования»?
«Следственный комитет», - только и понял Яков. Сосед дамы с хорошо поставленным голосом что-то шепнул ей на ухо, с лёгким смешком, живо прильнув к её плечу. Женщина устало вздохнула, тут же утратив интерес к собеседнику – или допрашиваемому? Она взяла в руки карандаш и начала меланхолично что-то зачёркивать и переписывать в своих бумагах. Мужчина же в свободном буром костюме, полный и лысеющий, в круглых очках, слишком маленьких для солидного лица, наверняка, остряк и в молодости неуёмный бабник, не торопясь налил себе полную чашку кофе из эмалированного термоса и раскрыл перед собой чёрную папку.
- Мы непременно вернёмся к этому вопросу, не сомневайтесь, – добродушно принял он эстафету, – а пока расскажите нам, пожалуйста, как вы вообще оказались на станции метросети Центральная? Почему вы выбрали именно этот объект, а не Валоводоходную для пересадки? Вам ведь хотелось, как вы уже самостоятельно признались на поверхности, – бурый костюм сверился с папкой, поправив спатившиеся очки, – пересесть на шестнадцатый. Зачем же делать такой крюк, зная, к тому же, как сложны переходы внутри объекта?
– К тому же, – прохладно добавил сдавленный голос откуда-то с левого края стола, – нам стало известно, что вы прибыли на станцию с багажом. Где вы его оставили?
– С каким багажом? – только и смог вымолвить Яков.
– Всё по порядку. – примирительно перебил обоих бурый костюм с добродушной видимостью. – Вы не волнуйтесь, времени у нас очень много. Начните всё по порядку. И не стесняйтесь, говорите только фактами. Это неоценимо ускорит процесс.